Тристан и Женевьева (Среди роз) - Дрейк Шеннон - Страница 72

• Предыдущая
• 72/110
• Следующая

«Почти в Эденби», – думал он.

Наконец Тристан заснул, положив голову на седло. Но как только начало светать, он проснулся и вскочил на ноги, внезапно осознав, что его разбудил собственный страшный вопль. В ужасе Тристан посмотрел на свои руки, пытаясь оттереть невидимые пятна крови на ладонях, крови Лизетты и их ребенка. Он никогда не сможет этого забыть, ему дано только искать себе убежища, где он смог бы обрести покой и мир.

Путник свистнул, подзывая к себе Пирожка, нашел ближайший ручей, и вместе с конем напился из него. Тристан вымыл лицо и руки ледяной водой, радостно ощущая ее бодрящее прикосновение к коже лица и рук.

Уже к полудню он увидел Эденби с вершины одного из холмов. Сердце его учащенно забилось и последние несколько миль он проскакал галопом. У самых ворот он придержал коня, пока охрана не узнала его и не закричала, приветствуя своего хозяина. Во дворе его уже ожидал Мэттью, чтобы принять взмыленного коня, а в дверях стоял вместе с Эдвиной Джон, который крепко обнял Тристана, как только тот подошел к ним.

Наконец-то он дома! Эдвина поцеловала его в щеку и подвела к очагу. Старый Грисвальд принес чашу медового напитка, сдобренного корицей.

Тристан удобно расположился в кресле и, отхлебывая из кубка, начал рассказывать Джону о последних событиях в Лондоне, о том, как он встретился с Томасом и о том, как они подавляли мятеж, осадив замок. Но, ведя неторопливый разговор, ощущал как в нем нарастает острое нетерпение.

Не вытерпев, он прямо взглянул на Джона и спросил:

– Ну, а как обстоят дела здесь? Что с Женевьевой, – и быстро посмотрел на Эдвину, – она не пыталась опять убежать, или, может быть с ней все в порядке?

Голос его оставался холодным и бесстрастным, несмотря на огонь, бушевавший у него внутри.

Эдвина, неожиданно вспыхнув, беспомощно глянула на Джона, а тот неизвестно отчего рассердившись, буркнул:

– Никаких особенных неприятностей она нам не добавила.

– Где она?

– Конечно же, в башне, как ты и приказал.

– Она… – начала было Эдвина, но тут же прервала себя, поймав предостерегающий взгляд Джона, – я провожу с ней по одному часу ежедневно, и мы каждый день выводим ее на прогулку.

«О, Господи, мои слова звучат так, словно я говорю о каком-то животном!» – подумала вдруг она.

– Эдвина! – резко окликнул ее Джон.

– Ее здоровье! – оправдывалась Эдвина перед своим мужем. – Мы должны были выводить ее наружу, ибо она начала сходить с ума и она…

– И что она? – проревел Тристан. Он чувствовал, как вокруг него нарастает напряжение. – «К чему они клонят?»

Они оба посмотрели на него обеспокоено. А Тристан посмотрел на них обоих, как на ненормальных и воздел руки вверх. «О Боже! Что же могло случиться?» Теперь уже ничего не имело значения, ведь он уже здесь, и было бы глупо притворяться, что первой его мыслью было взбежать по лестнице в башню и поскорее затащить свою пленницу в постель. И совершенно все равно, день сейчас или ночь.

– Ничего не могу понять! Одному только Богу известно, что с вами происходит!

Быстро поднявшись, Тристан большими шагами направился к лестнице. Эдвина посмотрела на мужа, и тот отрицательно покачал головой, она прикусила язык и промолчала.

На втором этаже он задержался на минуту, удивленный тем, что его бросило в дрожь от волнения. «Ага, – усмехнулся он над собой, – значит, она все-таки околдовала тебя, и ты признаешь это! Ты знаешь, что она – ведьма, создание тьмы, или ангел и самая прелестная женщина на земле, столь же соблазнительная, как и самый спелый плод…»

Он поспешил вверх по лестнице, ведущей в башню и, наверху снова задержался, кивнув молодому стражнику, чтобы тот оставил свой пост и отодвинул засов.

