Горное селение (СИ) - Логинов Святослав Владимирович - Страница 38

— Коли так, то счастливого вам пути. Выходить лучше с утра. Мы вас как следует проводим, накормим; похлёбка уже кипит. Вы, небось, такой и не пробовали, называется: пастуший суп — с бараниной, и овечьим сыром.

— И луком! — крикнула пробегавшая мимо Пася. — Лук самый нажористый!

— Верно, — согласилась Каська. — Без лука будет не похлёбка, а один брульон.

«Когда она успевает всё делать? — подивился Арчен. — Вроде только что никто головы поднять не мог, а тут какой-то человек впрягся в тележку и, пошатываясь, бредёт за дровами, другие с такими же тележками поехали за водой. Никто никого не понукает, но всё ожило и задвигалось. Неужто из-за нескольких кружек панацеи? Пася бегает, торопится и удивляется, но в одиночку ей было бы не сдвинуть массу работы…»

Особое удивление, восхищение и восторг, смешанный с ужасом, испытала Пася при виде котла, в котором кипела обещанная пастушья похлёбка. Котёл был вполне обычный, только очень большой, рассчитанный на сто человек, но плита!

— Это кто же такую печушу наколдовал? И жаркая какая, в ней ажно огонь горит пламенем!

Пускали бы совсем малую Пасю в богатые дома, где топились настоящие печки, она бы догадалась, что довелось увидать, а так только и остаётся пучить глаза.

— Это не печуша, — пояснил Арчен, — это настоящая печь, а вернее — плита. В ней горит огонь, для неё нужны сухие дрова. Еда, приготовленная на плите, всегда самая вкусная. Но, если не уследить, суп может выкипеть, каша подгореть. Хотя у настоящей поварихи ничто не подгорает и не выкипает.

— Повариха это тоже такое колдовское искусство?

— Почти.

— Вот здорово! — воскликнула Пася. — Когда я вырасту большой и вылечу все болезни, я обязательно стану поварихой!

На следующий день с утра Арчен и Пася собрались в дорогу. Несколько девушек-вышивальщиц бледные и слабые после перенесённого кризиса, вынесли сшитое за ночь платье, какого прежде у Паси и в мечтах не было. Конечно, это был не дымчатый шёлк, но, пожалуй, что и не хуже. В таком наряде хоть на свадьбу, хоть на огород. Как это делается, не скажет никто, это волшебство мастериц, волшебством не владеющих.

Последней подошла Касьяна, протянула на дрожащих ладонях новенькие туфли бежевой кожи.

— Возьми, Пасенька. Это я подарок готовила внучке Люиньке к именинам. Жаль, не дождалась Люинька твоего прихода. Пусть они тебе послужат; носить их не переносить и никуда в них не опаздывать.

Заплечный мешок Арчена после первой остановки изрядно полегчал, но в дорогу путешествующим лекарям дали хлеба, сыра, копчёного мяса, сушёных фруктов, короче, всякого провианта, так что можно было идти о пропитании не заботясь.

Когда усадьба скрылась за ближайшими пригорками, Пася сняла туфельки, спрятала их в мешок.

— Надо поберечь. Что таскать впустую, пока никто не видит? А тут дорога ласковая, пыль мягкая, можно и босиком.

Арчен тоже разулся, пошли босиком. Через некоторое время дорога раздвоилась.

— Нам сюда, — указал Арчен, заранее распросивший о дороге.

— Погоди, так же так? Я же слышу, там люди. Им нужна помощь!

— И всё же, мы пройдём мимо. Там находится большая деревня: Миченице. Ты должна знать, твоя мать оттуда родом. Но если мы зайдём туда, истратим весь эликсир до последней капли, и нового взять будет негде.

— Так вернёмся в селение. Хотич пропал, но лавка-то никуда не делась.

— А шлёндеры где лежат? Сама подумай, эликсир штука дорогущая. Лура, следующий золотой, хоть надорвись, не раньше чем через месяц наколдует, а мы все медяками можем пробавляться. Не будет больше эликсира.

— Но как же быть? Людей спасать надо!

— Верно! Но ты должна знать, лечит не лекарство, а лекарка. Иначе можно было бы черпать волшебный настой ковшом, как воду из источника. Нет, нужна лекарка.

— Так я стараюсь.

