Южное направление (СИ) - Шалашов Евгений Васильевич - Страница 19

— Так, — кивнул Дзержинский, забирая приказ. Убрал его в папку, оттуда достал новый лист с отпечатанным текстом. — Теперь о вас, Владимир Иванович. Это приказ о вашем переводе в центральный аппарат ВЧК. Соответственно, начальником Архангельского чека станет ваш заместитель. По правилам, вы должны сдать дела, но времени у вас на это нет, сдадите дела по телеграфу. Вы остаетесь председателем комиссии по расследованию преступлений интервентов и белогвардейцев на Севере, но ее работа пока заморожена. Продолжите позже, если возникнет необходимость.

Как можно сдавать дела по телеграфу, я представлял смутно, но решил, что за полтора месяца моего отсутствия Муравин и так все принял. Я перед отъездом ему и ключ от сейфа передал. «Хвостов» в Архангельске я за собой не оставлял, нерешенных дел тоже. Правда, личная агентура… Вот здесь ничего не могу поделать, агентура без меня к нему на связь не пойдет.

Я стал внимательно изучать приказ, в котором говорилось, что Аксенов В.И. освобожден от должности начальника Архангельского чека в связи с переводом на должность… особоуполномоченного ВЧК при НКИД.

Ставя автограф, грустно подумал — вот, становлюсь дипломатом в «штатском». И товарищ Феликс подтвердил мою мысль.

— Война с Польшей показала, что иметь только военную разведку — этого мало. Мы должны ориентироваться и на другое — умонастроения населения, решения политиков, прессу. Вы, находясь в Архангельске, очень хорошо продемонстрировали это. Есть мнение, что при Совнаркоме следует создать специальный отдел, который будет заниматься политической разведкой. Ваша задача — создать такой отдел. Но для начала, вы под видом дипломата примете участие в мирных переговорах с Польшей, чтобы изучить проблему изнутри. Но об этом мы поговорим позже, когда вы с товарищем Артузовым найдете Бухарина. Вероятно, и на переговорах вы станете работать вместе.

Конечно вместе. Разведка и контрразведка — близнецы-братья. Куда же мы друг без друга, тем более сейчас, когда непонятно, где заканчиваются функции контрразведки и начинаются задачи разведки? Скажем, с тем же Крымом. С одной стороны — это территория Росси и там должна работать контрразведка. С другой — Врангель и прочие — наш внешний враг.

Что, теперь можно идти, приниматься за розыск Николая Ивановича? Но у Председателя остался еще вопрос:

— Владимир Иванович, что вы такого героического свершили на Юго-Западном фронте?

— Ничего, — честно отозвался я, слегка растерявшись. — Приехал, как было приказано, разобрался, никого расстреливать не стал, начдива шестой дивизии Апанасенко передал на поруки Буденному. Немного поссорился со Склянским, вот и все. Рабочая поездка, не более. Да, еще случайно поймал террористку. Во Львове есть подпольная организация собирающаяся убивать наших военачальников.

— Почему мне не сообщил? — нахмурился Артузов, уже начавший обживаться в роли начальника ОСО.

— Не успел, товарищ начальник. Рапорт написал, террористка передана в особый отдел Юго-Западного фронта. Но там еще нужно работать и работать.

— Снимете с рапорта копию, предоставьте мне, — приказал Дзержинский, потом добавил. — Позавчера пришла шифрограмма от РВС фронта. Они ходатайствуют о награждении вас орденом Красного Знамени за проявленный героизм. Первая подпись — Сталин, потом Берзин, третья — командующий фронтом Егоров.

До меня дошло.

— Если только… На обратном пути, когда возвращались из расположении дивизии вместе со членом РВС товарищем Сталиным, на нас напали неизвестные люди, но мы отбились. Правда погиб водитель.

— Ясно, товарищ Аксенов, работайте.

Интересно, что же такое Дзержинскому ясно, если мне не очень? Понятно, что инициатором награждения выступил Сталин, но почему? Вроде, рядовая стычка, обыденность. Если кто и заслуживает орден, так это сам Иосиф Виссарионович.

Тут мне в голову пришла абсолютно нелепая мысль: может, представление к ордену — это благодарность за мое поведение на заседании трибунала? Все-таки, я имел возможность изрядно обескровить Первую конную, но не стал этого делать. Или (а это смешнее) представление к награде — извинение Сталина за несостоявшиеся посиделки?