Когда он вошел, Женевьева все еще лежала в постели. Вся в белом, платье покрывало ее воздушными волнами и лежало на постели вокруг ее, волосы были распущены…

Кровь быстрее заструилась по жилам Тристана при воспоминании о том, как эти золотые пряди окутывали его, как приятны были их шелковистые прикосновения, когда они укрывали их обоих, ниспадали на ее и его бедра…

Женевьева повернулась на стук двери, глянула на вошедшего – в ее глазах застыл страх. Она инстинктивно схватила подушку и прижала ее к груди. Взгляд ее скользнул по Тристану, глаза ее были серебристо-серого цвета, сначала они широко раскрылись, но почти сразу же сузились.

«Она узнала меня, – подумал Тристан, – она узнала меня, как только открылась дверь, и она удивлена, ибо никто не знал, где я был и когда вернусь… Интересно, рада она мне или нет?»

Никто из них не проронил ни звука. Тристан молча подошел к кровати и приподняв ее подбородок, посмотрел Женевьеве в глаза, и внезапно ощутил странное беспокойство.

Она была прекрасна, как всегда, если даже не больше. Серебряный, золотой, кремовый и розовый цвета. Ее губы были красными, как красная роза.

Но сегодня она была бледнее, чем раньше, лицо ее осунулось.

– Ты больна? – спросил он, и был удивлен своему хриплому голосу.

Женевьева попыталась вывернуться, и Тристан отпустил ее, чем она немедленно воспользовалась, и все еще крепко держа перед собой подушку, словно обороняясь от него, забилась в угол, прижавшись спиной к изголовью кровати, как будто Тристан был для нее снова чужим человеком, врагом, захватчиком…

– Я спрашиваю тебя, ты больна?

Женевьева покачала головой, и Тристан, почувствовав себя неловко, тихо произнес:

– Иди ко мне.

Женевьева снова покачала головой и подняла на него глаза, вспыхнувшие былым огнем.

– Кем вы себя считаете, милорд де ла Тер! Уехать на месяцы, и вернуться, чтобы…

– Мои дела вас не касаются, миледи, ты просто должна принять, что я здесь, – он протянул руку, и когда Женевьева не приняла ее, он схватил ее за запястье и притянул к себе. Она отбивалась, пытаясь ударить его, но Тристан смеялся и старался не попадать под ее кулачки. Наконец, он привлек ее к себе, поцеловал, и обнял так крепко, что у Женевьевы просто не осталось сил, чтобы бороться дальше, ей не хватило бы воздуха. Когда же Тристан, наконец, оторвался от ее губ и посмотрел на нее, то увидел, как она похорошела, хотя, казалось, это было невозможно, ее губы были полуоткрыты, в глазах загорелся огонь, а грудь тяжело вздымалась и опускалась под тонкой тканью…

– Пусти меня!

– Не могу!

– Сейчас утро!

– Я очень скучал по тебе.

– О, я не уверена в этом. Тебя вызвали ко двору Генриха, и тот отправил тебя в поход, где ты дрался, воевал, побеждал, грабил, насиловал.

– А… так ты ревнуешь? Тебя интересует, кого это я «насиловал», – Тристан рассмеялся, – это может шокировать вас, миледи, но, поверьте на слово, большая часть представительниц вашего пола была бы рада, если бы я изнасиловал их.

– Ты самодовольный болван! Бастард! Уверяю тебя, что это меня вовсе не заботит! Возвращайся к ним и дай мне…

Внезапно Женевьева замолчала и приложила руку ко рту, судорожно глотая. Ее глаза внезапно широко раскрылись от тревоги и беспокойства.

– Что происходит? – спросил Тристан, настолько удивленный, что перестал удерживать ее и она, вырвавшись из его объятий, вскочила на ноги и шлепая босыми пятками отошла от него на несколько шагов, мотая головой и дрожа.

– Черт возьми, Женевьева, ты не…

– Пожалуйста, ну пожалуйста, выйди на минутку!

Тристан недоумевая, поднялся. Она выглядела нездоровой, кажется, она не переставала дрожать и еще больше побледнела. Такая прекрасная и такая хрупкая.

И медленно стало до него доходить, что все это значит…

Тристан направился к ней и, хотя она отбивалась и кричала, чтобы он оставил ее, ей некуда было деваться. Он без лишних церемоний обнажил ее грудь и проведя по ней рукой, почувствовал, как она потяжелела, увидел, что явственней проступили голубоватые жилки на ней, что соски стали больше и темней.

Быстро опустив свою руку к ее животу, и Женевьева затряслась и попыталась вырваться. Она забилась, как пойманный зверек.

• Предыдущая
• 72/110
• Следующая