Жизнь-в-сновидении - Доннер Флоринда - Страница 27

Ошарашенная, я взяла ключи из его рук. Все мои сценарии разом отпали. Теперь у меня не будет возможности его отвергнуть. Не то чтобы мне действительно этого хотелось. Но в глубине моей души раздавались голоса, жаждущие победы, не важно, сколь незначительной.

— Не вижу, зачем нам снимать две комнаты, — сказала я с заученной небрежностью.

Дрожащими руками я подбирала с пола свои вещи и запихивала их обратно в бумажную сумку. То, что я сказала, звучало невероятно для меня самой, однако я не в силах была остановиться.

— Шум машин не даст тебе отдохнуть, а тебе нужен сон не меньше, чем мне.

В данный момент мне как-то не верилось, что кто-то может уснуть под шум, доносящийся с трассы.

Не глядя на него, я выбралась из машины, а затем услышала собственное предложение:

— Мы могли бы спать в одной комнате — в разных кроватях, я имею ввиду.

На мгновение я застыла в немом оцепенении. Никогда прежде я ничего подобного не делала, и никогда у меня не было такой шизоидной реакции. Я говорила не то, что имела в виду. Или я-таки имела в виду именно это, но сама не понимала, что делаю.

Его смех положил конец моему смятению. Он хохотал так громко, что в одной из комнат постояльцы зажгли свет и стали кричать, чтобы мы заткнулись.

— Остаться с тобой в одной комнате, чтобы ты посреди ночи мной воспользовалась, — выдавил он из себя между приступами бурного веселья. — Как раз после того, как я приму душ. Не выйдет!

Я покраснела, да так сильно, что вспыхнули уши. Мне хотелось умереть от стыда. Это не вписывалось ни в один из моих сценариев.

Я вернулась в машину и захлопнула дверь. — Отвези меня в Трейхаунд на автостанцию, — прошипела я ему с затаенной злобой. — Какого черта я поехала с тобой? Надо проверить, все ли в порядке у меня с головой!

Все еще смеясь, он открыл дверь и мягко вытащил меня наружу.

— Давай будем спать не только в одной комнате, но и в одной постели.

Он робко посмотрел на меня.

— Пожалуйста, подари мне свою любовь! — попросил он так, словно и самом деле хотел этого.

Ошеломленная, я вырвалась из его объятий и прокричала:

— Да ни за что в жизни!

— Вот, — сказал он. — Ты так свирепо меня отвергла, что я не осмеливаюсь настаивать. — Он взял мою руку и поцеловал ее. — Ты отвергла меня и поставила на место. Проблем больше нет. Ты отомстила.

Я отвернулась от него, готовая разрыдаться. Моя досада была связана не с тем, что он не желает провести 60 мной ночь, — реши он так поступить, я бы на самом деле не знала, что делать, — а с тем фактом, что он знает меня лучше, чем даже я сама. Я не поверила тому, что, как мне казалось, было лишь способом приукрасить свои достоинства. Он мог видеть меня насквозь. Внезапно это меня испугало.

Он подошел поближе и обнял меня. Это был простой добрый жест. Как и раньше, сумятица, царившая у меня внутри, полностью исчезла, словно ее никогда не было. Я тоже обняла его и сказала нечто уже совершенно невероятное:

— Это самое захватывающее приключение в моей жизни.

Мгновенно у меня возникло желание взять свои слова обратно. Эти выскочившие слова принадлежали не мне. Я даже не знала, что имела в виду. Это было отнюдь не самое захватывающее приключение в моей жизни. У меня было много увлекательных поездок. Я объехала вокруг всего света.

Мое раздражение достигло пика, когда он пожелал мне доброй ночи, при этом ловко и нежно поцеловав меня, как целуют детей, и это мне понравилось против моей воли. У меня просто не было воли. В коридоре он легонько подтолкнул меня в направлении моей комнаты.

Проклиная себя, я плюхнулась на кровать и расплакалась от бессилия, злости и жалости к себе. С момента самых ранних моих воспоминаний я всегда в своей жизни поступала как считала нужным. Находиться в состоянии смущения и не знать чего хочу — это было для меня новое чувство, причем чрезвычайно неприятное.

