Между двумя мирами (СИ) - "shellina" - Страница 9

— Ну, Леонард Паулевич, это, конечно, не то, что я просил, но для начала сойдет. Продолжайте, а я вынужден удалиться, дела, знаете ли, — я усмехнулся про себя, увидев, как на его щеке дернулся желвак. Но постоянно натягивать поводья нельзя, поэтому я решил поощрить сегодня этого гения. — Однако, вынужден признать, что впечатлен, да, впечатлен, так что награждаю тебя тысячью рублей, дабы не оскудело желание совершенствоваться в дальнейшем.

— О, государь, Петр Алексеевич, — Эйлер расплылся в улыбке и даже говорил почти без акцента. — Это такая честь, слышать твою столь редкую похвалу. Не за награды я стараюсь, а, чтобы нести научную мысль в светлое будущее.

— Я знаю, и тем не менее, получи свою законно заработанную тысячу у Черкасского Алексея Михайловича, распоряжение тому будет передано не позднее сегодняшнего вечера, — улыбнувшись, я быстрым шагом направился к нетерпеливо бьющему копытом Цезарю, которому уже надоело стоять и ждать, пока я наговорюсь со всеми, и насмотрюсь в небо, чтобы уделить уже, наконец-то ему внимание. Потрепав жеребца по шее, я легко вскочил в седло и повернулся к Репнину, подъезжающему ко мне на каурой кобылке. По негласному указанию Михайлова никто не мог ехать со мной рядом на жеребце, потому что Цезарь в последнее время видел в каждом соперника и начинал вести себя не адекватно, отстаивая свое право на верховенство. Пока мне удавалось с ним справиться, но пару раз он меня чуть не сбросил, и с этих пор командир моей охраны четко следил за тем, чтобы не провоцировать этого альфа-самца. А все дело в том, что, дав Волынскому карт-бланш и отдав на растерзание царские конюшни в обмен на табун, на котором мои спутники путешествовали по Европе, я и не думал, что тот так развернется. То-то они с Бироном сошлись в нереализованной истории — оба лошадниками были знатными, вот и произошло у них полное взаимопонимание на фоне лошадей. Денег на конюшни выделялись, но умеренно, так он личные средства туда вбухал, все своих лошадок обихаживал, да отдельно кавалерийских коней выращивал, согласно нашему договору. В общем, Цезарь — первый парень на конюшнях внезапно перестал себя им чувствовать и взбесился, скотина такая. Хоть отселяй его, личный штат лошадей создавай. И, похоже, придется в итоге именно так и поступить. Будет малая конюшня для членов императорской фамилии с ограниченным числом лошадей в ней.

Некоторое время мы ехали молча, я же совершенно бессознательно повернул коня в сторону Елизаветинских мыловарен, чтобы посмотреть, как там налаживается работа. Ведь я собирался на этих мыловарнях провести некий социальный эксперимент, но с возможностью вернуть все на свои места, если увижу нарастание напряжения.

— Черкасский вчера сказал, что спрос на ассигнации пошел в гору, не знаешь, случайно, с чем связана подобная активность? — нарушил я наконец молчание.

— Знаю, — кивнул Репнин и, недолго колеблясь, вытащил сложенные листы, в которых я узнал газету. — После того, как этот выпуск прочитали, побежали прямиком в банк государев, чтобы золото и серебро на ассигнации поменять.

— Та-а-а-к, и что Юдин опять учудил? — глядя на газету я почувствовал, что у меня начинает дергаться глаз.

Сама тема ассигнаций до вчерашнего дня шла ни шатко, ни валко. По обоюдной договоренности с Черкесским, мы не стали насильно их навязывать кому-бы то ни было, приучая людей к мысли о том, что так удобно и они ничего не теряют, расплачиваясь бумажными деньгами, которые можно было в любой момент обменять в Первом государственном банке, созданном на территории объединенного Монетного двора, на привычную монету. Люди привыкали к нововведению с недоверием, но вчера произошел некий бум, во время которого больше половины выпущенных ассигнаций была скуплена. И Репнин сейчас держит в руках причину этого бума. Протянув руку, я отнял у него газету, придержал Цезаря, чтобы можно было на ходу читать, и начал искать искомую заметку.

