Лягушачий король - Михалкова Елена Ивановна - Страница 24

«Накануне».

– Накануне, – шепнула я домовому. – Пакет исчез из нашей морозилки накануне ее смерти, в субботу. Она использовала его на следующий день. Половиной пирога Галя поделилась с нами, а половину съела сама.

«Почему она не почувствовала запах болиголова?» – с сомнением спросил домовой.

– Если бы мне нужно было отравить Ежову, – медленно начала я, – подменная смесь состояла бы не из чистого болиголова, а из смеси. Немножко кервеля, немножко базилика. Так делала и сама Галина. Их сильный аромат перебил бы слабый запах болиголова.

«А семена?»

– Должно быть, она решила, что это семена укропа. На рисунках в ее тетради они очень похожи.

«Отравитель живет в доме моих свекра и свекрови».

У меня язык не поворачивался произнести это вслух.

В доме, где я провожу с детьми выходные или отпуск моего мужа, как сейчас.

Я с трудом подавила порыв кинуться вниз, схватить Антона и Еву в охапку, затолкать в машину и увезти. «Тихо, тихо! – сказала я себе. – Спокойно! Они никому не расскажут о пакете. Я их предупредила. Никто не узнает, что они видели заготовку, которую сделал убийца».

Убийца.

Вот мы и дошли до самого главного.

Домовой выжидательно смотрел на меня.

– На первый взгляд все указывает на то, что это Люся, – шепнула я. – Ведь именно она испортила ужин. Люся в хорошие дни ходит на прогулки одна. У нее была возможность нарвать отраву. И она приятельствовала с Ежовой, так что попасть к той в кухню и подменить пакет не составило бы для нее труда.

Да, но зачем?

А главное, Люся спокойно наблюдала, как ее родной племянник ест пирог.

Знай она, что содержится в начинке, разве не вмешалась бы?

Мне вспомнился дикий крик Ульяны: «Что ты жуешь?!» Ее налитое кровью лицо, когда она поняла, что муж подобрал кусок прямо с пола.

Тогда я решила, что она испугалась из-за осколков, которые могли оказаться в пироге.

А если нет?

Домовой молча таращился на меня.

– Кто мог нарвать ядовитую траву и спрятать в морозилке? – тихо спросила я.

«Любой».

Да, это правда. На кухне хозяйничает Ульяна, но изредка готовит и Варвара, и даже Кристина, когда насмотрится каких-нибудь инста-гуру кулинарии. Люся крайне редко стряпает сама – ей трудно подолгу стоять возле плиты – и к тому же мало ест, но ничего не мешало ни ей, ни Виктору Петровичу воспользоваться морозилкой.

И, конечно, моему мужу.

Здесь я твердо сказала себе: «Стоп». Илья вне подозрений. Я знаю его одиннадцать лет. Он добрый порядочный человек. Его невозможно представить в роли отравителя, я не буду даже пытаться. Никаких умозрительных «а если», никаких теоретических «а вдруг». К черту! Все это дрянные измышления.

На лестнице послышался шорох.

Я перекатилась к стене и затаилась за коробками. Спустя минуту подползла к люку и заглянула вниз.

Никого. Мне послышалось.

«А прятаться-то зачем?» – недовольно проворчал домовой.

С одной стороны, он прав: я не совершаю ничего противозаконного. Но попробуй объясни Харламовым, почему среди бела дня их невестка валяется в мансарде и пялится в потолок. Это подозрительно! Нормальные люди так себя не ведут!

Меньше вопросов – больше свободы действий для маневра.

Неожиданно мне вспомнилось, что в субботу, кроме нас, здесь был и Богун. Соседка знала его как жениха Варвары. Он мог бы зайти под каким-нибудь предлогом…

Но зачем, зачем?

«А зачем это Харламовым?» – пискнул домовой.

И если это кто-то из них, отчего отравитель спокойно наблюдал, как Виктор Петрович ест пирог? Этот вопрос не давал мне покоя.

Где-то в моих рассуждениях ошибка.

Можно было бы выкинуть все случившееся из головы. Я не собиралась делиться тем, что узнала, с полицией. Обвинить в убийстве семью собственного мужа… Хм-хм, заманчиво! Но нет. Я далека от любых идей вроде восстановления справедливости или отмщения за смерть невинного. Невинные умирают. Их убийцы живут долго и счастливо. Это неправильно. Но я не тот человек, который будет вмешиваться в ход событий, будь он хоть трижды порочен.

