Тридцать дней до развода (СИ) - Хаан Ашира - Страница 23

 Долго стоял в дверях, глядя на то, как я ловко раскладываю по тестовым кругляшам ложкой фарш и потом защипываю края, как учила бабушка. Мы с ней, правда, вареники лепили, но какая разница?

— Хочешь услышать настоящую историю про Аллу и Богдана? — спросил он, садясь напротив, откладывая компресс и принимаясь мне помогать. Конечно, его пельмени получались несколько кривоватыми и все разного размера, но ведь главное — любовь, а не красота, да?

Конечно, я хотела, хоть и промолчала. Он так и понял. И все-таки рассказал.

Не такой уж он оказался избалованный весельчак, как мне поначалу казалось. Скорее грустный клоун, которого заставили играть роль веселого. И история про двух братьев, одинаково сильно влюбившихся в одну девушку, и ту девушку, которой было все равно, кого выбирать, и она выбрала более успешного, — тоже только на вид была похожа на сюжет для водевиля. Рассказанная вот так, спокойным ровным тоном, с парой шуток, но человеком, который только что за эту девушку схлопотал по морде, она оказалась самым печальным, что я слышала за последнее время.

— Понимаешь… мне влетело только за одно откровенное предложение, Даш. Только за то, что я спросил разрешения у брата попробовать начать все с Аллой с начала.

— Ты все еще ее любишь? — спросила я.

Виктор печально усмехнулся половиной рта, потрогал кончиками пальцев синяк под глазом и ответил:

— Не знаю. Честно. Хотелось пообщаться, чтобы понять это. Она ведь долгие годы оставалась для меня только мечтой, недоступной и запретной женой брата. Может быть, мы уже разные люди. А может — она моя вторая половина. Но если он так яростно реагирует даже на пороге развода, значит, не все у него остыло. А на пути у родного брата, Даш, я вставать не буду. И никому не советую к ним лезть.

— Тогда почему… — Я уже минуты три пыталась склеить края одного пельмешка, но они почему-то разлеплялись. Хотелось бросить все и расплакаться, но не при чужих же людях? — Почему он так упорно говорит, что свободен?

— Обида это. — Виктор положил аккуратный пельмень в рядочек на доску к его кургузым собратьям и тяжело встал, опираясь на стол. — Кто бы не обиделся, если любовь всей жизни пошла и вот так жестоко подала на развод? Но я думаю, они не разойдутся. Мне нужно жить дальше и похоронить эту мечту. Прости, что загрузил.

— Ничего…

Я отложила месиво из теста и мяса, отчаявшись придать ему нормальную форму.

— Богдан, наверное, тут еще с матерью останется, а ты в город ехала. Подбросить? — спросил Виктор.

— Да! — Я среагировала даже быстрее, чем он договорил. — Да, спасибо!

Но стоило нам выйти из дома, как мое решение отстраниться от Богдана и не мешать ему с Аллой разобраться самим разбилось вдребезги.

Во-первых, я снова его увидела — и глупенькое мое сердце, разбитое, усталое, измочаленное всеми прошлыми неудачами и все равно преисполненное надежд, сказало: «К черту! Мы тоже будем бороться за него!»

А во-вторых, Богдан так спокойно и уверенно сказал: «Садись в машину, тебя в офисе потеряли, небось», — что я направилась к его синему джипику даже раньше, чем сообразила, что делаю.

Потом только мозг подогнал объяснения, что совершенно не зазорно доехать до города с тем, с кем оттуда выехала, что Виктор мог и врать, что опухший нос Богдана говорит о том, что разборки были точно обоюдные.

А в тот момент я просто пошла и села в машину, вдохнула запах мужчины, которого мое тело без сомнений уже считало своим, и решила, что завтра я непременно все как следует обдумаю. Сегодня же у меня просто тяжелый день. Я девочка и не хочу ничего решать. Хочу кофе, платьице и Богдана.

Богдан молча довез меня до офиса. Уже давно стемнело и, честно сказать, если бы я ехала за лампочками в автобусе, я бы вернулась часа на два раньше. Но за всеми этими событиями я забыла даже о том, что у меня болел живот. Зато теперь кружилась голова и в костях разливалась горячим металлом усталость. Не оттого что я много ходила — просто сегодня столько всего случилось, что мне требовались досрочные выходные, чтобы разобраться.

