Зимний Мальчик (СИ) - Щепетнёв Василий - Страница 21

— Будут те же девчонки, пусть и африканки, англичанки, египтянки — включил я американский английский.

— На слух мне пока трудно, — ответил он по-русски, — но суть я улавливаю.

— А для остального есть магнитофон, — понимающе сказал я.

Водитель посмотрел на меня с уважением — так мне показалось, — но ничего не ответил, а стал читать дальше. Читал он медленно, страницу минут за десять, и успел трижды перелистнуть страницы, прежде чем девочки вернулись.

— Говорят, всё в порядке, — сказала Ольга.

— Даже не сильно ругали нашего профессора, — добавила Надежда.

— Рекомендовали заняться ОФП, а потом каким-нибудь нетравмоопасным спортом, — продолжила Ольга. — Чижик, ты знаешь нетравмоопасный вид спорта?

— Шахматы, — предложил я.

— Ну да, ты же теперь чемпион. Чемпион шахматного клуба. Получается, ты лучший шахматист Черноземска?

— А вот во вторник начнется первенство области, там и посмотрим, чего стоит мое чемпионство.

— В любом случае шахматы — не совсем то, что прописали врачи, — сказала Ольга.

— Но мы что-нибудь придумаем, — добавила Надежда.

Спелись, однако. «Мы придумаем».

Тем временем мы подъехали к Большому театру.

Встретили нас мило. Настоящим растворимым кофе и песочным печеньем — чтобы согрелись. Нет, репетиции сегодня не будет. На будущей неделе они, репетиции, переносятся на сцену, а уж в феврале непременно будет премьера. Дали на подпись документы: перечислили вторую часть аванса. Нет, не наличными, а на сберкнижки. А уж остальное после премьеры. Документы я изучил с невесть откуда взявшейся скрупулезностью, и только потом подписал свой экземпляр и передал Ольге её.

— И ещё вот что… Вам предлагает сотрудничество… — тут нам назвали фамилию знаменитого поэта. — Что-то подправить, изменить — чуть-чуть, подшлифовать.

— Благодарим, но нет, — опередил я Ольгу. — По договору мы — именно авторы — должны произвести доработку в случае необходимости, это так. Укажите, чем вы недовольны, и мы доработаем. Сами.

— Нет-нет, просто мы думали, что вдруг автор Стельбова — наклон головы в сторону Ольги — заинтересуется совместной работой с мэтром.

— Я… — начала было Ольга, но я перебил.

— Может быть, в другой раз.

— Что ж, мы не настаиваем… Да, Мария Александровна передала вам контрамарки в ложу, на «Свадьбу Фигаро». Там и увидитесь. А сейчас она занята, в театре её нет.

В автомобиле Ольга на меня дулась.

— Что плохого — поработать с самим Евтушенко?

— Ты «Королеву Марго» читала?

— Не увиливай, Чижик.

— Так читала, или нет?

— Конечно, читала.

— А «Трех Мушкетеров», «Графиню Монсоро», «Графа Монте-Кристо»?

— Ну причём здесь мушкетеры?

— Автора знаешь?

— Его все знают. Александр Дюма.

— Вот именно. И никто не знает Огюста Маке.

— Кто такой Огюст Маке?

— Автор и «Королевы Марго», и «Графа Монте-Кристо», и мушкетеров с виконтом де Бражелоном. Маке писал романы, потом мэтр Дюма кое-что подправлял, кое-что добавлял, кое-что менял, романы, вероятно, становились лучше, но только все знаю Дюма, и никто — Маке.

— Ты-то знаешь.

— Случайно.

Мы ехали к Центральному Дому Литератора.

— Знаешь, Чижик, ты просто на глазах взрослеешь. С трудом и узнаю, — попробовала сменить тему Надежда. — Откуда это всё? Я не о талантах, талантлив ты с детства, но вот эти уверенность, апломб, стойкость?

— Работаю над собой. Самосовершенствуюсь. Медитирую, раскрывая потаенное внутреннее «Я». По пятнадцать минут в ноль три часа еженощно — ответил я честно, но мне, как водится, не поверили. Приняли за шутку.

Ольга продолжала дуться.

Соавторство с Евтушенко для неё — как мне с Гагариным на Луну слетать. Будь Гагарин жив, конечно. Я в детстве так и мечтал — с Гагариным на Луну! И не я один.

