Тристан и Женевьева (Среди роз) - Дрейк Шеннон - Страница 46

• Предыдущая
• 46/110
• Следующая

– Ты зверь, ты животное самой гнусной породы! – выкрикнула она. – Я никогда не встречалась со столь отвратительно жестоким человеком!

Тристан вдруг замер на мгновение, Женевьева чувствовала, как в нем горячей волной поднимается напряжение.

– Жестокий, леди? – огрызнулся он, – вы ничего не знаете о настоящей жестокости! Жестокость – это нож в животе, кровавая полоса поперек горла, убийство еще неродившегося ребенка!

Он пошел к кровати неровными шагами. Взявшись за занавеси, он сорвал их. Уцепившись за Тристана, Женевьева внезапно испытала страх совершенно иного рода и… неожиданно угрызения совести. «Что же такое она ему сказала? Почему на его лице вдруг отразилась такая неприкрытая угроза, такая неумолимость и такое страдание?», – подумала она. Женевьева сильно задрожала, вдруг сообразив, что на нем не было совершенно никакой одежды, как впрочем, и на ней, что руки его прикасались к ее нагому телу, оставляя горящие отметины, что его тело было как камень и там, где касалось ее, в ней загоралось с неистовой силой какое-то новое чувство.

Изумленная и напуганная происшедшей в ней переменой, Женевьева больше не сопротивлялась. Тристан бросил ее на постель и, вот он уже рядом с ней, на ней, она ощущала его мужской орган, упершийся в ее бедра и это заставило что-то оборваться где-то глубоко внутри ее, ибо она кожей ощущала его сильную пульсацию. Тристан состоял из одних мускулов, твердых и напряженных. Таких же твердых, как и обещание адского огня, горевшего в его глазах. Никакой слабости, никакой поблажки, теперь его ненависть к ней стала неприкрытой и ничем не сдерживаемой. Женевьева была слишком ошеломлена его ярко выраженным мужским началом, чтобы даже пошевелиться, оно опрокинуло, захватило, переполнило ее. Он вознес свое тело над ней, и она вскрикнула, наконец, увидев, насколько плотно стиснуты его зубы, насколько ярко пылает огонь в его глазах. Она сдавалась, она струсила и была готова просить пощады.

– Пожалуйста, – хрипло зашептала Женевьева, – пожалуйста!

Он втиснул колено между ее ног, она чувствовала его внутренней стороной бедер, он приближался к тайнику ее невинности. Слезы покатились из ее глаз, она ненавидела себя, но не могла удержаться от мольбы:

– Я боролась, как никогда. Я никогда не хотела по-настоящему убивать, пожалуйста! Неужели ты не понимаешь этого! Я была в отчаянии… Ты сильнее, ты и сейчас сильнее! Я же могла использовать только то оружие, которое имела. Я… Пожалуйста… – ее голос сник до шепота, когда она посмотрела на него с открытой мольбой в подернутых прозрачной поволокой глазах, которая смягчила цвет ее глаз до розовато-лилового. Слова застряли в ее горле. Он и не думал оставить ее в покое, он все также лежал на ней, но его ресницы медленно опустились, а линия рта стала немного мягче.

– Пожалуйста? О чем вы? – спросил он хрипло, – неужели вы все еще надеетесь, что ваши люди прячутся в этой спальне и готовы прийти к вам на помощь? Уверяю вас, что это не так. Во всяком случае, сегодня, миледи, вы исполните свое обещание. Так скажите мне честно, если вы способны быть честной, о чем же вы просите?

Женевьева прикрыла глаза, и с ее губ слетел еле слышный шепот, она дрожала всем телом:

– Пожалуйста, не причиняйте мне боли…

– В таком случае вспомните о своем обещании, Женевьева. В ту ночь вы обещали мне быть чувственной и страстной, как невеста. И я прошу вас не пытаться больше сделать больно мне. Ведь я перенес не только удар кочерги вашей рукой, которой вы прекрасно владеете, но и испытал всю ярость ваших кулачков, зубов, ногтей и колена.

Женевьева боялась открыть глаза, боялась поверить тому, что в его голосе послышались шутливые нотки. Но она ощущала его всем своим естеством, всем телом, всей кожей. Она пронзительно остро чувствовала этого мужчину, понимала его, ощущала его покрытые волосами ноги, его грудь, его стройные бедра, жилистые, с тугими мускулами, его пульсирующий мужской орган. Он оставался на ней, почти неподвижный долго, очень долго.

