Ведун (СИ) - Сухов Александр Евгеньевич - Страница 24

Я представил, как куча недорослей будто саранча кувалдами, ломами, кирками и прочим шанцевым инструментом курочат железнодорожные пути, уничтожают поезда, фабрики, заводы. А неугомонная Грета кричит что-то нецензурное, чего она в своем счастливом детстве знать не должна.

Аж головой тряхнул, отгоняя навязчивый образ. Ладно, хватит стебаться над больными детьми. Здесь, слава богу вам не там.

Поднялся с колоды, потянулся. Вроде бы усталость прошла. Все-таки детский организм не в пример взрослому, хоть устает быстрее, но и на восстановление времени тратится значительно меньше. Казалось бы, пять минут назад был ни на что не способен, эвон опять живчик хоть куда. Еще раз потянулся, вдохнул напоенный ароматами цветущих растений воздух. Весна в полном разгаре. Абрикос слива отцветают, груша, вишня будто облачка белые, на яблонях только-только бутоны появились.

С момента памятной эпопеи с осетром прошло две недели. На следующее утро после разделки рыбины мне впервые в двух жизнях довелось попробовать употреблять икру ложкой. Набив рот ценным продуктом, я тут же сообразил, почему Павел Артемьевич Верещагин так пренебрежительно к нему относился. Кому как, а мне черная в столь большом количестве и без хлеба с маслом показалась едва ли не отвратительной. Я, разумеется, не выплюнул, прожевал и с трудом усвоил. Впоследствии стал более осторожно относиться к поеданию деликатеса. Только тонким слоем на хлеб с маслом, или завернутый конвертиком блин. Слава богу, хлеб и блины на столе присутствовали, и масло сливочное (его здесь коровьим называют) также имелось в достаточном количестве.

Вечером Егоровна рассказала, что весть о пойманном осетре распространилась на все близлежащие окрестности. Как результат, все население высыпало на заливные пойменные луга в надежде обнаружить еще одну или несколько рыбин. Были обследованы абсолютно все бочаги и самые малые лужицы. Не случилось. Мой осетр оказался единственным на всю реку. Как ни крути, выходит, я счастливчик.

Обещанную хозяйке коптильню я, разумеется, построил. Выбрал подходящий участок склона с небольшим перепадом высот и удобными подходами. Выкопал ров квадратного сечения тридцать на тридцать сантиметров длиной около семи метров. Сверху полученную траншею накрыл нетолстыми пластинами доломита, этого минерала осадочного происхождения в ближайшем овраге обнаружилось преогромное количество. Полученный дымоход дополнительно укрыл снятой дерниной. В нижней части трубы соорудил простейшую топку из кирпичей, найденных в сарае. В качестве связующего материала использовал глину. Сверху вкопал четыре нетолстых столба, высотой метра полтора и обил их с трех сторон неширокими дощечками, оставшимися от предыдущего ремонта избы. От долгой лежки за сараем доски изрядно подгнили, да и плевать, третий сорт не брак. Щели между досками забивал, догадайтесь чем? Молодцы, угадали, универсальным материалом, именуемым «сфагнум». Навесил дверь, сколоченную из все тех же досок. За неимением металлических петель, воспользовался кусочками толстой кожи. Получилось неплохо. Верх коптильной будки накрыл грубой тканью, пожалованной добрейшей Василисой Егоровной. Внутри приколотил на разных уровнях несколько рядов тонких реек, на которые потом развесил рыбу. В качестве источника дыма поначалу хотел использовать ольху, этого добра по берегам Протвы видимо-невидимо. Однако своевременно обратил внимание на гору стволов и веток, оставшихся в саду после осенней обрезки плодовых деревьев. Древесина груши, яблони и прочих садовых растений прекрасно подходит для копчения.

Так или иначе, скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается. На все про все у меня ушло аж целых два дня. Зато на третий с самого утра я хорошенько промыл от соли рыбу и развесил в самодельной коптильне. Отбирал экземпляры пожирнее вне зависимости от породы — все равно пробная партия, даже если что-то напортачу, не жалко. А если все будет алес гуд, следующей на копчение пойдет осетрина, у нас её центнера полтора, без соли и дымка долго даже в леднике не протянет.