Я легла спать не раздеваясь и спала беспокойно, пока он рано утром не стал стучать в мою дверь, чтобы меня разбудить.

Мы ехали весь день, виляя по каким-то заброшенным дорогам. Как он мне и говорил, Джо Кортез оказался внимательным и заботливым человеком. На протяжении всего долгого пути он представлял собой самого доброго, заботливого и увлекательного спутника, о каком вообще можно было мечтать. Он кормил меня едой, песнями и рассказами. У него был поразительно глубокий и в то же время чистый баритон. К тому же он знал все мои любимые песни. Старые любовные песни всех южноамериканских стран, все их национальные гимны, древние баллады и даже детские стишки.

От его историй я хохотала так, что у меня заболели мышцы живота. Как рассказчик, он восхищал меня каждым поворотом своего рассказа. Он был прирожденный мим. Та невообразимая искусность, с которой он изображал любой мыслимый южноамериканский акцент, — в том числе отчетливый португальский бразильцев — это было что-то большее, чем подражание, это была магия.

— Давай, пожалуй, слезем с крыши автомобиля, — голос Джо Кортеза ворвался в мои грезы. — В пустыне ночью становится холодно.

— Суровая тут вокруг местность, — промолвила я.

Мне хотелось, чтобы мы забрались в фургон и уехали отсюда. Мне стало не по себе, когда я увидела, как он вынимает из машины сумки. Там у него были всевозможные подарки, купленные для людей, которых мы намеревались посетить.

— Почему ты остановился здесь. Бог знает где?

— Ты задаешь глупейшие вопросы, нибелунга, — ответил он. — Я остановился здесь, потому что тут кончается наше автомобильное путешествие.

— Мы что, уже прибыли к нашей таинственной цели, о которой ты ничего не хотел рассказывать? — спросила я с сарказмом.

Единственное, что портило эту очаровательную поездку, было то, что он напрочь отказывался говорить мне, куда именно мы направляемся.

В считанные доли секунды во мне закипела такая злость, что я готова была ударить его кулаком по носу. Мысль, что моя внезапная раздражительность — просто результат долгой изматывающей поездки, принесла мне желанное облегчение.

— Я становлюсь раздражительной, но я этого не хотела, — сказала я веселым тоном, который даже мне самой показался наигранным.

В моем голосе было такое напряжение, что сразу становилось ясно, чего мне стоит держать себя в руках. То, что я так легко и быстро могу на него разгневаться, начинало меня беспокоить.

— Ты понятия не имеешь о том, что значит вести разговор, — сказал он, широко улыбаясь. — Ты знаешь только, как добиваться своего.

— О! Я гляжу, Джо Кортез отбыл. Ты снова собираешься начать меня оскорблять, Карлос Кастанеда?

Он весело рассмеялся в ответ на это замечание, в котором для меня не было ничего смешного.

— Это место не «Бог знает где», — сказал он. — Рядом находится город Аризп[8].

— А граница США лежит к северу, — процитировала я. — А Чихуауа — к востоку. А Лос-Анжелес находится где-то к северо-западу отсюда.

Он пренебрежительно мотнул головой и зашагал вперед. Мы молча шли через заросли кустарников, которые я скорее чувствовала, чем видела, вдоль узкой вьющейся тропки. Дорожка становилась все шире по мере того, как мы приближались к огромному участку ровной земли, со всех сторон окруженному забором из невысоких мескитовых деревьев. В темноте можно было различить силуэты двух домов. В большем из них внутри горел свет. На некотором расстоянии от него стоял меньший, темный дом.

Мы подошли к большому дому. В свете, льющемся из его окон, порхали тусклые силуэты мошек.

— Должен предупредить тебя, что люди, с которыми тебе предстоит встретиться, несколько странные, — прошептал он. — Не говори ничего. Вести разговор буду я.

— Я всегда говорю, что мне нравится, — встала я на дыбы. — И не люблю, когда меня учат, как себя вести. Я не ребенок. Кроме того, я прекрасно знаю правила хорошего тона; можешь быть уверен, что тебе не придется из-за меня чувствовать себя неловко.