Взгляд незнакомки - Дрейк Шеннон - Страница 67
- Предыдущая
- 67/98
- Следующая
Она не поняла, какое впечатление произвела на Брента ее пылкая речь, — он продолжал смотреть ей в глаза пламенным взглядом. Как много ночей провела она, ожидая, когда настанет час, и он снова обнимет ее своими сильными руками. Чувство, которое она испытывала сейчас, разрывало ее надвое. Даже теперь ей было упоительно приятно ощущать его мужественность, его силу, тепло. Но ей также хотелось отбросить его прочь, доказать ему, что она сильная и равная ему во всем.
— Кендалл, — спокойно произнес Брент. Он наклонился над ней еще ниже и коснулся телом ее груди. — Постарайся понять то, что я сейчас тебе скажу. Я уже все тебе говорил раньше. Если янки схватят тебя, то вернут Джону Муру. Но не исключена возможность, что они отнесутся к тебе, как к своей законной военной добыче. Они прекрасно знают, что ты спала с мятежником и воевала против них, — не важно, командовала ты тем судном или нет. Если ты называешь прежнюю жизнь с Муром каторгой, то как назовешь ее, когда попадешь к нему снова, если, конечно, после рук янки у тебя останется хоть капля разума.
Слова его были холодными как лед, они падали и падали, и душа ее стыла и цепенела.
Действительно ли он любит ее? — Прошло столько месяцев с тех пор, как она видела его в последний раз. Он побывал в Лондоне, где нет войны, где холеные дамы с благородными манерами разодеты в шелка. Он был с другой женщиной? Или с другими женщинами? Кендалл зажмурила глаза, ей страстно захотелось коснуться Брента, чтобы удостовериться, что он принадлежит ей и только ей.
Нет, он не принадлежит ей. Он просто-напросто Ночной Ястреб. Приходит и уходит, оставляя ее наедине с тьмой беспросветного, одинокого существования… И так будет всегда. Как вихрь ворвался он в ее жизнь, а когда буря уляжется, останется лишь гнетущая пустота.
Сможет ли он когда-нибудь по-настоящему понять ее чувства?
— Брент, — вкрадчиво начала она, — ты слышал что-нибудь о том, что многие женщины, чтобы попасть на фронт, переодеваются в военную форму и выдают себя за мужчин? Гарри раздобыл вашингтонскую газету — там написано про северянок, которые сравниваются с женщинами Юга. Конечно, автор заметки признает, что у него нет сведений по южным Штатам…
— Кендалл…
— Выслушай меня, Брент. Клянусь тебе, это правда. Статья написана только потому, что в битве у Шарпсберга, была ранена женщина-юнионистка. Дело было в Мэриленде…
— Замолчи, Кендалл! — Брента снова охватила ярость. — Угомонись! Я не хочу ничего слышать! Все, что ты говоришь, — чушь и не имеет ни малейшего значения. Если ты не можешь, сама спокойно сидеть на месте, то я лично передам тебя янки, так, по крайней мере, ты хотя бы останешься жива.
— Жива! Пуля может попасть в сердце женщины так же легко, как и в сердце мужчины…
— Кендалл, клянусь Богом, если ты еще раз посмеешь открыть рот, я сумею его заткнуть.
— Попробуй только. Тебе придется меня выслушать… — Раздался звонкий удар — ладонь Брента с размаху опустилась на щеку Кендалл. В ее глазах отразилась целая гамма чувств: упрек, боль и… враждебность. Он хотел, было попросить прощения, но не смог, и это малодушие еще больше увеличило его смятение и растерянность.
Только много позже он попытался оправдать себя тем, что упоминание о Шарпсберге вызвало у него вспышку гнева.
Но оправданий не было, как не было и прощения. Чувство вины, подкрепленное ногтями Кендалл, вонзившимися в его руки, только подогрело злость.
— Вот видишь!.. — издевательским тоном прохрипел он, стараясь грубостью прикрыть страстное желание молить о прощении. Кендалл яростно размахивала руками, пытаясь освободиться, но он крепко держал ее. — Ты не сможешь сбежать. Ты получила урок, но никак не желаешь сделать правильные выводы, да? Ты не сможешь победить меня, Кендалл, поэтому перестань сопротивляться.
— Отпусти меня, — сказала она, отчаянным усилием стараясь удержать закипавшие слезы. Она не могла поверить, что он действительно ударил ее. Наверное, для него это ничего не значило — подумаешь, ударил! Джентльмен не может ударить леди… но, значит, в глазах Брента она не леди. Она жена янки, и все, что было между ней и Макклейном, не имеет ни малейшего значения. Да, он шептал ей слова страсти и любви, но делал это только для собственной выгоды.