Мы посидели в темноте — оба были еще не готовы прощаться, но и повода для разговора не было. Я не знала, как спросить его про Аллу, — потому что знала, что он скажет. Но это все равно могла быть и неправда. Он мог врать сам себе.

Почему молчал он?

Думаю, по той же причине. Какой смысл снова затевать разговор, если все уже было сказано. Оставалось всего три недели до момента истины… или вся жизнь.

Вот поэтому я не хотела дать Богдану поклясться мне хоть в чем-нибудь. Видно же, что он человек слова. Что мы будем делать, если он разведется, но не перестанет любить свою жену?

Мы сделали это одновременно.

Я открыла дверь машины, Богдан — наклонился ко мне.

Он, наверное, хотел меня поцеловать. Вопреки всем обещаниям.

Я, наверное, не очень хотела уходить, потому что повернулась, чтобы посмотреть на него в последний раз.

Наши губы так и не соприкоснулись, зато мы запутались друг в друге: пальцы в волосах, висок к виску, дыхание на щеке, тонкая нить нервного пульса от сердца к сердцу, рука на груди — оттолкнуть? Обнять? И замерли.

Я вдруг поняла — отчетливо, обреченно — что другой такой любви у меня уже никогда не будет. Что бы дальше ни случилось. Уйду ли я гордо, спасая остатки совести, вернется ли он к жене, вновь разжигая потухший пожар, — или все же случится чудо, и мы будем вместе.

Неважно.

Каким будет итог — вообще неважно.

Все уже произошло. Он уже — мой мужчина. Даже если никогда моим не будет.

Как же это страшно…

Ведь я никогда не верила, что бывает только одна настоящая любовь на всю жизнь. Это казалось кошмаром. А вдруг ты ее потеряешь или никогда не встретишь? Куда надежнее считать, что есть на свете как минимум несколько людей, которые тебе подходят так или иначе.

Но теперь я знала: нет. Настоящая, одна-единственная — есть.

И вдвойне страшнее, когда знаешь, что она тут, уже под дрожащими пальцами, — и может не сбыться.

Богдан первый сдается.

— Даш… — полушепотом. — Можно тебя попросить?

— О чем?

В моей голове — вихрь эмоций. О чем? О чем? О чем?

Что ты можешь у меня попросить такого, чего я тебе уже не отдала?

Такого, в чем не смогу отказать?

О чем бы ты меня ни попросил сейчас, решаю я — пообещаю и исполню. Пусть ты не знаешь об этой клятве, она только моя. Но сегодня я твоя волшебная фея, исполняющая желания. Выбирай мудро.

— Пожалуйста, если у тебя будут какие-нибудь трудности, если нужна будет помощь — любая! — позвони мне. Именно мне. Это не наложит на тебя никаких обязательств. Просто мне… очень нужно знать, что с тобой все в порядке. Что ты не будешь ждать автобус на холоде, только потому что…

Рядом нет тебя.

— Хорошо.

— Обещаешь?

— Обещаю.

Последнее, самое крошечное прикосновение в освещенном салоне у рабочего офиса — и я выскакиваю, подхватываю сумку со светильниками с заднего сиденья и скрываюсь за дверями офиса, не оглядываясь.

Потому что внутри мечется мое глупое сердечко, ультимативно требуя вернуться и поцеловать его. Нет. Нет. Нет.

Не сейчас.

В субботу Светка снова умчалась в клуб, подрезав у меня очередное платье, а я, заскучав одна в квартире, решила навестить маму с бабушкой. В конце концов, мне уже было чем похвастаться: начальство посмотрело на мои предложения по проекту оформления коттеджа, над которым наша компания сейчас работала, и одобрило их все скопом. Более того — мне пообещали дать шанс и попробовать целиком взяться за следующий заказ. Под мудрым руководством старших товарищей, конечно, но почему бы и нет?

Я купила конфеты, но родной дом встретил меня запахом пирогов.

— Так и думала, что ты сегодня забежишь! — Мама выглянула из кухни. — Голодная, или просто чай попьем?