Ненаучный подход (СИ) - Келин Алекс - Страница 21

— Ни минуты покоя… — пробурчал Виктор, спускаясь по лестнице.

Камера предварительного заключения — отгороженное решеткой большое помещение — на первый взгляд была полнехонька. Присмотревшись, Виктор понял, что там семь человек. Зато воплей — как от сотни.

Виктор притормозил и решил немного понаблюдать за происходящим.

Троица бродяг вжалась в стену, пытаясь стать как можно незаметнее. Похмельный мастеровой вяло и невнятно жестикулировал, а в центре камеры высокий человек не давал друг в друга вцепиться двум полевикам. Полевики орали и изворачивались, миротворец молча придерживал их за одежду, разводя в стороны. Получалось с переменным успехом. Человек был Виктору прекрасно известен — Эрик, бывший сержант егерей в армии Константина. Старый приятель и недавний источник пары неприятных моментов.

Поглядим, что тут творится.

— Да как он позарился-то на твою облезлую тощотину! — верещал полевик с подбитым глазом. — Никто в здравом уме ее трахать не станет! Опоили моего Бореньку, как есть опоили!

— Ах ты, подлюка! Какая тощотина?! — взревел второй, с разбитым носом. — Это в тебя, уродец, даже плюнуть противно! — и тут же, противореча собственным словам, смачно харкнул в физиономию оппонента. Тот дернулся, вырвался из хватки зазевавшегося человека и с воем кинулся на противника. Человек подставил ногу, полевик споткнулся, получил вдогонку пинок и полетел в замерших у стены бродяг. Второй полевик рванулся было к оплеванному, но был пойман за ворот. Левой рукой Эрик перехватил первого, развел их в стороны и приподнял над полом, держа за шкирки, как нашкодивших котят.

— Достали, — мрачно процедил он сквозь зубы.

В ответном хоровом вопле полевиков можно было различить ругательства, посулы всяческих бед и негодование в адрес человека-помехи.

— Смирно! — рявкнул Виктор.

Бродяги еще больше вжались в стену. Мастеровой замер с открытым ртом. Полевики замолчали и уставились на следователя, а разнимавший их Эрик дернулся было по-армейски вытянуться, но опомнился и просто повернулся к решетке.

— Господин следователь, — первым подал голос оплеванный полевик, — я хочу заявить о преступлении! Взлом, проникновение, совращение и кража!

— Сам ворота нараспашку держит, а туда же — краааажа! — издевательски проблеял полевик с разбитым носом. — Это я заявить хочу! Накинулся на меня, оглашенный, ни с того ни с сего. Псих!

— Сам ты псих! Ты и амбал твой придурочный! — кивнул оплеванный на человека. — Он, верзила, поди, и обляпал все дело, ни стыда, ни совести! Сводник!

Виктор не стал при посторонних распекать городовых за глупость — нельзя сажать драчунов в одну камеру. Развлечения им захотелось! Устав службы после зубрить будут.

— Разберемся, — мрачно сообщил он всем участникам скандала. — Кто там первый заявлять хотел? Ведите в допросную.

— Так точно! — неумело, но старательно щелкнул каблуками городовой. И добавил тихонько: — Вашбродь, они уже в камере сцепились. Их патруль привел, мирные были, а тут как с цепи сорвались. Кто ж знал?

Виктор смерил его взглядом.

— Уставы пишут кровью тех, кто делал по-своему.

— Виноват, ваше благородие, — сник тот.

В допросной Виктор выдал полевику платок — утереть физиономию, поставил перед ним чернильницу с пером и положил несколько листков бумаги.

— Назовите свое имя, род занятий и рассказывайте, что случилось.

— Я… Сташек Ковальский. Свиновод. Колбаски наилучшие в Гнездовске, беконом моим благородные господа завтракают, а уж про отбивные и говорить нечего! Всякий знает, у меня наилучшие свиньи! Призовые! А этот… Альберт Нильс, недотыкомка завидущая, все хочет славу мою украсть! — Полевик раскраснелся и стукнул кулаком по столу. — Все вынюхивает, подсматривает секреты, свинарку подослал, паршивец…

— Ближе к делу, пожалуйста, — оборвал его Виктор.