— И что? Ничего ты не сможешь сделать, пока власти в столице посылают сюда войска. Сейчас сильный мор, солдаты почти не идут. Потом мор утихнет, и всё начнётся сначала. Барониссимус не успокоился, войско в наше селение он слать не может, так он объявил что мор наступил по нашей вине. Столица далеко, там мор бушует не так сильно, но именно там мы должны лечить, чтобы власти поняли, в чём причина мора. Пусть барониссимус, если у него есть хоть капля разума, поймёт, что без нас он просто вымрет. Остановить войну может он или всеобщая смерть. Всеобщую смерть нам не остановить, значит, надо идти к барониссимусу. Поняла?

— Видишь же, иду, — ответила Пася, размазывая по щекам слёзы.

На их пути встретились ещё две богатые усадьбы и несколько деревень, причём пару раз дорога проходила прямо через поселение, так что можно было не колдовским чутьём, а своими глазами наблюдать последствия мора.

Самый страшный урок медицины: знать, что можешь спасти немногих и выбирать, кого лечить, а кого оставить умирать.

Пася шла молча, застывшее детское личико один в один смотрелось, как личина Пуханы, от которой никто доброго слова не слыхивал, но все знали: случись что, изругает, но поможет.

Ночевать останавливались в отдельно стоящих домах. Если там был кто-то живой, Пася принималась врачевать, но не касаясь малого запаса панацеи. Если хозяева уже скончались, Арчен хоронил умерших. В любом случае брали с собой припас на один день, зная, что вечером встретится другой дом, где может не быть хозяев, но непременно найдутся припасы.

Столица открылась не то, чтобы внезапно, но неожиданно. Просто всё меньше становилось перелесков и полей, впустую осыпающих зерно, вдоль дороги то и дело встречались гостиницы и таверны, где не было постояльцев, да и сами владельцы по большей части покинули этот мир. Вокруг городского посада не было ни стены, ни даже частокола, каким окружено горное селение. Окажись в округе хотя бы один брюхоед, он бы нанёс жителям ужасный урон.

Здесь, вдали от гор, мор был не так страшен, заболевали не все, но даже те, кто оставался здоров, сидели по домам, не высовываясь.

Должно быть, в мирное время вход во дворец охраняло не менее полудюжины солдат, но сейчас их было всего двое, и Арчен опытным взглядом видел, что одному воину очень нехорошо, и вряд ли он достоит до конца смены.

— Куда? — прохрипел именно этот, болящий.

— Мы пришли к барониссимусу Вальдхальму. Нам надо с ним говорить.

— Прочь!

Две алебарды лениво опустились, почти коснувшись жалами груди Арчена. Стражники не собирались убивать, они просто гнали не вовремя припёршегося бродягу. Будь стража у ворот в полном составе, уже давно набежали бы сменщики, завернули бы невежам руки и увели бы хамов в допросную, которая среди простолюдинов носила верное название пыточной. А так, ткнёшь его острым концом алебарды, куда потом падаль девать? Никто кроме тебя её не уберёт. Нет уж, пусть лучше дуралей уползает сам.

Арчен тоже не собирался применять силу, но когда два оттянутых жала упёрлись ему в грудь, он не выдержал. Мгновенным движением завязал оконечности алебард в общий узел, а затем обернул полотнища тонких топориков вокруг ратовищ, обратив два хороших инструмента в двуручного монстра, какой и в запретном лесу никому не приснится.

— Ык! — сказал страж, который ещё мог соображать.

— Я колдун из горного селения, — представился Арчен. — Мне надо говорить с вашим барониссимусом. Вы отведёте меня к нему или мне пройти силой?

— Сиятельный барониссимус — там, — произнёс страж, не пытаясь сдвинуться с места.

Арчен отодвинул охранника плечом и прошёл во дворец. Пася топотком поспешила за ним. На неё никто не обращал внимания.

Длинные тёмные коридоры, Арчену они напоминали пещеры, что порой встречались в предгорьях. Мальчишкой лет десяти он порой лазал туда, а потом потерял к пещерам всякий интерес. И вот, он снова попал в пещеры, на этот раз рукотворные.

— Тут душно, — услышал он волшебный шепоток Паси. — Люди тут будут болеть безо всякого мора. На улицах зачумлённых людей меньше, чем здесь.

— Это я понимаю, — ответил Арчен. — А куда барониссимус подевался, ума не приложу. Неужто весь дворец состоит из пустых коридоров?