Тридцать дней до развода (СИ) - Хаан Ашира - Страница 35

Никакие мои «я очень занята», «может, в следующий раз» и прочие вежливые отмазки на нее не действовали. Не заявлять же ей прямо, что я не собираюсь дружить с бывшей женой своего возлюбленного?

Вот и кралась вдоль кустов, готовясь в любой момент шмыгнуть на узкую дорожку под окнами домов. Но все равно пришлось пересекать бульвар и ждать, пока переключится светофор. Дернулась, конечно, когда красная «мазда» подъехала подозрительно близко, но отвернулась, про себя проговаривая цифры на светофоре. Испугалась тогда только, когда дверца машины хлопнула и меня прихватили чьи-то руки.

— Это я, не бойся, — мурлыкнул на ухо Богдан.

— А я не боюсь, — почти не соврала я, узнав его по запаху, касанию, какой-то особой ауре. — Красивый мужчина ловит на улице и затаскивает в машину. Чего тут бояться?

— Вроде пока не затаскивает… — озадачился он.

— А зря!

— Понял.

Целоваться пришлось уже отъехав подальше от перекрестка, во дворах.

— А твоя машина… — начала я, нервно прикусив губу.

Богдан осторожно освободил ее от моих зубов… и прикусил сам.

— В сервисе, эту дали на замену пока, — он щекотнул мою шею фыркающим смешком. — Даш, а, Даш… Ты правда меня считаешь вот тем, что на боку было написано? Красненьким?

— Заметил меня, да?.. — Я уткнулась лицом в его грудь, переживая волну стыда. — Прости…

— Видел вас обеих на камерах… — Богдан чмокнул меня в нос и наконец доехал оставшиеся двести метров до своего дома. — Очень удивился. Пришлось быстро забалтывать полицию, чтобы они тоже не удивились. Сказал, что передумал и претензий не имею.

— Ох… — я прижала ладони к пылающим щекам.

— Чего ох? — Он открыл мне дверь и протянул руку. — Хотела пораскрашивать мою машинку, могла бы попросить. Я тебе ни в чем не откажу.

Глаза его смеялись.

— Ты невозможный и прекрасный, — призналась я ему уже в лифте. — На месте Аллы я бы тоже не хотела с тобой разводиться.

— И не надо, — шепнул он мне в волосы, захлопывая и запирая за нами дверь. — Знаешь анекдот? Не люби вдовца — одну жену в гроб загнал и тебя загонит. Не люби разведенного — с одной развелся и с тобой разведется. Не люби холостого — до тебя не женился и на тебе не женится. Люби женатого — жену любит и тебя любить будет!

— Меняю свое мнение! Не прекрасный, а ужасный!

Но как бы я ни старалась, не смеяться я не могла. Вся тьма и все страхи, вся вина и стыд моего положения в присутствии Богдана таяли без следа. Рядом с ним мне становилось легко, спокойно и я верила, что все будет хорошо. Уже совсем-совсем скоро…

— Как я тут оказалась? — удивленно оглянулась я, обнаружив себя у Богдана дома и снова уже практически раздетую. — Ты меня заболтал!

— Я такой, — довольно кивнул он. — У меня для тебя сюрприз. Пошли в комнату.

— А блузку расстегивать для сюрприза обязательно? — спросила я.

— Конечно! И лучше даже снять.

— Тогда ты тоже, — сюрприз подождет, я считаю.

Но не зря он посмеивался, стаскивая с себя рубашку и позволяя моим ладоням коснуться горячей кожи. Прижал к себе, развернулся ко входу в гостиную — и уже там выпустил, раскрутив, как в танго.

— Ой! — это я увидела ярко-рыжую кушетку и выводок таких же пуфиков вокруг нее.

— Ого! — оценила нормальную кровать вместо памятного дивана.

— Уииииии! — не удержалась от визга, заметив подвешенное к потолку кресло-яйцо.

И тут же забралась туда с ногами и втащила мохнатую белую подушку. Крутнулась, отталкиваясь ногами от пола и замерла, глядя на стену в ярко-красных маках. Повернулась в другую  сторону — противоположная тоже была такой же.  А две другие — все еще серые, лишь оштукатуренные.

— Богдан…

— Да? — он присел рядом на корточки, положил широкие ладони на мою талию и качнул кресло туда-сюда. — Ты, как дизайнер, что думаешь? Какой цвет выбрать? Обои или краска? Чтобы и под кресло подошло, и под кушетку. Шторы я купил двух цветов, но можем съездить, выберешь сама. Ты чего плачешь?