Внезапно тяжесть его тела стала меньше, он улегся рядом с ней, а Женевьева все еще не могла открыть глаза. Он снова прикоснулся к ней, но это его прикосновение было настолько легким, что она едва не выгнулась дугой, чтобы сильнее ощутить его. Его ладонь скользнула по ней, по ее животу, ниже, по бедрам и ягодицам легкими поглаживающими движениями, и вот его ладонь коснулась ее груди, он нежно обхватил ее пальцами, легонько поводя ими вокруг соска. Женевьева издала негромкий звук, последнюю попытку протеста, и в ответ Тристан зашептал что-то, чего она совсем не разобрала, но звук его голоса успокоил ее, и она осталась лежать неподвижно, дрожа под его прикосновениями.

– Успокойся… Расслабься…

Казалось, что длится это целую вечность, она лежит на кровати напряженная, дрожащая от его прикосновений и шепота. Она не сопротивлялась, она сдалась, она была просто не в состоянии больше сопротивляться. Все, что ей оставалось – это закрыть лишь глаза и отдаться его рукам.

Он был нежен и терпелив, и когда девушка задрожала, Тристан успокоил ее легкими прикосновениями. Она не выражала своего согласия… но страх медленно оставлял ее. Прикосновения его рук были успокаивающими и вовсе не болезненными. Как будто они играли на где-то глубоко спрятанном инструменте внутри ее тела, который не мог оставаться безответным…

Он колдовал при бледном свете луны, сочившимся через узкие окна… Терпение Тристана было бесконечным. Женевьева смутно понимала, что она сдается совершенно иначе, чем если бы она уступила его грубой силе. Его прикосновения… они пробуждали ее к жизни. Ее тело еще было холодным, но там, где он касался его, разгорался огонь, а где не касался – страстно желало его прикосновений. Не прикосновений Тристана де ла Тера – врага, но мужчины, лежавшего рядом с ней.

В каком-то уголке ее сознания, она помнила, кем он был, но это знание отступало все дальше и дальше под напором новых ощущений, не оставлявших места ни для чего иного. Она никогда не испытывала прежде ничего подобного, и сейчас чувствовала, что живет какой-то новой необыкновенной жизнью.

Она снова застонала, когда Тристан переместился, наклонил к ней свою голову, захватил губами ее грудь и нежно коснулся языком соска. Его движения усилились, вот он плотно сжал губами сосок и потянул, облизав его, но тут же ослабил свою хватку и снова легко коснулся языком ее груди. Женевьева не могла вспомнить, как ее пальцы оказались в его волосах. Бессознательно она приподняла колено и скрестила ноги, почувствовав нарастание сладостного ощущения внутри. Она вдыхала его запах, чистый, мужской запах мускуса и еще чего-то, и почувствовала, как медленно ее обволакивает туман страсти, как в тайном интимном месте накапливается желание.

Его губы скользнули по ложбинке меж ее грудей, задержались ненадолго там, и вот он обхватил другую грудь. Женевьева вздохнула. Ее руки упали на его плечи, и она с трепетом ощутила тугие мышцы под его кожей, ощутила всю их мощь своими пальцами. Как мужчина Тристан был просто великолепен: мужественный, стройный, сильный, прекрасно сложенный и… Вот он приблизил свое лицо… Какое-то мгновение пристально смотрел в ее глаза, и затем их губы встретились. Язык его прикоснулся к ее губам и с нежной требовательностью, разомкнув их, проник внутрь. Его губы широко раскрылись, а язык проникал все глубже в рот. И Женевьева ощутила, как все ее тело наливается приятной тяжестью, а внизу живота возникло ощущение горячей пустоты. Она желала его. Она могла ненавидеть Тристана, но чувство, которое она испытывала, было неподвластно ненависти.

В эту ночь в Женевьеве проснулась женщина. Инстинктивно она застонала, когда его руки возобновили блуждания по ее телу, скользя вниз, поглаживая ее бедра, раздвигая ее ноги. Она протестующе всхлипнула, и Тристан медленно прервал поцелуй, зашептав прямо ей в губы:

– Не бойся… не бойся… позволь мне прикоснуться к тебе.

Женевьева вцепилась в его плечи, стараясь не сопротивляться, и их губы снова встретились, слились воедино, поцелуй отвлекал, но не ее от движений его руки по внутренней поверхности ее бедер, и она чувствовала, как его пальцы потихоньку подбираются к самому сокровенному. Ее ногти впились в его спину от внезапной остроты ощущений и вызванного ими шока. Тристан взглянул на нее и легко улыбнулся. Улыбка его была еще по-прежнему дьявольской, насмешливой, но вместе с тем – нежной. Он уже не казался ей тем страшным человеком, который, как она думала, собирается ее убить.

• Предыдущая
• 46/110
• Следующая