Лекарь-воин, или одна душа, два тела (СИ) - "Nicols Nicolson" - Страница 60

— Ничем я его не поил, а просто обработал рану специальным снадобьем, которое изготовлено не из вина, а из зерен пшеницы, но имеет похожий запах. И уважаемый, не забывайте, землю уже окутала ночь, и Аллах не все видит в этой темени. Прошу, больше не хватайте меня за руку, вы можете навредить своему сыну.

Дальше я не отвлекался на посторонние шумы, полностью сосредоточился на операции. Применять иглы для обезболивания не стал, парень потерпит, тем более ему скормили приличную дозу опия. Наркоманом он не станет, а жаль.

Мой предварительный диагноз оказался правильным. Кость оказалась целой, ее железка не задела, но в ране была уйма грязи, в виде обрывков одежды, ржавчины и мелкой каменной крошки. Вычищал все это «богатство» долго и аккуратно. Пропущу что-нибудь, и может начаться воспаление, возможные последствия прогнозировать сложно. Как я понял, от моего умения врачевать, сейчас зависит моя жизнь, а может и жизнь других казаков, поэтому стараюсь. Рану пока не шил, обложил мхом и забинтовал. Завтра посмотрю, как будет себя чувствовать молодой человек, и как будет проходить заживление.

— Что скажешь? — с нетерпением спросил татарин. — Сын не умрет?

— Он молод, и надеюсь, силы его не покинут. Но выздоровление будет идти медленно, слишком сильные повреждения.

— На рассвете галера покинет эти берега. Сына перенесут в мою каюту. Ты должен неотлучно находиться рядом с Азаматом, лечить его. И не приведи Аллах, он умрет! Тогда я лично срублю тебе голову.

— Я сделал все, что мог. Теперь все зависит только от вашего Аллаха и силы молодого организма вашего сына. Моя голова уже ничего не решает.

Татарин отдал распоряжение воинам. Сумку с инструментами у меня отобрали. Отвели на галеру и разместили в небольшой каюте, примкнув цепью за ногу к колонне, поддерживающей потолок помещения. Затем, с предосторожностями, принесли раненого парня, уложив на широкую кровать. Азамат в сознание не приходил, находясь под воздействием опия. Оно и лучше, пусть спит, а не издает стоны. Может и мне посчастливиться вздремнуть, устал я за этот тяжелый день. Когда меня вели к галере, то не увидел своих друзей по несчастью, похоже, их уже загрузили в трюм, ведь галера покачивалась на едва заметной волне.

Я уже начал дремать, когда скрипнула дверь, и в каюту вошел старый татарин. Сон, как рукой сняло.

— Называй меня Самад, — приказал татарин, — я купец. — Постоянно проживаю в Стамбуле. Торгую по всему побережью Турецкого моря разнообразным товаром. В Аслан-крепость прибыл на одной галере проведать сына, и заодно поторговать. Как видишь, с сыном случилось несчастье. Живым товаром я никогда не торговал, потому, что знаю, затраты не всегда окупаются. Зачем тебе это говорю? Хочу, чтобы остатками твоего неверного разума ты понял, с кем имеешь дело, и что с тобой будет в дальнейшем. Корабль пойдет в Кафу, и там я избавлюсь от товара. Теперь скажи мне правду, и не смей меня обманывать. Азамат будет жить?

— Первые два-три дня у него может подняться температура, будет сильно болеть раненая нога. Вполне возможно будет незначительное воспаление раны, ее нужно постоянно осматривать и обрабатывать снадобьями. Остальное в руках Аллаха.

— Ладно, в Кафе найму дом. Ты будешь при Азамате до его полного выздоровления. На, заслужил, — Самад бросил мне под ноги кусок лепешки, а рядом кинул мою сумку.

Есть действительно хотелось зверски, но я не стал запихивать в себя лепешку всю сразу. Отламывал маленькими кусочками и тщательно пережевав, проглатывал, старался растянуть удовольствие, неизвестно, перепадет ли мне что-то еще от щедрот Самада.

Купец устроился на шикарном кресле, и буквально через минуту каюту огласил его переливистый храп. Я тоже, свернувшись в позу эмбриона, уснул, но спал очень чутко, просыпался, когда внезапно обрывался храп Самада.

