Дочь Водяного (СИ) - Токарева Оксана "Белый лев" - Страница 20

— Нарушение правил техники безопасности при высотных работах, — отрапортовал Михаил.

Царев витиевато выругался.

— Ну все же обошлось, — совсем смутилась Верочка. — Пойдемте пить чай, — примирительно предложила она. — У меня есть яблочный рулет и гречишный мед.

Только что миновал Медовый спас и приближался Яблочный. Во всех садах Рязанщины и Подмосковья деревья гнулись под тяжестью наливных источающих дивный аромат плодов. Хозяйки варили повидло и соревновались в различных кулинарных изысках. А на рынках и развалах продавали самый разнообразный мед.

— Так вы уже познакомились? — уточнил Владимир Царев, объясняя Вере, по какому поводу сюда приехал Михаил.

Впрочем, увидев зеркалку, она, видимо, и так догадалась.

— Так вы меня тоже сфотографировали? Прямо в грязной робе и в косынке? — расстроилась Вера, еще раз придирчиво оттирая оставшиеся на рубахе Михаила пятна с помощью ацетона, чей резкий запах странно сочетался с ароматом выпечки, яблок и меда.

Художница и сама пахла яблоками и немного сырой штукатуркой.

— Если вам не понравится, я могу переснять, — предложил Михаил, пообещав уже завтра все проявить и показать, как получилось.

— А это будет вам удобно? — снова смутилась Вера. — Завтра же выходной.

— Если только вы не против.

Она не стала возражать, они договорились встретиться на территории кремля у собора. Михаил уехал на дачу и весь вечер проявлял пленку и печатал, развешивая мокрые после закрепителя снимки на бельевой веревке в гараже, где еще в студенческие годы оборудовал лабораторию. Фотографии Веры ему самому понравились. Одну, особенно удачную, где на ее лицо падал солнечный луч, и оно казалось подсвеченням внутренним светом, он положил на тумбочку возле кровати. Родители косились на него и перемигивались, но вопросов не задавали. Утром, предупредив отца о том, что планы изменились, на первом же автобусе Михаил поехал в Рязань.

Вера его уже ждала, и в скромном, но очень женственном платье незабудкового цвета и туфельках на каблучке она показалась ему милее всех кинозвезд и русалок. Фотографии ей понравились, поэтому Михаил предложил просто поснимать ее на территории кремля и парка. Они гуляли весь день, обошли центр города, покатались на речном трамвайчике, обменялись телефонами и договорились встретиться на следующих выходных.

Редактор его статью одобрил, а из снимков помимо видов собора и новой почти готовой часовни в парке выбрал фотографию, где Вера стояла на злополучных или счастливых для них обоих лесах, освещенная закатным солнцем.

Полгода Михаил жил между Москвой и Рязанью и даже пару раз ночевал на вокзале, опоздав на последний автобус. Несколько раз Вера приезжала к нему в Москву. Он отснял километры пленки, норовя запечатлеть каждый ее шаг и завешав дома всю стену фотографиями. Ему нравилось все, что она делает. Как она сосредоточенно и бережно расчищает фрески, какая благодать освещает ее одухотворенное лицо, когда она пишет или реставрирует иконы. Как она забавно покусывает кончик карандаша, когда делает наброски. Вера тоже за время их встреч изрисовала несколько альбомов его портретами, выполненными пастелью, углем и сангиной.

На святки они сыграли свадьбу, и на этот раз даже красота приехавшей вместе с Андреем Ланы оставила Михаила равнодушным. Разве во всех четырех мирах существовали женщины, способные сравниться с его любимой? К тому же Лана уже ждала дочь.

— Ну я же тебе говорила! — лукаво подмигнула Хранительница, вручая в подарок им с Верой комплект постельного белья, который буквально сочился магией плодородия.

Зато дед Овтай, когда Михаил по весне пришел к его домовине, не скрывал ехидства:

— Ну ты, внучок, и учудил! — покачал он седой кудлатой головой со слепыми бельмами зрячих только в тонких мирах глаз. — Невесту в храме отыскал. Самое место для шамана! Ну хорошо хоть не пустоцветом оказалась!

