Между Сциллой и Харибдой (СИ) - Зеленин Сергей - Страница 16

К ним тоже относились мои слова, ставшими крылатыми:

«Как работаем – так и сидим»!

Так вот, некоторых зэчек – выбранных мной и согласившихся поработать «прачкой», я же и отправил досиживать срок к Макаренко.

Первой из них была воровка, московская бандитка по имени Лена – имевшая как минимум одно (доказанное) убийство за душой. «Червонец», да ещё за «мокруху» – далеко не каждый мужчина-душегуб, получал!

Когда я её увидел у себя в кабинете, я спросил усомнившись:

– Тебе и вправду, уже есть восемнадцать лет?

Та заикаясь, глядя на меня исподлобья, злобно как загнанный зверёк:

– А тебе не один х… (в смысле: а тебе не всё ли равно)? Угостил бы лучше папироской, гражданин начальник.

Подумав, достал из стола не начатую пачку и спички, что держал специально для подобных случаев:

– Бери всю – у меня ещё есть! Насчёт возраста же скажу: если ты несовершеннолетняя – можно попробовать через суд скостить тебе срок и определить досиживать его в детскую воспитательно-трудовую колонию.

Закурив, та разомлев, спрашивает почти без заикания:

– А кому это надо?

– Это надо – прежде всего тебе.

Подозрительно – выпустив в меня облако дыма:

– А тебе что надо? Отодрать меня можешь и без этого – просто перегнув раком через этот стол.

Пока я отмахивался руками от дымовой завесы, действительно: соскочила, задрала юбку – под которой ничего не было(!) и, легла грудью на стол – оттопырив тощий зад.

Ёкарный бабай!

Не прекращая смолить папиросу, хлопнула себя по попке ладошкой:

– Начинай, начальник!

В первые пять секунд, я очумело оторопел – как никогда раньше. Но тут же овладев собой, встаю с кресла и обхожу стол, расстёгивая ремень:

– Сейчас, Лена, подожди – только дверь закрою и портупею сниму. И потом, я тебя как… ВЫДЕРУ!!!

Удерживая на столешнице левой рукой, правой рукой её хорошенько – как сидорову козу, выпорол.

Вся задница – в красных полосах, как тельняшка моряка – в синих!

Рёв стоял на всё лагерное управление: в дверь стучались, ломились – но выломить не решились. Закончив экзекуцию, оправил ей юбку, опоясался сам и уселся обратно:

– Присаживай, поговорим. Ну…? Ты не можешь сидеть?!

Стоит, держась рукой за задницу: в глазах слёзы, из носа – сопли, в голосе стальная ярость:

– У тебя убью, мусор поганый! Зарежу, не жить тебе!

Я молчал, лишь склонив голову, как крайне агрессивного – но совершенно безопасного зверька, её с любопытством рассматривая.

Наконец, успокоилась, опустив голову и лишь всхлипывая. Повторяю:

– Может, всё же поговорим?

– О чём можно с тобой говорить, дяденька мусор?

– Ну, о многом… Например: о твоём тёмном прошлом и, возможно – светлом будущем.

Вздыхает:

– Нет, гражданин начальник: это прошлое у меня было светлым – а настоящее и будущее…

Рыдает.

Когда она успокоилась, помаленьку-понемногу мне удалось её разговорить.

Своих родителей Лена не помнила – они умерли, когда ей было несколько месяцев отроду. Крестьянскую девочку-сироту удочерила и воспитала бездетная вдовая помещица, которую она почитала матерью. Летом 1917 года, местные крестьяне – получив свободу от Временных, по своему народному разумению свершили месть и правосудие за многовековое угнетение – поделив меж собой барскую землю, разгромив поместье, а «боярыню» зарубив топором.

Всё это происходило на глазах у десятилетней девочки, ставшей после этого заикаться.

Став таким образом беспризорницей, Лена чтоб выжить стала попрошайничать, воровать, попала в банду промышлявшую убийствами да грабежами, стала любовницей и «напарником» её главаря по криминальным делам.

После ликвидации банды прославившейся «тёмными» делами, практически всё её члены получили вполне заслуженный «вышак», а моя собеседница – максимальный срок.

