Бандит (СИ) - Щепетнов Евгений Владимирович - Страница 24

О боги…ну зачем, зачем вы привели его в лавку Аурики?! Зачем она навела его на менялу?! Зачем, зачем, зачем…боги никогда не отвечают на такие вопросы. Аурика вообще иногда сомневается — а существуют ли эти самые боги в природе? Кто их видел? Кто видел Создателя?

Она достала из погреба окорок, который купила два дня назад, отрезала себе приличный ломоть, взяла оттуда же холодную, как лед лепешку (и в погреб были вложены приличные деньги — амулет-охладитель недешев, но он стоит того), и запивая кусок мяса и лепешку водой из колодца, без всякого аппетита поела. Готовить не хотелось, и в который уже раз Аурика с удовлетворением себя похвалила — не зря она купила себе отдельное жилье. Никто к ней сейчас не лезет, не требует есть только горячую пищу, или запивать еду горячим компотом. Не капает на мозги, требуя делать то, чего она сейчас делать не хочет. Так что, бросив на столе недоеденные куски, Аурика пошла, да и завалилась спать, сбросив с себя все, всю одежду, до самой последней нитки. Аурика любила чувствовать прикосновение чистых простыней к своей обнаженной коже. Она так лучше отдыхала. А еще — это давало ощущение покоя и свободы, резко контрастируя с двадцатью годами ее военной службы, когда спать приходилось только в одежде — потной, грязной, вонючей, а нередко даже завшивленной.

Единственное, что напоследок она сделала — положила рядом с собой все оружие, которое может пригодиться в скоротечной схватке. Ну так, на всякий случай. В магическую защиту Аурика верила, но своей верной руке гораздо больше.

Спалось ей сладко, а под утро даже приснился сон — яркий, красочный, и такой забавный, что Аурика проснулась с улыбкой на лице. Ей приснилось, будто она снова стала маленькой и живет с мамой на берегу моря, в какой-то деревне. Мама сидит в тени высоченной шелковицы, и смотрит, как Аурика бегает по пляжу, забегая в воду и разбрызгивая ногой теплую волну. И нет двадцати лет войны, нет крови, грязи, смерти — есть только покой, безбрежное лазурное море и мама — молодая, красивая, так похожа на нее, Аурику. И так покойно, так хорошо на душе, что…

И тут Аурика проснулась. И с горечью осознала, что это только сон. И что она одна в большом и красивом доме, который ей по большому счету и не нужен. Как не нужна и эта жизнь, в которую она вцепилась с яростью раненой волчицы.

Одеваться Аурика не стала, только лишь надела на себя короткую рубаху по типу мужской, и набедренную повязку, закрывающую до середины бедер. Взяла парные мечи, и пошла во двор, на площадку, где около часа выбивала из себя сонную одурь и накопленную за месяцы и годы лени слабость. Теперь она будет заниматься дважды в день! Хватит толстеть! Хватит растекаться, как сопля на тротуаре! Она должна быть сильной, быстрой ловкой, должна быть такой, какой была когда-то, в смертельно опасных воркских лесах. И Аурика вернет себе свою былую форму — или умрет. И похоже, что другого выбора теперь у нее и нет.

Глава 10.

Просыпаешься на рассвете, бежишь к колодцу. Облился водой, растерся — и давай скакать, давай прыгать, как ненормальный! Ну да, а кто же еще? Посмотрят люди, и скажут: белая горячка! Скачет парень в одних штанах, и норовит врезать кому-то, кого видит только он! Ну, типа — своим глюкам.

Вру, конечно. Нет, не так — фантазирую! Здесь прекрасно знают, что такое «бой с тенью», только называется он у них по-другому. Что-то вроде «боевого танца». Это самое приближенное к оригиналу. Вообще, и мне это понравилось — мозг Келлана оказался очень способным к владению языками. Слышу местный, «всеобщий» язык (так он вообще-то называется), и тут же мозг переводит его значения слов на русский. И кстати — наоборот, с русского могу легко переводить на «всеобщий». Даже ради интереса, взял, и перевел стихотворение «Я помню чудное мгновенье…».

Память у меня всегда была хорошая, тренированная — с самого детства. Я ведь не зря десять лет играл на гитаре. А что делает гитарист, когда не исполняет классическую музыку? Правильно! Разучивает и исполняет всяческую попсовую хрень — чтобы нравиться девицам и поскорее их соблазнять. Кстати, если бы мама настояла, чтобы я учился играть на пианино, или рояле — я бы скорее всего сбежал из дома. А вот гитара — это совсем другое дело. С гитарой ты всегда свой в любой компании — дворовой, школьной, или типаинтеллектуальной. Только приходится менять свой репертуар. Не будешь же в дворовой компании исполнять «Город золотой» или «По берегам заснеженных рек — снег, снег, снег…». Им надо «тоску по нарам», про крутых пацанов, которых мучают злые мусора.

