Пыль и пепел. Или рассказ из мира Между (ЛП) - Гжендович Ярослав - Страница 35

Нормальный человек в подобных ситуациях звонит в скорую помощь. Процедура. Вбитая в голову раз и навсегда, одна из вещей, которые обуславливают приспособленность к жизни в обществе. Пускай кто-то этим займется, потому что меня это перерастает. Неважно, что пациентка нас покидает, что законы земного притяжения отправились на перекур; неважно, что повсюду находятся следы странного ритуала. К пациентам без сознания вызывают скорую помощь. Пускай она сделает ей укол. Пускай она подключит ее к электропитанию. Пускай ее привяжут к кровати, только чтобы все было нормально.

Я же, в свою очередь – псих. И не могу считаться приспособленным. Я уже давно привык, что во всех подобных случаях я – сам. Скорую помощь можно вызвать ради сломанной ноги, почечнокаменной болезни, инфаркта или отравления. Только не к цветущей ведьме, погруженной в глубоком трансе.

Что бы тут не действовало, это "что-то" было могучим. Свисающие с полок маятнички и какие-то болтающиеся похожие на ветровые колокольчики украшения слегка покачивались и позванивали; среди фигурок и посуды раздавались потрескивания, похожие на звуки разрядов. Воздух был сухим и наэлектризованным. Мои волосы становились дыбом, как будто бы я стоял у громадного телевизионного экрана.

Пульсирующий сигнал, доносящийся из отложенной на стол трубки старомодного телефонного аппарата, действовал мне на нервы. Может быть, Патриция сняла ее, опасаясь, что неожиданный звонок вырвет ее из транса? А может, это она пыталась дозвониться до меня перед тем, как все это случилось?

И я положил трубку на вилки аппарата.

Но кому-то следовало сообщить. Кому-то, кто знал, что здесь происходит, и как можно помочь. Наверняка не тетке, так кому тогда? "Моя кузина Анастасия – сумасшедшая нимфоманка". Лучше нет. "Мелания. Тоже бунтарка, та еще штучка". Хорошо, позвоним Мелании-бунтарке.

Телефон стоял в прихожей, на странной этажерке межвоенного периода. Я обыскал ящичек в надежде на блокнот, но обнаружил лишь пачки перемешанных между собой счетов, гвоздь и кусок конопляной веревки, связанной в какие-то странные узлы и украшенной цветными нитками. Господи Иисусе!

Я поднялся на высокую антресоль, где находилась огромная кровать, выкованная из железных прутьев, и, вдыхая пряно-морской Патриции, обыскал ночную тумбочку. Салфетки, мелкие заметки, пачка презервативов, какие-то тюбики, фонарик. Съежившийся и твердый, высохший лимон, в кожуре которого торчали гвозди. Ладно, я ведь ни о чем не спрашиваю. Вот только блокнота не было.

Следовало успокоиться и подумать логично.

Я пошел в прихожую и нашел ее стоящую на шкафчике сумочку, похожую на врачебный саквояж. Телефон находился внутри, клавиатура была заблокирована, звонок был отключен, но аппарат работал и, слава Богу, не требовал PIN-кода.

Аппарат был странным, никогда в моих руках не было ничего подобного, так что разблокирование клавиатуры заняло у меня добрую минуту. Следующие пят – обнаружение меню и записей телефонной книжки. А потом я нашел "Мелатонину", и это было более всего похожим на Меланию.

Я рискнул, с неуверенностью поглядывая на настенные часы. Было двадцать минут третьего. Если окажется, что звоню в аптеку, просто отключусь.

У Мелании был милый, немного в нос, голос, в настоящее время сонный и отсутствующий.

- Что случилось, телка? – с неохотой спросила она. – Бессонница? Что, часы встали?

- Простите, это Мелания?

- Кто это говорит?!

На сей раз голос у нее был резкий, перепуганный и совершенно трезвый.

- Я приятель Патриции. Она позвонила, чтобы я ей помог. Я у нее дома. Она лежит без сознания.

- То есть как: без сознания?

- То и значит, что без сознания, - пояснил я. – Лежащая крестом на полу, с раскинутыми руками и ногами, на каких-то символах, повсюду горят свечи, у нее глаза выходят из орбит, изо рта идет пена. Она, случаем, не эпилептичка?

- Вы в скорую звонили?! – крикнула Мелания.

- Нет. Поначалу я позвонил вам.