Трое суток дымила моя коптильня, наконец мы с бабулей сняли пробу — на двоих слопали здоровенного сазана, а потом еще и жереха (здесь эту рыбу называют шереспер). Единогласно решили, что эксперимент удался, пора перерабатывать осетра. Егоровна поделилась отличным секретом засолки этой рыбы, заодно обеспечила всеми необходимыми ингредиентами. Через неделю закоптили где-то три четверти осетра, остальное оставили для приготовления чудесной ухи. Кстати, из рыбьей головы получилось прекрасное заливное, я им объедался аж целых два дня. Сидорка также достойно оценил вкус холодца из рыбы, как только кастрюля с этим чудным продуктом появлялась на столе, лохматый буквально дурел — начинал мерзко мяукать и терзать мою ногу своими длинными крючковатыми когтищами.

Ладно, не буду больше дразнить людей рассказами о вкусной и здоровой пище. Лучше поведаю про баню. Когда я находился в состоянии постельного режима меня обтирали влажными тряпицами. После того, как встал ни ноги, совершал омовения в тесном корытце. Сначала меня обдавали с ног до головы теплой водичкой. Затем основательно терли мочалкой из липового лыка, намыленной каким-то ужасно вонючим мылом, пена которого при попадании в глаза их страшно щипало. Наконец еще раз обдавали водой и вытирали насухо полотенцем. Поначалу манипуляции с моим голым телом меня здорово смущали, потом попривык и даже истязания лыковой мочалкой принимал с должным стоицизмом. С наступлением теплых дней купальные процедуры переместились во двор. Там было то же самое корыто, те же мыло и мочало, только теперь тер себя практически сам. Егоровна обрабатывала лишь спину и плечи.

В одно прекрасное утро, бабушка объявила:

— Сёдни, Андрюша я тебя в баньке попарю. — Ну что же в баньке, так в баньке, я не против, гигиена, наше всё.

Времени терять не стали. Направились к невысокому бревенчатому строению на берегу Протвы. Не на самом берегу, разумеется, на невысоком взгорье, чтобы избушку не унесло во время весеннего половодья или какого иного паводка. Первым делом я натаскал ключевой воды во вмурованный в каменную печь котел литров на сто, может больше. Затем развел огонь и заправил печку дровами. Вот здесь дровишки были исключительно ольховыми отлично просушенные. Их приличный запас хранился в специальном помещении при бане. Пока я этим занимался, Егоровна отдраивала ножом дощатые лежанки и выметала непонятно откуда взявшийся мусор. После того, как вода закипела, хорошенько обдала кипятком все помещение. Пришлось мне в срочном порядке бежать к источнику и пополнять израсходованный запас. Вдобавок наполнил до краев бочку литров на двести, что стояла на улице рядом с баней. Поначалу рассохшаяся емкость здорово подтекала. На мои опасения, что вода в скором времени вытечет, бабушка лишь махнула ручкой.

— Не боись, внучок, скоро доска набухнет, течь вовсе перестанет. Если что, по лету Николай из села Красного сработает новую бочку, на всю округу знатный бочар. К ему ажно из самой Калуги приезжают за тарой…

Оказавшись в этой реальности, меня здорово удивило, а временами заставляло напрягаться умение местных обитателей загрузить человека информацией по максимуму. Например, спросишь у встречного, как пройти в библиотеку… Ха! шутка, библиотек тут по селам и деревням испокон веку не бывало. Ладно, не в библиотеку, а как найти дом сельского старосты. Так пока объяснит, расскажет обо всех местных новостях свежих и не очень — кто и когда женился, кто помер, у кого ребенок народился и так далее.

К обеду баня прогрелась. Егоровна учинила мне настоящую экзекуцию березовым веником. Вот только не надо пугаться, старушка не стала смущать ребенка видом своего обнаженного тела, вошла в парное отделение в длинной рубахе. Признаться, уделала меня знатно. Пришлось бежать и охлаждаться в небольшом речном затоне, расположенном неподалеку. Вода ледяная, долго не посидишь, окунулся и обратно в парилку, а там уже добрая фея наготове с веничком. А после баньки ароматный чай с медом и бабушкиными плюшками. Хорошо!