Да, а Феликс Эдмундович даст ход представлению к ордену или это уже перебор? Нет, явный перебор. У меня и так уже два ордена, а на всё ВЧК их три. И так теперь придется ждать зависти, а то и пакостей от коллег.

Вернувшись в кабинет Артузова, мы грустно посмотрели друг на друга. Вроде бы нужно поставить чайник, чтобы «обмыть» награды и должности. Но некогда. Я принялся набрасывать версии, а Артузов плотно сел на телефон, обзванивая московское милицейское начальство.

— Представляешь, что в милиции, что в угро начальство меняется похлеще, чем у нас, — пожаловался Артур. — Звоню в МУР, думал Трепалова застать, я этого парня знаю, сталкивались, а там вместо него Никулин. И какой из него начальник угро, если он недавно арестными домами заведовал? Я ему говорю — поднимай агентуру, а он — у нас нет агентов, они при царском режиме были. Интересно, как с ним инспектора уголовного розыска работают?

Да так и работают, хмыкнул я мысленно. Агентуру заводят, но начальству об этом не рассказывают. Так же, как мы в восемнадцатом. Но вслух сказал:

— Надо в дежурную часть звонить.

Артур кивнул, опять начал напрягать телефонисток на коммутаторе и через двадцать минут его усилия увенчались успехов — в районе Марьиной рощи обнаружили неизвестный автомобиль с номерными знаками соответствующими спецгаражу, обслуживавшему Кремль. Машина была перегнана в гараж и сдана под расписку завгару.

— Хреново, — загрустил я.

— Почему хреново? — удивился Артур. — Сам же говорил, зацепка. Марьина роща большая, но я туда сейчас своих ребят отправлю, они там все вверх дном перевернут, что-нибудь и отыщут.

— Да я пальчики хотел снять с баранки, — сообщил я. Видя, что Артур не понимает, уточнил. — То есть, хотел вызвать эксперта, снять отпечатки пальцев, а теперь, наверное, и смысла нет. Баранку обляпали, чужих отпечатков тьма.

— Предположим, даже и были бы отпечатки пальцев, что бы это нам дало? С чем сравнивать?

— Первый подозреваемый — самый близкий человек, — пояснил я. — Если убита жена, первый подозреваемый муж. Если муж — то жена, сосед, собутыльник. Логично? Если исчезает человек вместе с машиной и личным водителем, кто первый подозреваемый?

— Логично, — согласился Артузов. — Если на баранке имеются лишь отпечатки водителя, значит водитель причастен к похищению. И если мы отыщем водителя, то будет с чем сравнивать… А знаешь, что, — задумался Артузов. — Давай-ка я сейчас позвоню в Центророзыск, пусть мне пришлют эксперта-криминалиста, он снимет отпечатки пальцев. Понадобятся они, нет ли, там видно будет.

Мысленно похвалив начальника Особого отдела, предложил:

— Лучше позвони на мой бронепоезд. У меня свой эксперт есть.

— Который жандарм? Книгочеев, кажется?

— Ага, он самый. Он как-то хвастался, что умеет отпечатки пальцев снимать, дактокарты сравнивать. Пусть поработает. Только я не знаю, где мой бронепоезд. Карбунке приказано было к Ярославскому вокзалу подъехать.

— Сейчас отыщем, — махнул рукой Артузов, опять принимаясь терзать телефонных барышень. — Позвоню на Ярославский в трансчека, сбегают.

— Тогда пусть всех остальных сюда вытаскивают, они помогать станут, — решил я.

Артур кивнул, парой фраз озадачил сотрудников чека на Ярославском вокзале.

Я опять взял карандаш, снова начал набрасывать версии похищения Бухарина, которые придется отрабатывать, но Артузов меня отвлек.

— Да, Володя, забыл в суматохе. Я, когда с Западного фронта вернулся, пришел на Лубянку, мне докладывают — так мол и так, из Петрограда прибыли два сотрудника Архангельского чека выполнявшие задание товарища Аксенова. Ты кого-нибудь в Петроград отправлял?

— Отправлял, — вспомнил я, что действительно отправил в культурную столицу художника Прибылова и рецидивиста Семенцова. И поручил им очень деликатное задание.