Частичка тебя. На память (СИ) - Шэй Джина "Pippilotta" - Страница 18

— Это ведь наш новый администратор, — Юля опознает бесчувственную бледную девушку на руках Тимирязева раньше меня.

А я смотрю на неё и ощущаю, как отчаянно стискиваются на краю подоконника пальцы.

Я ведь просил этого утырка оставить Эндж в покое! Интересно, что нужно сделать, чтобы он послушал?

— Что случилось?

Юля уже натянула свежие перчатки, вылетев обратно в приемную.

Артем осторожно опускает Анжелу на кушетку для пациентов. Оглядывает, убирает с лица прилипшую к губам прядь.

Оторвать бы руки этому убиральщику.

Ведь просил же! Ведь не сказать же, что Тимирязеву тут мало девочек глазки строит. Много. Вот с ними бы и развлекался. Зачем трепать нервы именно Эндж?

— Мы обедали. Собирались, если быть точнее, — суховато поясняет Тимирязев, — она хлопнулась в обморок еще до того, как нам принесли еду.

Я смотрю на бледные губы все еще бесчувственной Анжелы и в голове будто разворошили казавшиеся черными, но оказавшиеся раскаленными до предела угли.

Энджи-Энджи… Такая сильная внешне, но такая хрупкая под всей этой своей скорлупой независимой и самодостаточной женщины.

Знал бы прикуп — жил бы в Сочи, знал бы про её положение — не стал бы ей угрожать. Выбрал бы другие слова. Ей и без меня достаточно нервотрепки. Хотел ведь как лучше. Защитить нас всех от излишнего вмешательства в жизнь друг друга. Уберечь Юлу от излишних переживаний, Эндж — от пересудов.

— Знаете что, господа, — Юля сгоняет Тимирязева с кушетки и склоняется над Эндж, — сходите-ка нафиг. Я тут сама разберусь.

— Я её привез! — возражает Тимирязев. — Я не собираюсь её оставлять. У меня тут сотрудницы в обморок падают. И ладно б я разделся и она б рухнула в забытье от восторга. Так нет же, я еще не успел. Что это за фальстарт? Я хочу знать причины.

— С беременными такое случается, — Юля вскрывает пузырек с нашатырем, — резкое падение глюкозы в крови, анемия, она могла просто перенервничать. Все-таки новая работа, большая ответственность, стресса у неё сейчас предостаточно. Идите, Артем Валерьевич. Заедьте через полчасика, я не отпущу её до этого момента. Сейчас Анжеле Леонидовне нужен только покой.

— Анемия — это что за зверь? — Артем заинтересованно щурится.

— Дефицит гемоглобина, — в тоне Юлы начинают проступать стальные нотки медсестры, которой мешают делать её работу, — Артем Валерьевич, не мешайте мне оказывать первую помощь. Ужасно отвлекаете.

— Пошли, — я подхватываю Тимирязева за локоть и вытаскиваю его из кабинета Юлы.

Из медпункта Артем выходит, но уходить не спешит — так и останавливается на крыльце, поглядывая на часы и явно засекая искомые полчаса.

— Чего ты к ней привязался? — хмуро роняю я, останавливаясь. — Тебе разве баб мало, Тимирязев?

Артем переводит на меня абсолютно спокойный взгляд.

— Мало, не мало — это мое дело, Ник. Она свободная женщина, и в данный момент — она мне интересна.

— Она — мой администратор.

— Наш, — Артем покачивает головой, — в любом случае, тебе нечего выдвигать претензии к тому, что я мешаю её работе. Во-первых, она подчиняется мне, как и тебе, и происходящее в моем клубе касается меня не в последнюю очередь. Я должен привести этот клуб в порядок за год. Ты сам знаешь, я не могу проиграть отцу в этом споре. А уж кто там с кем обедает — это и вовсе не твое дело, господин директор. Я тебе морали не читаю, что ты нашей медсестре работать мешаешь. И ты мне не читай.

— Эндж мне как сестра, — сквозь зубы роняю я. Возможно — много на себя беру. Да, мы сейчас в ссоре. Но я за неё беспокоюсь. Она никак не может стать для меня чужой. И нужно бы донести до этого придурка, что Эндж куда больше, чем просто администратор.

— Так ты не бойся, — расслабленно скалится Тимирязев, — я тебе «сестренку» не обижу. Ей наоборот со мной понравится.

