Жизнь-в-сновидении - Доннер Флоринда - Страница 54

Иногда я сомневалась, есть ли здесь женщины на самом деле, и не был ли звук их шагов, шепота и смешков лишь плодом моего воображения. Но всякий раз, когда я уже была готова поверить в то, что все это — моя фантазия, я слышала, как одна из них возится в патио. Тогда, охваченная новой страстью, ожиданием и волнением, я бежала за дом — только для того, чтобы убедиться, что меня снова перехитрили. Тогда я поверила, что женщины, будучи настоящими магами, имеют, как летучие мыши, какую-то внутреннюю систему, вроде эхолокации, которая предупреждает их о моем появлении.

Моя досада на их таинственность исчезала лишь на кухне, при виде экзотических продуктов, которые они оставляли для меня. Изысканность блюд вполне компенсировала их небольшое количество. Я все время была голодна и с большим удовольствием ела их удивительную пищу.

В один из дней, как раз перед наступлением сумерек, я услышала мужской голос, мягко зовущий меня по имени из-за дома. Я выбежала в коридор и так обрадовалась, увидев смотрителя, что чуть не запрыгала вокруг него, как собака. Не в состоянии сдержаться, я расцеловала его в обе щеки.

— Осторожно, нибелунга! — Он произнес это голосом и тоном Исидоро Балтасара. Я отпрянула, широко раскрыв глаза от удивления. Он подмигнул мне и добавил:

— Не увлекайся. То, что ты узнаешь, даст тебе преимущество передо мной.

Мгновение я не знала, как реагировать на его слова. Но когда он рассмеялся и успокаивающе похлопал меня по спине, я окончательно расслабилась.

— Как хорошо, что мы встретились, — сказал он мягко.

— Эго просто удивительно, что мы встретились, — неловко улыбнулась я и спросила его, где все остальные.

— Они вокруг, — сказал он неопределенно. — Сейчас они таинственны и недоступны, но присутствуют всегда.

И, заметив мою растерянность, добавил:

— Потерпи.

— Я знаю, что они где-то рядом, — прошептала я. — Они оставляют мне пищу.

Я оглянулась через плечо и призналась:

— Но я все время голодна, этого слишком мало.

Если верить смотрителю, это естественно для пищи силы — никто никогда не получает ее достаточно. Он сказал, что готовит себе сам — рис и бобы с толстыми ломтями мяса или курицей — и ест один раз в день, но всегда в разное время.

Потом он повел меня к себе. Он жил позади кухни в большой комнате, беспорядочно загроможденной разрозненными скульптурами из дерева и железа. Воздух, наполненный тяжелым ароматом жасмина и эвкалипта, с трудом проникал сюда из-за плотно задернутых занавесок. Смотритель спал на раскладной койке, которую держал сложенной в кладовке, когда не пользовался ею, и ел за маленьким, с тонкими ножками, столиком старинной английской работы.

Он признался, что, как и таинственные женщины, не выносит распорядка. Ему было все равно — день на дворе или ночь, утро или полдень. Он подметал дворики и сгребал листья на поляне, когда чувствовал, что ему хочется это делать; были ли в это время цветы или листья на земле — не имело значения.

Следующие несколько дней я провела отвратительно, пытаясь приспособиться к этому, казалось, беспорядочному образу жизни. Скорее вынужденно, чем из желания быть полезной, я помогала смотрителю в его работе по дому. Кроме того, я неизменно получала приглашение разделить с ним трапезу. Блюда были так же изысканны, как и его общество.

Я была уверена, что на самом деле он больше чем просто смотритель, и делала все возможное, чтобы своими расспросами застать его врасплох. Бесполезный прием, — я никогда не получала нужных ответов.

— Откуда ты? — внезапно спросила я его за столом в один из дней. Он оторвал глаза от тарелки и с таким видом, будто ждал этого вопроса, покорно показал на горы на востоке, выглядевшие как картина за распахнутым окном.

— С гор Бакатете? — голос выдавал мое недоверие. — Но ведь ты не индеец.

— Мне кажется, только нагваль Мариано Аурелиано, Делия и Хенаро Флорес — индейцы, — заметила я смущенно. И, ободренная выражением удивления и интереса, появившимся на его лице, добавила, что, по-моему, Эсперанса вообще находится выше расовых отличий.