Парня за ночь я проверял несколько раз, длины цепи хватало. Я поначалу удивился ее наличию в каюте купца, а, присмотревшись внимательно к колонне, понял, что ее использовали, и довольно часто. Имеющиеся значительные потертости, подтвердили мои догадки. Говорил Самад, что не торгует живым товаром, врал, наверное. А может он здесь на цепи держал кого-то из строптивых наложниц. Самад не молод, но и не является полной развалиной, наверняка, позволял себе некоторые развлечения, тешащие плоть.

Галера отошла от берега с восходом солнца. Были слышны удары в барабан, похоже, с его помощью задается ритм работы гребцам на веслах.

Света, пробивающегося через маленькие окошки каюты, язык не поворачивается назвать их иллюминаторами, было достаточно, чтобы сменить повязку на ране Азамата. Парень очнулся при первых моих прикосновениях, и еще слегка затуманенным взглядом уставился на меня. Что я мог сказать раненому? Ничего. Татарского и османского языка не знаю. Выдал просьбу вести себя тихо по-русски. Не знаю, понял ли меня Азамат, но лежал спокойно и не дергался.

Рана, конечно, выглядела страшно, но к счастью следов воспаления не обнаружил. Обработал рану еще раз и перевязал. Если не возникнут проблемы, то завтра можно ее зашить.

— Ты кто такой? — на плохом русском поинтересовался парень.

— Лекарь.

— Тебя отец нанял меня лечить?

— Я попал в плен в результате предательства.

— Ты казак?

— Да.

— И ты осмелился прикоснуться к телу правоверного?

— Твой отец приказал тебя спасти от гибели, я это сделал.

— Я когда смогу ходить?

— Не скоро, рана тяжелая.

— Я не умру от нее?

— Если будешь соблюдать мои предписания, то будешь жить.

— Принеси мне попить.

— Длины цепи хватает только до твоей постели.

— Позови отца.

— Хорошо, — ответил я, и стал колотить кулаком по стене каюты.

В дверь заскочил перепуганный Самад.

— Уважаемый Самад, ваш сын очнулся, и хочет пить, — спокойно передал купцу просьбу сына.

Это надо было видеть. Солидный человек упал на колени рядом с кроватью, и стал осыпать поцелуями сына, воркуя на родном языке. Однозначно, Самад очень любит Азамата, полагаю, он является его единственным законным наследником. Уверен, наложницы купцу родили не по одному ребенку, в том числе, и мальчиков, но, видно, Азамат рожден от любимой жены. Ладно, в семейных хитросплетениях купца мне разбираться недосуг, сейчас бы посетить отхожее место, мочевой пузырь требует опорожнения.

Подождал, пока спадет накал проявления отцовских чувств, и высказал просьбу. Не было на галере никакого туалета. Гребцы-рабы гадили в специальное ведро, которое подавалось им по требованию. Купец пользовался ночным горшком, а в дневное время, окроплял море с кормы, удерживаясь за специальные скобы. Мне предоставили такую же возможность, правда, татарский воин крепко держал мою цепь. Странно, подумал я, осматривая галеру. Купец говорил, что скоро избавится от живого товара, а охрану галеры несет минимум десяток воинов, и это не считая матросов, устанавливающих парус. Видно, наторговал Самад приличную сумму и теперь опасается пиратов, что ли. А есть ли они здесь вообще, флибустьеры? Думаю, есть, только с каким-то местным названием. Если уж были и лесные разбойники, почему не быть и морским?

Вернувшись в каюту, не заметил никаких изменений. Только Азамат стал постанывать все громче. Подумал, а чего его жалеть, пусть папашка скормит ему еще немного опия. Самад не стал опираться, выполнил мою просьбу. Парень через некоторое время успокоился.

Теперь в тишине попробую проанализировать свое положение. Если честно, довольно незавидное оно у меня. В любой момент могу расстаться с жизнью. Нахожусь в полной власти купца Самада, вернее являюсь его личной собственностью, как его конь, пистоль или вот эта табуретка. Никогда еще не ощущал себя предметом торговли или вещью, но довелось испытать и это. Чувствую себя от этого очень противно морально и психологически, да и физически тоже — прикован-таки — кому же это понравится. Не говоря о голоде, грязи, отсутствии возможности привести себя в элементарный порядок, я не говорю о бритве, зубной щетке-мятной пасте, дезодорантах и прочих теперь уже излишествах.