Ольга думает, что Евтушенко интересует она, а мэтра интересует опера. Если на афишах будет «Стельбова О. и Евтушенко Е», а, вернее, «Евгений Евтушенко и Стельбова О.» — кого запомнят? Опять же деньги. Оперу — если пойдет по плану — поставят все музыкальные театры страны, числом сорок восемь. Вот уже деньжищи. Далее. Идти она будет с аншлагом — всегда, тут вопрос идеологии и воспитания, школы, вузы, трудовые коллективы просто обяжут её посещать, — это не считая, что и сама по себе опера недурна. Потому отчисления в пользу Ольги со всех театров составят тысячу рублей ежемесячно, это по минимуму. И продолжаться это будет, пока страной руководит наш дорогой Леонид Ильич, дай Бог ему здоровья. Лет десять, или около того. А еще экранизация, радиопостановки, две ударные арии непременно будут включать в концерты… Вот мэтры и предлагают совместную работу, то есть соавторство. И только обстоятельства не позволяют это соавторство навязать явочным порядком. То, что отец у Ольги — первый секретарь обкома. То, что подруга маменьки — Галина Брежнева. То, что новый муж маменьки — замминистра культуры. Да и сроки поджимают. Повезло.

Не повезло, а расчёт. Пусть подсознательный, но оттого не менее точный, чем я бы его произвел целенаправленно. Мой ночной Хайд — Хайд ли? — тому порука.

Остановились у Дома литераторов.

В ЦДЛ принимали в Союз Писателей пятнадцать человек разом. Декабрь, год закрывается, а план есть план. Ольга была самой юной, самой симпатичной, и вообще — нашей, черноземской звездой. Мы радовались искренне. Представляли её и Евтушенко, и Вознесенский, чье присутствие, да еще обоих, само по себе было большой редкостью. Ахмадуллина, правда, не пришла.

После церемонии — ресторан. Новые писатели проставлялись. Москва — город ордынский, со всякого требует дань. Деньги, еда, выпивка, а будет верёвочка — и верёвочка сгодится.

Время было не вполне ресторанное, но к шести пополудни большинство были тёпленькими. Были и тосты за юное дарование, числом три, и за великую русскую литературу, и, почему-то, за мужественных исследователей Арктики, видно, кто-то из новопринятых писателей был полярником.

Когда к Ольге полезли совсем уже с гнусными предложениями (имею в виду соавторство в опере), пришлось вмешаться.

— Дорогие мэтры и светила отечественной словесности! Довожу до вашего сведения, что не только поезд ушёл, но и рельсы разобраны. Но мы с Ольгой планируем написать новую оперу, условно — «Братская ГЭС», и вот тут ваше сотрудничество будет неоценимым.

— Ты, что ли, хочешь писать оперу по моей поэме?

— Видишь ли, Женя, — раз уж он перешел на «ты», это нужно принять, — и да, и нет. Поэма хороша, но чтобы она зазвучала на сцене, в ней нужно кое-что подправить, что-то изменить, что-то подшлифовать. Этим Ольга и займется.

— А ты наглец, — вдруг рассмеялся Евтушенко. — Уважаю. Ладно, — сказал он Вознесенскому, — идём, Андрюша, выпьем с горя. Молодые провинциалы нынче и сами с клыками.

Они направились к другим новопринятым.

— Ну что, девушки, уйдем сейчас, или подождем, пока люди упьются в зюзю?

— Зачем ты так… грубо? — спросила Ольга. — Евгений Александрович замечательный поэт.

— Превосходный, — согласился я. — Хочешь делать жизнь с него? Делай. В молодости он был дерзким до отчаяния, и никаких авторитетов не признавал. Он и сейчас такой же. Д’Артаньян, покоривший Москву. Другой бы на его месте пять раз в Бастилию загремел, а он как кошка, всегда приземляется на четыре лапы и с мышкой в зубах. Но мы за тебя будем бороться и запросто московскому мэтру иркутского розлива не отдадим.

— Я тебе, Чижик, не вещь, отдавать, не отдавать.

— Не вещь. Вещь, если сломалась, можно починить, или новую купить. А где купить новую Ольгу Стельбову?

И, когда мы покинули «Волгу» и шли к во входу в театр, я добавил:

— Андрея Николаевича двигают в ЦеКа. А за Евтушенко скандалы ходят по пятам. То он против ввода войск в Чехословакию выступает, то за Солженицына готов на баррикады идти. Случись новый скандал сейчас, а с Евгением Александровичем это запросто, и если в скандале будешь замешана ты, это будет не гирька, а пудовая гирища на чаше весов. Той чаши, что против назначения твоего отца. Потому потерпи. Вот в марте любые предложения о сотрудничестве, соавторстве, да хоть и другие, принимай, слова не скажу. А пока — годи.