Нет! Нет, он все же любит ее. Она верит в это, должна, обязана верить…
Но он только что дал ей пощечину, а теперь насмехается, сознательно и расчетливо провоцируя ее.
Она перестала сопротивляться и холодно, прищурясь, посмотрела ему в глаза.
— Капитан Макклейн, вы мне не отец и не муж. Теперь я очень сомневаюсь и в том, что вы — мой друг. Оставьте меня и приберегите свои уроки для других. Я не хочу, чтобы мне давали пощечины, издевались надо мной и учили. Я не хочу, чтобы вы вообще прикасались ко мне!
— Ты ведешь себя, как ребенок, Кендалл. Как взбалмошная девчонка.
— О Господи!.. — простонала она, скрипя зубами от ярости и отчаяния. — Я говорю серьезно, Брент.
— Это и, правда, серьезно? — внезапно оцепенев, переспросил Брент. Заглянув ей в глаза, он понял, что это не так. Кендалл просто хотела закрыть глаза, открыть их и увидеть, что перед ней все тот же возлюбленный, что их ссора — тяжкий сон, что сейчас Брент улыбнется и раскроет ей свои объятия.
«Что он от меня хочет?» — подумала Кендалл и страшно пожалела, что любит этого человека, жаждет его сильных ласк, его мужественной любви, тепла его могучего тела.
Она закрыла глаза.
— Нет, — едва слышно прошептали в ответ ее губы.
— Кендалл, — нежно произнес Брент.
Она не поняла, произнес он ее имя с любовью или с лихорадочным желанием, да это и не имело никакого значения, потому что, будучи не в силах отказаться от него, она тем более не могла устоять перед зовом своего тела. Однако это нельзя было назвать влечением. После неистового всплеска обоюдной ярости она чувствовала себя настолько разбитой, что ей хотелось спрятаться в тихой гавани.
Ощутить нежность, ласковое прикосновение, почувствовать, что он все еще любит ее, пусть даже любовь окажется всего-навсего иллюзией.
Руки, которые только что грубо прижимали ее к постели, внезапно нежно обняли ее стан. Губы, сжавшиеся в узкую полоску, раскрылись для ласкового поцелуя. Сначала этот поцелуй был похож на тихий бриз, но тут же превратился в неистовый шторм. В этой буре страсти не было места нежности.
Отдаваясь этой буре, Кендалл тесно прижалась к Бренту. Она противилась ветру, а покорилась его дуновению. Она вновь переживала вкус и прикосновения, ощущения и запах, мужскую властность губ на своих губах…
Как она стосковалась по знакомому, желанному!..
Кендалл обвила руками шею Брента, счастливая, оттого что может держать его в объятиях, наслаждаться солнцем, вдыхать аромат моря и мужской силы. Но даже обнимая его, чувствуя прикосновения его губ, языка, зубов, умопомрачительное щекочущее влечение, таившееся в его усах и бороде, наслаждаясь мускулистыми, жилистыми руками, Кендалл продолжала сопротивляться его откровенной мужской власти.
Она устала получать уроки.
Настало время поучиться и ему. Брент Макклейн всегда стрелял первым. Гнев на его условиях, любовь тоже на его условиях…
Он оторвался от нее, и Кендалл не смогла прочитать выражение его затуманенных страстью глаз. Ее тело сотрясал легкий озноб — как трудно думать, когда он рядом и так близко. Сила его ласк подавляла ее чувства и затуманивала разум. Но надо держать себя в руках, для того чтобы не сойти с ума, надо доказать ему свою правоту.
Она одарила его чарующей улыбкой.
— Я так скучала по тебе, Брент! — Хрипловатая дрожь в ее голосе была неподдельной.
Он не ответил, и Кендалл, робко протянув дрожащую руку, нежно дотронулась до мягкой бороды и провела пальцем по гладкой загорелой коже, наслаждаясь этими прикосновениями.
Она улыбнулась, но на душе стало грустно. Наверное, Бренту не суждено понять, что она воюет за тот идеал, ради которого мужчины ведут эту войну, — за дух женщин Юга. Ах, да разве можно объяснить им это? Для них, джентльменов, женщины должны оставаться опекаемыми леди, нежными цветками, нуждающимися в отважной мужской защите. Идеал Кендалл оставался прекрасным, куртуазным, но недостижимым, как сон.
- Предыдущая
- 67/98
- Следующая