— Так я и говорю! Все от его, мерзавца, злого умысла! Привел паскуду тощую, опоил моего Бореньку, чтоб тот на нее влез! Боренька нежный, после таких дел в меланхолию впал, того и гляди сляжет… Спортили мне Бореньку! — тоскливо вздохнул Сташек и громко высморкался в платок. — А этот… этот… — всхлипывал он, — еще и похваляется! Дык сердце у меня не камень. Вмазал я ему за Бореньку. Как амбал прибег — и тому вмазал, да только куда мне амбалов бить… Потом патрульные нас всех сгребли, а дальше вы видели.

— Так. Значит, дело в Бореньке, — участливо сказал Виктор. — Альберт Нильс кого-то привел, чтобы ему навредить?

— Привел, послал… не знаю. Все едино. Спортили Бореньку. Пакостью этой спортили!

Добыть толковые показания от фигуранта — та еще задачка. Мало кто способен с первого раза рассказать, что случилось. Часто и потерпевшие, и свидетели, и подозреваемые несут маловнятный бред, из которого приходится с большим трудом извлекать зерна полезной информации. Поди разберись, кого совратили, почему тот поскучнел и при чем тут Эрик с полевиком Нильсом. Это может оказаться и фантазией впечатлительного Сташека, и банальной историей о влюбленности подростков, и (маловероятно, но обещает серьезные проблемы) магическим наведением порчи. Придется выуживать подробности.

— Еще раз, — терпеливо спросил Виктор. — Что сделали с вашим Боренькой? И что значит «спортили»? Что с ним сейчас?

— Совратииииили! — шмыгнул носом полевик. — Теперь он квелый, я ж вам битый час про это твержу! Поскучнел, гулять не хочет, кушает плохо. А виноваты Нильс, зараза, и амбал его, паскуда и сводник!

— Уверены? Это вам Боренька рассказал?

— Н-нет… как он… Да знаю я! Сам не видел, врать не буду, но больше-то некому, Нильс это! И хвастался потом, гадина!

— Давайте адрес, — с профессиональным безразличием сказал Виктор. — Привезем Бореньку, расспросим, что случилось.

Полевик расцвел.

— Вот это я понимаю, вот это стража работает! Мага позовете расспрашивать, да? Но, может, лучше ко мне на ферму приедете? А то Боренька напугается, дома-то и стены помогают, привычнее все-таки. А я вам так благодарен буду!.. — под мрачным взглядом Виктора он осекся и вжался в спинку стула. — Я ничего плохого в виду не имел, господин следователь…

— Надо будет — и мага позовем, — сказал Виктор. — Сначала так поговорим.

— А как же, господин следователь, без колдуна-то? Вы что ж, по-свински понимаете?

Виктор приподнял бровь.

— Ну как вы с Боренькой-то беседовать собрались? Или сами — колдун? Обалдеть, маги в страже служат! До чего дошло-то, а! Чтоб, значит, скотина вам все подноготную выкладывала, да? Хитро…

— Я правильно понимаю, что вы обвиняете Альберта Нильса в совращении вашей свиньи? — с каменным лицом спросил Виктор.

— Не свиньи, а призового хряка! — взвился полевик. — Боренька мой — черный рианский, за громадные деньжищи куплен, я с ним породу свинок улучшаю, ни у кого такого нет! Я ж первейший свиновод в Гнездовске, не просто так! Как сынка на Меланье женю, так фермы объединим и будет у нас величайшее свинство в мире! А Нильс, паскудник…

— Напишите-ка все, — оборвал его Виктор. — Вот перо, вот бумага.

Он вышел из допросной, сохраняя серьезное, даже чуточку озабоченное выражение лица. Смысл фразы «сначала проржись» расцветал новыми красками.

Через несколько минут Виктор снова смог изобразить сурового следователя, хотя предательское хихиканье то и дело норовило прорваться.

«Итак, что мы имеем, — прикинул он про себя. — Взлом, проникновение, кража и последующая драка. М-да… Прокурор рехнется обвинительное заключение судье представлять и объяснять, что именно и как украли. Дело о преступном осеменении свиньи. Твою ж мать, вот я влип! От контрабанды, магии и политики — к свиньям. Впрочем, вполне баронское занятие, в прежние времена они бы к сюзерену пошли за справедливостью. Вот бы их к князю спровадить! Жаль, не с нашим счастьем…»

— Ваш-бродь, — пробасил подошедший к Виктору городовой, — тама к драчунам адвокаты прибёгли. Требуют пущать.

— Валяйте, — вздохнул Виктор. — Организуй адвокатам встречи с клиентами. Будем разбираться… с величайшим свинством в мире.