Перегнувшись через стол, я таинственным тоном поведала ему то, о чем уже говорила Флоринде:

— Эсперанса родилась не как человек, она была создана силами тьмы. Она — настоящий дьявол.

Откинувшись на спинку своего стула, смотритель весело воскликнул:

— А что ты можешь сказать насчет Флоринды? Ты знаешь, что она француженка? Точнее, ее родители были французы. Они вышли из тех семей, что приехали в Мексику с Максимилианом и Шарлоттой.

— Она очень красива, — ответила я негромко, пытаясь вспомнить, когда именно в девятнадцатом веке Наполеон отправил в Мексику австрийского принца.

— Ты еще не видела ее совсем разодетой, — оживился смотритель. — Она — нечто особенное. Возраст не имеет для нее никакого значения.

— Кармела говорила мне, что я похожа на Флоринду, — сказала я, в порыве тщеславия выдавая желаемое за действительное.

Не в силах удержаться от смеха, смотритель вскочил со стула.

— Ну и денек, — произнес он без всякого выражения, будто его нисколько не заботило, как эти слова будут восприняты.

Задетая этим равнодушным замечанием, я следила за ним с плохо скрываемым раздражением. Затем, стремясь сменить тему, спросила о нагвале Мариано Аурелиано:

— Откуда он на самом деле появился?

— Кто знает, откуда появляются нагвали? — проворчал смотритель, подходя к окну.

Он долго молчал, пристально глядя на горы, видневшиеся вдали, затем снова повернулся ко мне и сказал:

— Некоторые говорят, что нагвали сами поднимаются из преисподней. Я верю этому. Другие говорят, что нагвали — совсем не люди.

Он снова замолчал, и я удивилась долгой паузе, которая опять повторилась. Словно уловив мое нетерпение, он подошел и сел рядом.

— Если хочешь знать, я думаю, что нагвали — сверхлюди. В этом кроется причина того, что они знают все о человеческой природе. Нагваля невозможно обмануть. Они видят тебя насквозь. Они видят насквозь все что угодно. Они могут смотреть сквозь пространство на другие миры в нашем мире и за его пределами.

Я беспокойно заерзала на стуле, не зная, как остановить его. Я уже жалела о том, что начала этот разговор. У меня не осталось ни малейшего сомнения в его безумии.

— Я не безумец: — Он так неожиданно откликнулся на мои мысли, что я громко вскрикнула. — Я просто говорю то, о чем ты никогда раньше не слышала, вот и все.

Я растерянно заморгала, вынужденная защищаться. Но тревога придала мне уверенности, и я перешла в наступление:

— Почему все они скрываются от меня?

— Это очевидно, — бросил он, но, заметив, что это вовсе не очевидно для меня, продолжал: — Ты должна это знать. Все здесь, кроме меня, — одна компания. Я всего лишь смотритель и не принадлежу к таким, как они. Я лишь как смазка для этой машины.

— Ты сбиваешь меня с толку еще больше — рассердилась я. Но тут меня поразила внезапная догадка. — А что это за компания, о которой ты говоришь?

— Все женщины, которых ты встретила, когда была здесь в последний раз — сновидящие и сталкеры. Они сказали мне, что ты — сталкер, такой же, как они.

Он налил себе стакан воды и подошел к окну. Сделав несколько маленьких глотков, он рассказал мне, что нагваль Мариано Аурелиано уже испытывал мои способности сталкера в Тусоне, когда послал меня в кофейню подсунуть таракана в мою тарелку. Смотритель повернулся спиной к окну, взглянул мне прямо в лицо и добавил: — Ты не справилась.

— Не хочу больше слушать этот вздор! — оборвала я его. У меня не было никакого желания слушать продолжение этой истории.

На его лице появилось озорное выражение.

— Но, потерпев неудачу, ты оправдалась тем, что без всякого уважения, с пинками и бранью накинулась на нагваля Мариано Аурелиано. Сталкеры, — подчеркнул он, — обладают большой сноровкой в обращении с другими людьми.

Я открыла было рот, чтобы сказать, что не понимаю ни слова из того, что он говорит, но он продолжал: