Принц Шеннийский (СИ) - Павлов Игорь Васильевич - Страница 52

Я сдохну в этой клетке.

Как выяснилось, навестить меня все — таки могут. В сумерках к моим ногам припрыгала такая образина, что я чуть не завизжал. Не то кузнечик размером с кисть, не то жук, глазища здоровенные, черные, усы длинные, ноги в шипах, крылья зеленые друг о друга трет, издавая стрекот. Мурашки по коже забегали. А когда он осторожно стал лапкой ступать на мою голень, я не вытерпел и загорланил. К счастью поднялся Сухой и одним махом расплющил уродца.

В эту же ночь, когда почти заснул, бедро зачесалось, руку по привычке протянул, а вместо кожи, чувствую, на что — то твердое и чужеродное напоролся. Вскочил, стряхивая. Орать не стал, Лоб уже сделал последнее предупреждение. Насекомое улетело, только крылья желтые сверкнули. Часа два еще не мог заснуть. Что ж за ночь — то такая сегодня!

Во сне ко мне пришла девушка, та самая, что занималась со мной любовью в джунглях. Снова эти шикарные глаза с отблеском фантастического света. Опять абсолютно реальные ощущения, будто я действительно вхожу в это горячее, тугое тело…

Разбудили неприятные ощущения. В голове едва слышный шепот, имя, какое — то знакомое имя, крутящееся на слуху. Прошло, уплыло, уже не поймать звуки.

Лежу и смотрю, как по моему стоящему, словно кол стыду стучит палочка, просунутая через прутья. Сие действо сопровождается пакостными смешками. Поворачиваю голову. Три молоденькие дурочки взвизгнули и бросились наутек.

Надо бы испугаться, и не только мне, но и моему маленькому другу. Но он продолжает стоять! Вокруг что — то не так. Изменилась местность. Лианы пропали, теперь видны соседние клетки. Увидел рыцарька, с которым вместе пришли. В следующей заметил еще одну угрюмую знакомую морду. Так, каждого новенького в отдельную клетку со старыми рабами. Такая, значит, система.

Вокруг нас суета. Женщин вижу, перебегают по веревочным мостикам, прихватывая канаты и лианы. Теперь и до крон деревьев мое зрение достает. Одну вышку из веток сооруженную замечаю, в ней сидит со свисшей ножкой, валькийка. Еще одна ловко перескакивает с ветки на ветку. Бесстрашная такая, а высота метров под двадцать.

Смотрю на соседей. Оживились. Стыдно признаться, увидел стоящие хозяйства и у других. И меня все еще не отпускает.

— Дождались благодать Богов леса, — восторженно прохрипел Сухой, поднимаясь и рассматривая свой… хм.

— Что за приколы? — я в ужасе.

А еще мне стыдно. Наши радуются. Не иначе, как подсыпали нам на ужин что — то возбуждающее. Вот и причина моей ночки беспокойной. Обычно спишь, как убитый, утром укусы чешутся, да и хрен с ними.

— Это даже не сорванцы, — благоговейно произнес Сухой. — Похоже инициации дождались на нашу клетку.

Со стороны входа выстроились девушки в полной экипировке. Промелькнули и знакомые лица с похода. Но ни Юли, ни Светы не увидел. Клетка открылась и в нее добровольно, но нехотя на полусогнутых ножках вошла девушка. Вернее, девочка, лет шестнадцати. Красивая, светло — русая с пугливыми, отчаянными карими глазками, с характерными мешочками под ними, подчеркивающими ее подростковый возраст …молоденькая, хрупкая и обнаженная валькийка вошла в клетку полную возбужденных мужиков.

Калитка захлопнулась за ней. Девочка замерла, прикрыв торчащие маленькие сисечки, в глазках отражается дикий ужас и наши члены.

— Инициация, — прокомментировал шепотом Сухой.

Тем временем Лоб неспешно пополз к этой девочке. Она уставилась на него, глазки поблескивают. Видно, что старается задавить слезы. По ту сторону клетки затаенная тишина. Женщины смотрят, ждут.

— Валькиечку нам на завтрак принесли, — усмехнулся Лоб. Товарищи радостно загоготали.

— Не переживай сладкая, мы самые нежные, тебя не обидим, — с сарказмом проговорил другой раб.

Здоровяк схватил ее за ногу и попытался оттащить от стенки. Но девочка, поддавшись инстинкту самосохранения, вдруг обеими ручками уцепилась за прутья. Лоб рванул на себя, отчаянный визг бедняжки был неожиданно осужден со стороны валькиек.

— Стойко и мужественно, вальки! — прогремел властный женский голос.

Увидел строгую женщину лет сорока, что сосредоточенно следила за нашей клеткой. Вокруг нее стояли девки помоложе, еще дальше выстроились такие же молоденькие, как та что гостит сейчас у нас.

Раздалась резкая хлесткая пощечина и писклявое рычание девочки в ответ. По прутьям застучали палки, набивая что — то вроде мелодии. Вскрик, а следом тихие и протяжные стоны боли, идущие в такт с хрипением Лба. Быстро он… Раб вошел в нее без церемоний, и его таз сейчас яростно работал, не обращая внимание на бьющегося в истерике маленького партнера. Я мгновенно пришел в ярость, моя оторопь отпустила, теперь я осознал, что происходит. И это не правильно, пусть я жалкий раб, дрожащий за свою шкуру. Но я так не могу.

Рванулся вперед. И был остановлен Сухим. Старик удержал, сдавил меня с такой силой, что я понял — мне не то чтобы Лбу, даже этому хилому говорливому товарищу нечего противопоставить. И все — таки я вывернулся, толкнул его. Голова встретила что — то твердое. На миг я потерялся. Еще удар. Бьют длинной палкой через прутья. Следом с другой стороны еще одна палка прилетела в лоб. А следующий удар оказался такой силы, что сознание помутилось.

Повалился на спину.

— Не строй из себя благородного, — услышал я голос Сухого.

Повернулся на бок, пытаясь вернуться к реальности. А она такова: после Лба на девку набросились двое других. Она уже не сопротивлялась, до момента пока не поняла, что девственности лишиться можно не только в традиционном смысле. Рабы отрывались на ней по — полной, проявляя неистовую жестокость и изощренную изобретательность. Это не бывшие крестьяне или каторжники, это рыцари и лорды, только так я могу объяснить, что фантазия работает на уровне. Посматривал на валькиек за клеткой. В чем же эта маленькая так провинилась? Какая к чертям инициация?! Что вообще за бред?! Бабы, вы чего?!

Пролежал я так в полуобмороке пока меня не дернул старик и не прилетела жгучая пощечина.

— Давай, вставай, Одноглазый, пришло и твое время, — прохрипел он. — А я староват, особой прытью не отличаюсь, и дыхалка слабовата. Давай, накажи маленькую тварь. Не упрямься.

Я поднялся, посмотрел на девушку. Избитая, забитая, вся грязная и дрожащая. Смотрит именно на меня злым таким… ненавистным взглядом. Будто я ее насиловал все это время. Остальные вальяжно лежат, уже насладились молодым телом, устали…

— Можешь делать с ней, что хочешь, мщения нет… бить, пользовать, все, но не калечить, калечить нельзя, — раздался строгий женский голос. — ТЫ услышал меня, раб Одноглазый?

Молчу. Прилетела палка в бок. Больно, О Великие!

— Отвечай!

— Да, госпожа! — рычу я и ползу к ней.

А она свои коленки в кровоподтеках передо мной покорно раздвигает. Лицо девичье кривится, мне больно, а ей во много крат больнее, дети они же чувствительнее. Скалится кровавыми зубами. Но уже не плачет, выплакала все слезы. По клетке уже не бьют палками, так, постукивают. Мол финал. Эрекция у меня еще ой-ей-ей. Что — то в еду подсыпали. Смотрю на молодое тело и жар внизу растет. Звериное желание овладеть, взять за русую гриву, ноги загнуть в самые неудобные для нее положения, чтоб кричала, чтобы хрипела и просила смерти… чтобы… чтобы умоляла о ней. Тварь, мелкая грязная…

Передернула плечами, исподлобья смотрит, неотрывно.

— Не жалей ее, — шипит позади старик, бывший лорд Бора. — Через год эта маленькая тварь будет резать глотки таким, как ты с особым удовольствием, через два с легкостью начнет срезать скальпы и вырезать яйца всем неугодным особям мужского пола…

Что со мной?! Я поддаюсь этому стадному чувству. Это не мои мысли. Не мои.

Подтягиваю ее к себе на руки. Она как безвольная обмякшая тушка. Прижал к себе. Жалко девку. Кровь, земля и слезы, все перемешалось.

— Не все мы сволочи, — шепчу ей на ухо, глажу по волосам.

Девка прижалась и заревела, тихо, но надрывно так… В голову прилетел удар, еще и еще. Бьют исключительно по голове. Долбят и долбят через прутья. Пытаюсь закрыться руками. Удар, треск, и накрыла темнота.