Нет, это бесполезно. Уж сколько я знаю Артема — столько знаю, и что потаскун он неисправимый. Вот только я вроде давно его знаю, аж с университета. А еще никогда его настырность в адрес обхаживаемой им женщины так не раздражала.

— Интересно, — роняет Тимирязев, явно съезжая с темы, — а про беременность нашей Анжелы ты своей невесте сказал?

Вопрос оказывается очень метким. Я даже удивленно приподнимаю брови.

— Нет. Не говорил.

— А она, получается, в курсе… — задумчиво проговаривает Артем, — интересно, как бабы это так просто определяют? Синхронизация у них, что ли?

— Юля все-таки медик, — замечаю я, — возможно, она уже привыкла видеть такие вещи.

— Возможно… — Тимирязев покачивает подбородком. Кажется, я его не убедил.

Себя, впрочем, тоже как-то не очень…

Бывают такие моменты в жизни, когда…

Нашатырь… Вкусняшечка… Дайте еще понюхать…

Я прихожу в себя, любуюсь на черные мушки, плавающие перед моими глазами. Цветные пятна, кстати, тоже ничего. Потом ощущаю прикосновение чего-то влажного к моему лбу и пытаюсь сфокусировать взгляд на том, что или кто находится рядом со мной.

Не получается. Глаза ведут себя так, будто напились без моего участия и решили сплясать жигу-дрыгу, просто потому что так захотелось.

— Давай-ка, золотко, приподнимем голову, — женский голос доходит до меня словно сквозь плотную толщу воды. Мне под шею подпихивают то ли валик, то ли жесткую, сложенную пополам подушку. Шевелиться по-прежнему сложновато. Ноги и руки — будто мраморные, тяжеленные…

Слабость отступает медленно. Куда медленнее, чем мне бы хотелось. Но постепенно я начинаю разбирать больше. Вижу светлую плитку на потолке, темноволосую девушку, что склонилась надо мной и похлопывает меня по щекам.

Я её знаю.

Это же принцесса Ника. Медсестра из клубного медпункта.

— Сколько пальцев показываю? — девушка замечает, что я моргаю, и убирает руки от моего лица. Чтобы ответить на её вопрос у меня уходит неожиданно много усилий. Сначала — чтоб пересчитать. Потом — чтобы справиться с ватным языком.

— Ч-четыре.

— Ага, — Юля выпрямляется, ловит мою ладонь, накрывает ею ватный тампон у ноздри, — давай, золотко, держи крепче. И дыши поглубже.

С каждым вдохом мир становится яснее. Жаль, что силы так быстро не возвращаются. Мой взгляд, хаотично цепляющийся за все подряд, спотыкается на настенных часах, и меня как будто кипятком шпарит.

Обеденный перерыв! Куда он делся вообще?!

— Ну-ну, не прыгать! — жесткие ладони медсестры придавливают меня обратно к кушетке. — Тебе, дорогая, резкие движения противопоказаны. Не хватало мне еще, чтоб из моего медпункта вышел бледный трупик.

— Много работы, — рвано выдыхаю я.

— Работа — не конь, в луга не убежит, — припечатывает Юля, — твоя первая забота — твой ребенок. Потом — ты. Работа здесь третья в очереди. Ферштейн? Или, может, тебе твой ребенок не нужен?

А она умеет грамотно подбирать слова. И я, уже почти собравшись с силами, чтобы осуществить еще одну попытку подняться, обмякаю, расслабляясь. Нехотя, но все-таки осознанно.

— Нужен. Даже очень.

— Вот и умница, — Юля кивает и отходит в сторону, — лежи. Напахаться всегда успеешь.

Да хорошо бы, чтобы мне все-таки осталось, где напахаться. Упасть в обморок при владельце клуба. Прямом работодателе. Господи, так сильно я еще не лажала…

— Артем Валерьевич, кстати, за тебя очень беспокоился. Еле выгнала его, — будто подслушивая мои мысли, замечает Юля.

Я улыбаюсь краем рта. Беспокоился, значит. Что ж, иногда и от сомнительных бонусов в виде непонятно какую шлею поймавшего жокея, решившего приударить за беременной мной, бывает польза.

Но больше так косячить нельзя. По крайней мере, на глазах у Тимирязева.

— Ты давно ела?

— Утром, — я облизываю свои сухие губы, чтобы их разлепить, — планировала пообедать, но не успела.

Я вообще-то должна её ненавидеть. Или, по крайней мере, хотя бы испытывать неприязнь. Она — девушка Ника, та самая, которую он якобы любит и на все готов пойти ради их отношений.