Однако если мои дети и муж находятся под одной крышей с убийцей… Я должна это прекратить.

Сергею пришлось влезть в костюм. Костюмов и себя в них он терпеть не мог, но выбора не было: предстоящее дело требовало конкретного образа. Он потоптался перед зеркалом, мрачно разглядывая отражение.

– Я похож на телохранителя мафиози!

– Ты похож на того, кто собирается убить и телохранителя, и мафиози, – сказала Маша.

– Не таких комплиментов ожидал я от любимой жены, – с горечью упрекнул ее Бабкин.

Любимая жена поцеловала его, застегнула ошейник на собаке и сообщила, что они убежали гулять, счастливо, пиши, и смотри, осторожнее там!

– Где – там? – крикнул Бабкин ей вслед.

– В метро-о-о! – донеслось уже от лифта.

Бабкин выругался под нос, вспомнив, что его ждет, и выложил ненужные ключи от машины.

Фирма «Агро-свет», в которой Григорий Богун проработал почти два года, имела целых пять подразделений, базировавшихся в разных районах Москвы, но транспортный отдел с прилепившейся к нему бухгалтерией располагался на Бауманской, в двух шагах от метро. Секретарь, сердечная пожилая женщина, с которой Бабкин говорил накануне по телефону, назначила ему встречу на двенадцать тридцать. Сергей сомневался, что в это время там отыщется свободная парковка.

В половине двенадцатого Бабкин в своем костюме, чувствуя себя разряженным, как обезьяна, спустился в метро.

Он не любил общественный транспорт. Во-первых, из-за своих габаритов. Те, кто проектировал высоту поручней и ширину сидений, в своих расчетах не учитывали людей, подобных Сергею.

Во-вторых, из-за толпы.

В отличие от Макара Илюшина, нырявшего в людской поток с той же легкостью, с какой плотвичка вливается в серебристый косяк, Бабкин вечно ощущал себя тем, кто идет поперек и против шерсти. В него то и дело врезались. Его пугались, особенно немолодые женщины, обвешанные тяжелыми сумками. В его памяти был свеж случай, когда одна такая горемыка, вынесенная прямо на него из вагона потоком пассажиров, взвизгнула, шарахнулась и вдруг истово перекрестилась. Задевать всерьез это его не могло. Но было неприятно.

Илюшин, двигаясь в толпе, ухитрялся волшебным образом ни к кому не прикасаться, будто защищенный невидимым тонким скафандром. Бабкина же облепляли со всех сторон, словно крабы – выброшенную на берег тушу дохлого морского льва.

… На Бауманской он привычно поймал на себе взгляды двоих полицейских. Однако костюм сыграл свою роль – эти взгляды на нем не задержались.

«Хе-хе!» – сказал он про себя. Вот она, правильная самопрезентация.

Оставалось надеяться, что в «Агро-свете» она ему тоже поможет.

Он миновал охранника на проходной, показав документы, и оказался во внутреннем дворе длинного четырехэтажного здания. Из распахнутого окна на втором этаже доносился звучный женский голос:

– Звони ему прямо сейчас, он все подпишет!.. Звони, Марина!.. Что? Я тебя умоляю! Он послушный, как дохлый зайчик!

На широком крыльце под навесом несколько женщин с загорелыми лицами курили, красиво выпуская дым. Все они были в джинсах одинакового фасона. Бабкин заподозрил, что какой-нибудь коммивояжер, просочившийся в «Агро-свет», сделал хорошую выручку на продаже лежалого товара.

Он прошел мимо них, постаравшись придать лицу приветливое выражение. Совершенно некстати вспомнился Илюшин, однажды заметивший, что с этой ухмылочкой Сергей напоминает акулу в отпуске на Красном море.

Женщины повернулись вслед Бабкину, как подсолнухи. Почувствовав себя неловко, он ускорил шаг, однако успел заметить, что в глубине двора есть подобие беседки, над которым рукописный плакат извещал: МЕСТО ДЛЯ КУРЕНИЯ. Под обшарпанной крышей в клубах дыма топтались четверо мужчин. Пятый, сунув руки в карманы, стоял неподалеку от них, запрокинув голову и глядя в небо с тем одухотворенным выражением лица, какое бывает только у алкоголиков в завязке.