- Умоляю. И не звоните. Она не эпилептичка… То есть, да… Это как раз такой приступ, но они ей только повредят. Вы прикасались к ней?!

- Нет…

- Пожалуйста, не касайтесь ее! Никуда не переносите, и, умоляю, никуда не звоните! И не пытайтесь ее будить, потому что это ее убьет!

- Мелания, она левитирует над полом.

- Что?! Прошу, ничего не надо делать! Сейчас я приеду! Боже, я живу в Варшаве… Буду через пару часов! Все, уже еду. И прошу, ничего не надо делать!

И она отключилась.

Будет через пару часов. Почти триста километров за два часа. На вертолете или на метле?

Я присел, глядя, как девушка вздымается над покрытым символами полом, сама покрытая рисунками странных знаков, с широко разбросанными ногами, с волосами цвета воронова крыла, плавающими вокруг головы, словно пятно туши, капнутой в воду.

Два часа. Это что, мне ждать два часа?

Я вытащил свой телефон и проверил записи голосовой почты, зная, что там услышу, но, все равно, по телу прошел ледяной озноб.

"Сообщение, полученное сегодня, в часов: один, минут: двадцать семь".

- По-омо-оги… Умоляю… Это яа-а…

Пугающий хрип, доносящийся откуда-то с самого дна преисподней. Ладони стали мокрыми.

"Сообщение, полученное сегодня, в часов: два, минут: двенадцать". Только что.

- По-омо-оги… Ум-мо-лляю… Мммогильнооо… По-омо-огииии…

Могильно.

Я поднялся и спрятал телефон. Забрал телефон Патриции и отправил Мелании SMS. Мелании, мчащейся со средней скоростью в сто сорок семь километров в час:

КЛЮЧИ В ШКАФУ С ПРОТИВОПОЖАРНЫМ ШЛАНГОМ НА ЛЕСТНИЧНОЙ ПЛОЩАДКЕ

Домой я добрался в рекордное время.

В ванной сполоснул лицо холодной водой, свернул сигарету, уложил свои талисманы рядком на полу. Тесак, обрез, горсть позеленевших гильз, тщательно отбираемых на различных торгах военных памяток. Шлем, плащ.

Я сунул компакт-диск в проигрыватель и позволил звучать бубнам, варганам и бренчалкам.

Почувствовал, как ритм начинает меня затягивать, всасывать в себя.

Потом разжег миниатюрный костер в большом, чугунном воке, забросил в огонь несколько комков смолы и тут же ливанул в него спиртом. А потом взял бутылку своей настойки и начал танцевать. Я чувствовал, как мое сознание начинает опорожняться, как становится бело-синей, выглаженной ветром пустотой, словно ледяной фирн где-то над Енисеем. Стук бубна понес меня, я чувствовал его галоп.

Иду за тобой.

Уже приближаюсь.

Уже…

Я был ураганом, а за мной шествовал огонь. По крайней мере, именно так я чувствовал. Это хорошо. Чаще всего я переходил в мир Между совершенно спокойно, чувствуя разочарованную меланхолию. Я делал, что нужно было сделать, или вообще ничего не делал и возвращался домой. Но несколько раз я попадал в Страну Полусна взбешенным, дыша местью и жаждой убийства, и тогда под моими ногами лопались тротуарные плиты. По той стороне все зависит от того, в каком состоянии находится твой дух, а не мышцы. Марлена тоже это чувствовала, рвясь вперед, словно гусарский конь. В Могильно.

Где бы оно ни было.

Я ехал. Рассекал темноту, пепел и пыль оседали седым покровом на моем плаще, оставшемся от командира немецкого танка, и на баке мотоцикла.

Это состояние в какой-то степени можно сравнить с тем, какое у взбешенного человека, едущего на ночном автобусе. Если он уставший, придавленный стрессом или приболевший, со сех сторон к нему лезут всякие ненормальные, наседают, цепляются, тянут за рукав. "Вот ты молодой, так я тебе скажу". Или же он привлекает к себе взгляд едущей по тому же маршруту людоедки: "Ну, и какого, блядь, пялишься? Что-то тебе не нравится? Отсосать тебе?". Когда же такой в бешенстве, а в его жилах течет бензин и серная кислота, ты только можешь помечтать о зацепках. Пьяницы вежливо глядят в окно, людоедка чего-то там бурчит себе под нос и пялится под ноги.