«Удивительная история произошла с князем В. Намедни во время его вояжа на нетрезвую голову по улицам Москвы в тот час, когда честные мужи стучат в двери супружеских опочивален, дабы исполнить свой супружеский долг перед женами и Господом Богом, и произошла сия история. Выйдя из одного веселого дома, где он предавался игре в кости, насчет другого греха сказать не можем, так как свечку над ним не держали, князь, не дождавшись своего экипажу, решил пройтись пешком, дабы немного остудить гудящую голову. Удача весь вечер улыбалась ему, и он шел при выигрыше, коей получил новым изобретением Монетного двора и лично государем Петром Алексеевичем — бумажными ассигнациями, помещенными во внутреннем кармане камзола, дабы утром обменять их на увесистое золотишко. Свернув в сторону Москворецкого моста, князь столкнулся с татями, кои стукнув два раза его по голове, увели все золото, звенящее в кошеле на поясе, в то время, пока дворники, заприметившие злодеев, бежали к князю на помощь. Золото пропало, и, ежели бы не помощь служителей полицейской коллегии, то, вероятно, пропала бы и жизнь князя, а вот бумажные ассигнации тати не тронули, потому как: во-первых, не знали, что такое князь носит за пазухой, а, во-вторых, даже, если бы знали, то поменять их на золото в Монетном дворе им не далось бы, из-за того, что рожей и достоинством не вышли…»

— Ты читал это, перед тем как в набор отдавать? — я протянул Репнину газету и задумчиво посмотрел на дорогу, по которой мы ехали. Дорога была — просто на загляденье: ровная, без ям и рытвин. За такой дорогой нужно следить круглый год, чтобы дольше прослужила, а для этого нужна специальная служба, которой пока у меня не было и в помине. Проект полного упразднения коллегий и Сената был уже готов, осталось дать ему ход и сразу же ввести альтернативу. Но я еще не со всеми министрами определился, так что пока идет подготовка к этой стремительной реформе. Учесть нужно многое, и я планирую сделать себе подарок на совершеннолетие, созвав первое заседание кабинета министров — этакий Верховный совет в миниатюре, как раз в этот знаменательный день.

— Читал, — кивнул Репнин. — Вот только Юдин, скотина, про веселый дом потом ввернул, либо изначально мне урезанную версию подсунул.

— Я его когда-нибудь точно выпорю, — тоскливо произнес я, понимая, что такую ценную, но трудно удержимую творческую личность нужно беречь как зеницу ока, потому что личность эта, кроме ненамеренного, я надеюсь, тонкого унижения высшего дворянского сословия, начиная с меня, приносит одну только пользу. Так, например, он не преминул проехаться по мне в очередной раз, намекнув, что я сумел каким-то невероятным образом познакомиться поближе с невестой, нашей будущей царицей, тайно, разумеется, наверное, на воздушном шаре к Филиппе слетал, по-быстренькому. Гудвин, мать его, великий и ужасный! И так мы друг другу понравились, что она мне в волосы вплела цветок картофеля в знак дальнейшей… хм… в общем, в знак супружеского счастья и рождения множества ребятишек. Вот так с цветком на макушке я обратно и прилетел, на этот раз на крыльях любви, не иначе. И, когда я прочитал этот его романтичный опус, ну, он-то его точно романтичным считает, то лишь отдаленность негодяя от меня, сохранила ему жизнь, потому что я на полном серьезе решил его на голову укоротить. Но, когда немного остыл, то узнал, что народец украдкой начал скупать семенной картофель. Понемногу, но начал. И так же украдкой высаживал его в огородах, предварительно не забыв поинтересоваться, а что с получившегося растения жрать, ну, чтобы, как государь..? Юдин момент уловил, и в следующем выпуске предоставил рецепт царской картошки — которой я его однажды накормил.

А еще я узнал, что газету начали распространять по России. Иной раз всей деревней скидываясь, покупали и собирались все вместе на культминутке, где кто-нибудь грамотный читал все наши новости и сплетни. Случилось то, на что я и рассчитывал, когда заставлял Юдина этим заняться в первый раз — газета начала потихоньку формировать общественное мнение, а так как Юдин был моим карманным журналистом, с небольшими перегибами, но куда уж без них, то и мнение формировалось то, что было выгодно именно мне. И произошло это как-то само собой без моего особого вмешательства, потому что мне иной раз не хватало времени эту самую газету просто прочитать, не то чтобы редактировать.