Дед знал, что Вера носит их с Михаилом ребенка, поэтому и сменил гнев на милость, а после рождения маленького Левушки и вовсе расцвел, хотя и не преминул поворчать:

— Только два ученых дурака могли называть наследника славного шаманского рода в честь какой-то африканской кошки.

Михаил не стал уточнять, что набожная Вера имя выбрала по святцам, родители ее поддержали, а он решил не перечить. В конце концов, они носили вполне медвежью фамилию Шатуновы. Что же касалось ощущений после рождения сына, то их Михаил со своим филологическим образованием передать никакими связными словами не мог. Он и так воспринимал Веру той самой второй половинкой, а теперь же они в ребенке в буквальном смысле стали единым целым.

Вот только как можно было в дом, где возле детской кроватки горел ночничок в виде забавного грибочка, а в красном углу стояли написанные еще Вериной бабушкой иконы, пустить грозных духов? Да и времени постоянно не хватало. Стремясь обеспечить семью, Михаил с головой ушел в работу. Мотался по командировкам, в том числе и на Кавказ, где возобновились военные действия. Помимо заданий редакции брался как фрилансер за статьи и релизы, подрабатывал переводами и даже водил экскурсии у иностранцев, поскольку знал английский и сербский.

Это знание определило его назначение освещать конфликт на Балканах. Благо среди миротворцев, охранявших памятный аэропорт, оказались дослужившийся во время Второй Кавказской до майора Берген Хотоев, а также Артем Соколов и Саня Боровиков, которые, окончив военное училище, получили лейтенантские погоны. В этой же горячей точке работал и Роман Коржин. Корреспондент из Наукограда тоже знал сербский и после этой командировки надеялся получить место на одном из центральных каналов.

— Не переживай! — успокаивал Михаил безутешно рыдающую у него на груди жену. — Там мои друзья, значит, со мной ничего не случится. С Кавказа я же живым и невредимым возвращался.

Он хотел рассказать ей про дудочку, но не решился. Чуткая Вера и сама, кажется, о чем-то догадывалась. Тем более что Левушка к прадедовому наследию так и льнул. Впрочем, не меньший интерес малыш проявлял и к пылящемуся сейчас без дела отцовскому гобою.

И все же зря Михаил сам себя успокаивал, поверив в то, что дед Овтай, который больше о посвящении речи не заводил, смирился с нежеланием праправнука сделаться полноценным шаманом и отпустить пращура на покой.

Лето жена с Левушкой проводили в деревне. Вера, оставив сына на бабушек и дедушек, когда требовалась помощь, вырывалась в Рязанский музей и мастерские или выполняла какие-то заказы на дому. Михаил на даче бывал наездами в основном по выходным, если не случалось форс-мажора или его не отправляли освещать какое-то важное событие.

По соседству с ними обосновались Царевы, у которых помимо дочери тоже подрастал сын Ванечка, ровесник Левы. Михаил и его родители сосватали молодой семье за приемлемую цену крепкий пятистенок и теперь помогали обустраиваться и приводить в порядок сад и огород. Лева сдружился с Ваней и его старшей сестрой Машей.

В этот день дети вроде бы играли вместе и даже под присмотром кого-то из бабушек. Но потом певунью Машу девчонки позвали готовить концерт для родителей, а Ваня залип на муравейник, наблюдая за процессом постройки и высаживания на растения тли. Лева естественнонаучные интересы друга разделял, но без фанатизма, сначала заскучал, а потом нашел занятие по душе. Впрочем, разве могли несмышленыши противиться чарам старого волхва?

Когда Вера хватилась сына, его не оказалось ни на своем участке, ни у Царевых. Кто-то из деревенских видел, как он уходил по направлению к лесу. Михаил внутренне похолодел, но убедил жену, что справится сам. Он знал, куда пошел его сын. Он сам этой дорогой уже много лет ходил и в первый раз был ненамного старше четырехлетнего малыша.

К облегчению Михаила, Лева благополучно добрался до домовины, которая сейчас выглядела гостеприимной избой, почти что пряничным домиком, и теперь сидел на коленях у деда, с аппетитом уминая пряник.

— Явился не запылился, — ласково поглаживая по голове Левушку, приветствовал Михаила дед. — Хорошо, что свистушку-мать, которая не способна присмотреть за дитятей, на привел.