Хе хе…ну а чего? Пел, каюсь! Играл! Правда старался и тут прививать прекрасное. Например — романсы тоже пел. Кстати, однажды из-за романса поимел приличные такие неприятности. Пел тогда известный коротенький романс «Снился мне сад в подвенечном уборе…» — а в компании была одна девчонка, Тайкой ее звали, в миру Таисия. А ходила она с авторитетным пацаном Филей, с погонялом Кремень. И вот она так прониклась ко мне, пока я пел романс, так ко мне терлась (а я при этом демонстративно заглядывал ей в глаза, подернутые поволокой, роль играл), что Кремень не выдержал и вызвал меня так сказать на дуэль. Морду мне желал начистить. Ну и получилось у нас безобразие — на радость той же Тайке. Девки любят, когда за них дерутся пацаны! Мне кажется, что она нас нарочно стравила — ну так, по этой самой известной женской привычке. В общем — я сломал ему нос, он мне рассек губу (швы накладывали). Я его все-таки повалил, но ребра у меня потом крепко мболели, и петь я не мог довольно-таки долго. Нет, петь-то мог, но получалось так: «фсю-фсю-фсю…» — с раздутыми-то губищами.

— Хватит скакать! К делу! Держись, рожа твоя бледная! Щас ты у меня получишь!

Деревянный клинок едва не воткнулся мне в бок, но я успел отклонить его, ударив своим «клинком» по руке аграссорши. Хорошо так получилось, прямо по запястью! Вот тебе, чертова старушенция! Получи фашистка гранату!

— Неплохо! Только у меня сюрприз!

И второй клинок, который она держала в левой руке, пребольно ткнул меня в тощий мой зад. Хорошо еще не в самый центр, а в ягодицу. Но все равно очень даже неприятно!

— Нечестно! Мы с одним ножом занимаемся!

— А я плевала на честность! Ты что, считаешь, твои противники всегда будут честны?! Да ты тогда совершеннейший болван! Держись! Ну-ка?!

Клинки замелькали в воздухе, жаля, подсекая, норовя сломать ребро или выбить глаз. Старуха была неумолима. Когда я однажды попенял ей на то, что она может и в самом деле выбить мне глаз — старая карга сказала, что оплатит мне восстановление глаза у лучшего мага-лекаря, но все равно его мне выбьет. Если я такой осел, что не могу уклониться от простого тычка в лицо — нафига ей такой помощник?

Три недели я упорно, каждый день, дважды, трижды в день занимаюсь рукопашкой и вообще физухой. Отжимаюсь, растягиваюсь, поднимаю тяжести, подтягиваюсь — все, как и положено в учебке. Селена подключилась к занятиям в первое же утро моего пребывания в ее доме, и вела себя точно как инструкторы в учебке спецназа — безжалостная, резкая, и неумолимая. Я весь был в синяках! Ну весь, с ног до головы! Даже самое святое не пожалела — отбила и ЭТО. Врезала мне в пах, старая гадина. Думал, сдохну — пришлось прыгать на корточках. А эта старая карга радостно хохотала, глядя на мои страдания. А потом заявила, что это мне урок — не смотри на внешность противника, не думай, что он слабее и глупее тебя, жди от него любой пакости, в том числе и такой. И еще — не надо смотреть на то, кто перед тобой стоит, женщина, или мужчина. Женщина бывают гораздо опаснее мужчин!

Банально? На Земле нет опасных женщин? Да более чем достаточно! Вот только здесь их точно больше, чем в моем мире. По крайней мере — потому, что тут при наборе в армию или наемники нет ни малейшего разделения по полам. Это у нас берегут женщин, и если они служат в армии, то в основном на «женских» должностях. Не связанных с боевыми действиями напрямую. То есть — в штурмовых отрядах женщин ты точно нигде не найдешь. Ну, может кроме израильской армии, да и то сомневаюсь, чтобы израильтянки бегали с пуленепробиваемыми щитами и выбивали двери ударами кувалды. Здесь же это в ранге положенности. Хочешь служить, хочешь сложить свою голову за империю, или за жалованье плюс мародерка — нет препятствий патриотам. С пятнадцати лет, считающихся возрастом зрелости, ты можешь делать со своей жизнь и судьбой все, что тебе заблагорассудится. Вот так в армию попала Селена, так в армию попала и Аурика. Пошли служить, да и застряли в армейской дыре на долгие десятки лет.