Выслушав эту печальную, но увы – вполне типичную для революционного времени историю, вопрошаю участливо:

– Лена, извини, конечно… А почему ты согласилась на моё предложение «работать» прачкой у нас в «ИТЛ»?

Угрюмо, но уже без злобы и агрессии:

– А ты, дяденька мусор, сам посиди в женском исправдоме…

– Нет, уж – спасибо!

Да! Ещё «там» доводилось слышать про «порядки» в женских колониях – дающих по сто очей форы мужским. Однако, продолжаю:

– Лена, но это же по сути – проституция! Тебе ничто не подсказывает – что это нехорошо?

Пожимает плечами:

– Ну, а что делать? Больше я ничего и не умею – только «дырку» подставлять. Воровать же в вашем «ИТЛ» ты мне не предложишь?

Хм…

– Ну а твоя помещица, разве тебя ничему полезному не научила?

– Как «не научила»? Грамотная я и языки знаю! Музицировать, танцевать, вязать, вышивать… Что сама умела – тому и меня учила.

Видели, да?!

Вот так в куче навоза – иногда совершенно неожиданно для самого себя, вдруг находишь жемчужное зерно!

– Вот, только кому это надо?!

Встав, походив в раздумьях тяжких и потом остановившись напротив, смотрю прямо в полные боли и скорби глаза:

– Ты попала в очень непростую жизненную ситуацию, Лена! И у тебя два выхода из неё: выйти отсюда через десять лет конченой шлюхой (хоть и с деньгами) – или согласиться на моё предложение и отправиться в детскую воспитательно-трудовую колонию. Это неподалёку отсюда!

– А оттуда кем я выйду?

Как объяснить ей, кто такой «лекальщик»?

– Человеком, Лена, человеком… Получишь перспективную профессию, познакомишься с классным парнем, наплодите с ним кучу замечательных детишек.

Вижу, задумывается:

– А ты случайно не пиз…дишь, дяденька мусор?

Приязненно улыбаюсь, источая саму благую доброжелательность:

– По ремню соскучилась?

Придя с ней к взаимоприемлимующему консенсусу, тут позвал в кабинет зэка Брайзе Иосифа Соломоновича из «Юридического отдела» и, мы с ним быстренько составили предварительный план действий.

Менее чем через три месяца, в Ульяновске «по вновь открывшимся обстоятельствам» состоялся пересуд – где Лене как несовершеннолетней на момент совершения преступления, скостили срок с десяти до двух с половиной лет – с направлением в «Ульяновскую воспитательно-трудовую колонию (ВТК) для несовершеннолетних им. Кулибина».

По своему обыкновению, забегу далёко вперёд.

Отбыв срок, Лена уже по вольному найму осталась работать на «Заводе контрольно-измерительных инструментов им. Кулибина», стала лучшем слесарем-лекальщиком на нём, бригадиром – а затем и начальником участка. «Охомутав» самого гарного из всех хлопцев (об лоб можно порося бить, как-то пробовали!) – прибывших с Макаренко, женила его на себе и, первым же «заходом» родила двух бойких и смышлёных ребятишек.

Жизнь – эта жизнь, удалась!

Таких примеров было достаточно много – я лишь привёл наиболее яркий из них.

Расположенное в Ульяновском исправительно-трудовом лагере (ИТЛ) «Особое проектно-техническое бюро № 007» (ОПТБ-007), за осень-зиму 1923-24 годов получив «пополнение» – увеличившись численностью немногим менее чем в два раза и, преисполнившись трудовым энтузиазмом – засучив рукава взялось за новые многообещающие проекты.

Наряду с пошаговой модернизацией трактора «Мужик» – исправившей выявившиеся в процессе практической эксплуатации дефекты, зэка-инженера всю зиму занимались конструированием на базе его «недодизеля» 22-х сильного универсального стационарного калоризаторного двигателя – для привода всевозможного промышленного, горнодобывающего и сельскохозяйственного оборудования. В этот раз, моё участие было минимальным – я лишь проверял их расчёты и «незаметно» исправлял вкравшиеся в них ошибки.