Потому что я даже сказать ничего не могу.

У меня губы трясутся, и пальцы дрожат, и в груди тоже что-то вибрирует, дергается, горячо стучит… Кажется — сердце? Сходит с ума от того, какой он обалденный.

Была бы я Аллой, я бы не машину ему разрисовывала, а методично отстреливала всех половозрелых девиц в городе. И самых симпатичных мужиков на всякий случай.

— Это для меня?..

Просто уточняю.

— А для кого?.. — и он втискивается в это несчастное кресло, которое скрипит и трещит, грозясь лопнуть, а я с опаской кошусь на крюк в потолке — держит. Нас внутри маленького мира на двоих и наш мир, обнимающий нас. Держит.

Богдан обнимает меня, укутывает в себя, шепчет нежности куда-то в плечо, задевая сухими губами, гладит пальцами по шее, сплетает наши руки, прижимает, обнимает, целует…

— Погоди, постой, — я задыхаюсь от его ласк, с ужасом и восторгом думаю о том, как мы сейчас будем выпутываться из этого кресла, но мне именно сейчас, прямо немедленно надо узнать, что там со Светкой. — Хотела спросить…

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Я кусаю губы, не зная, как сформулировать, что я ему доверяю и не сомневаюсь, мне просто интересно!

Ну еще немножко волнуюсь, конечно, но не хочу, чтобы он думал, что я правда решила, что Светка… ох!

— Да-а-а-аш… — Богдан снова смеется. Он так часто смеется со мной наедине — я не видела столько улыбок на его лице ни в день рожденья, ни на шашлыках. — Как думаешь, кому первым оправдываться — мне за кошачьи бои Аллы со Светой прямо в коридоре или тебе за военный союз с моей бывшей женой?

— В хронологическом порядке! — строго решаю я.

И он, для вида тяжело вздохнув, пересказывает мне эпопею, начиная с дарованных друзьями жриц любви, заканчивая боевым режимом двух заклятых подруг.

— И я такой думаю — мамочки, я же еще так молод, лучше отойду с линии огня! — смеется Богдан. — Но потом вспоминаю, что я же мужик! Я же должен это как-то все разрулить! А если б я разъяренную медведицу в лесу встретил и сразу рядом волчицу, я бы им тоже сказал: «Девочки, вы там между собой разберитесь»?

— И что ты сделал?! — волнуясь, спрашиваю, слегка покусывая его от нетерпения за плечо. Кажется, я тоже какой-то зверь в этом зоопарке.

— То, за что мне в юности однажды залепили: «Жестокий ты зверь, Богдан». Решил — раз работает, зачем менять тактику?

— И что это, что? — я уже подпрыгиваю на нем, уминая в мягкое сиденье кресла.

Кстати, очень удобно… И можно заодно ремень его брюк расстегнуть.

— Сказал: «Девочки, вы там между собой разберитесь», — смеется Богдан, подтягивая выше уже и так задравшуюся мою юбку. — А победительница пусть приходит.

— Да-а-а-а? — ревниво царапаю его голую грудь ногтями и чувствую бедром, что ему это очень нравится. Надуваю губы: — И что же ты будешь с ней делать?

— Что я буду делать… — Богдан выясняет между делом, что под юбкой у меня чулки, а это очень, очень удобно в таком ограниченном пространстве. — Вот это… — его пальцы заставляют меня ахнуть. — И это… — он горячий и невыносимо твердый. — И…

Я вскрикиваю и цепляюсь пальцами за переплетения лозы на стенках кресла.

— Прямо вот так и будешь делать? — я приподнимаюсь, тяжело дыша и снова опускаюсь, а он ловит мои бедра руками и задает ритм.

— Уже делаю… — мурлычет Богдан, а кресло раскачивается так опасно…

— Мне пора! — спохватываюсь я, случайно посмотрев на часы на руке Богдана. К тому времени я уже блаженно дремала в его объятиях, забыв обо всем. Кресло с честью выдержало проверку, но мы все равно перебрались на кровать. Где была моя совесть, мои принципы, а?

— Оставайся… — сонно говорит он. — И вообще переезжай сюда, зачем тебе там жить. Погоди…

Он легко вскакивает с кровати и идет к кучке одежды, сваленной на полу. Я с наслаждением смотрю ему вслед. Девчонки любили оценивать заднюю часть приходящих к нам красавчиков-моделей, а я как-то оставалась равнодушна. Даже считала это чем-то искусственным — у мужчин сисек нет, а надо же как-то зеркально их оценивать? Приходится любоваться тем, что есть.