Горное селение (СИ) - Логинов Святослав Владимирович - Страница 26

Распаренного и опухшего от укусов Арчена затащили в шалаш и уложили рядом с Кудрей, который почти весь день спал без просыпу. Резанные раны на второй день воспаляются. Лучшее лечение в этом случае — сон. Кто именно из четырёх взрослых и малолетних женщин усыпил раненого, они и сами не могли сказать, но Кудря не проснулся, даже, когда Арчена укладывали рядом.

— Теперь рассказывай, что там приключилось, — потребовала Мурава, когда удалось вздохнуть спокойно.

Нечего там рассказывать. Хотел нарубить лапника, шалаш улучшить. Выбрал ёлку, у которой ветки низко. И только первую ветку срубил, как сверху эти сикорахи посыпались, сплошным дождём. И тут же жрать принялись. Остальное ты знаешь.

— А это что? — спросила Пася, показав флейту, которую Арчен зачем-то хранил.

— Откуда она у тебя?

— Из твоей одежды выпала, пока мы её полоскали.

— Это дудка. В эту дырку дуешь, а остальные пальцами прикрываешь, тогда она по разному поёт. Только у меня ничего не получается, как ни стараюсь.

— Мне можно дунуть?

— Пожалуйста.

Пася глубоко вдохнула и пробежала пальцами по отверстиям. Раздалась звонкая трель.

— Ух, ты! — в голос сказали Арчен и Пася.

— Она железная? — спросила Пася, разглядывая флейту.

— Нет, — они бывают разные, но эта — серебряная.

— Ух, ты! — лучших слов для выражения восторга у Паси не было.

— Ладно, бери флейту себе. Всё равно я на ней играть не умею.

— Дела тут у вас… — протянула Мурава, имея в виду вовсе не флейту. — Как говорится, не понос, так золотуха. Ночью плачущая плесень приползала, а кусачая дрянь, оказывается днём может.

— Нам тут не выжить, пробормотал Арчен. — Уходить надо.

— Куда?

Но Арчен уже уплыл в жаркие волны бреда, и вопрос остался без ответа.

«Подстава, подстава», — тяжело стучало в ушах. — Что же делать? Бежать? Куда? Нигде в мире нет для него места. Да и не сбежишь на костылях. Валяться в ногах у солдат, просить пощады? Как же, дождёшься… Им пиво нужно, а не пощада для несчастного калеки. А ещё им приказано доставить кого-нибудь вниз живым, чтобы сжечь на костре.

Никол тихонько с переливами завыл.

Подстава, всюду подстава!

В дверь негромко постучали. Никол мигом шмыгнул за ширму.

Кого там несёт нелёгкая? Не буду открывать! Солдаты после вчерашнего ещё должны дрыхнуть.

И тут же Никол сообразил, что уже утро, значит, лавка открыта и запереть её невозможно.

Скрипнула дверь, раздался отлично знакомый Николу голосок:

— Дядюшка Порш, мне бы хлебца купить. Очень кушать хочется. Я шлёндер принёс. Сам наколдовал. А хлеба не получается.

Тьфу, ты, это же Хотич, жалкая тварь, которого Никол привык шпынять по всякому поводу! И в какую дыру он забился, что его не нашли ни големы, ни солдаты?

— Чего тебе надо?

— Я к дядюшке Поршу. Хлебца купить ломоток.

— К отцу, что ли? Так его нет, убили его.

Хорошо сказал: убили — а кто, тут и гадать не надо. Ясно же, что солдаты. А спрашивать наёмников Хотич не полезет.

— Как же теперь быть? Вот у меня шлёндер есть.

— А никак. Хочешь, бросай свой шлёндер в ящик, а теперь открывай ларь и смотри, что получится.

Хотич покорно расстался с денежкой, а потом открыл ларь, до которого прежде никому из покупателей касаться нельзя было.

— Ух, ты! — в руках у нищеброда был не ломтик, а ломоть, кусман горячего ароматного хлеба с золотистой коркой и пышным мякишем.

Хотич тут же вцепился в хлеб зубами.

— Я пойду, ладно?

— Я те пойду! — взревел Никол, грозно, словно не выл только что. — А ну, подай мой заказ!

Никол бросил в денежный ящик три серебряные монеты, которые уже раз десять пропутешествовали из денежного ящика в ларь, и потребовал:

— Бутылку вина, такого, как лейтенант пил, и баранину тушёную с черносливом!

Хотич стоял с тупым видом, разинув рот.

— Подай! — велел Никол.

Хотич кинулся к ларю, извлёк из глубины бутылку тёмного стекла, уже откупоренную, бокал на тонкой ножке, а следом миску, над которой поднимался ароматный пар.

— Ларь прикрой, — напомнил Никол, придвигаясь к столу.

Вино оказалось терпким и совсем не сладким, а мясо, напротив, словно его нарочно сластили. Недопитую бутылку Никол спрятал за ширмой, на миску щедро указал Хотичу:

— Доедай.

Хотич ел торопливо, громко чавкая, пачкаясь в соусе и шмыгая носом, словно боялся, что еду сейчас отнимут, а Никол смотрел на него с презрением и спешно соображал. Конечно, нельзя сказать, что ему сейчас прокнуло, но подстава на некоторое время отъехала и немедленной гибелью не грозит. Этим надо пользоваться.

— Значит, так, — веско сказал Никол. — Ты остаёшься при лавке, будешь мне помогать. Не самому же мне на костылях бегать. Я буду принимать деньги и заказы, а ты доставать заказанное из ларя и относить господам покупателям. За это я буду тебя кормить, вечером, когда лавка закроется. Если ты сам что-то наколдуешь, покупать изволь тоже вечером, чтобы солдаты не видели. Мало ли что в их замуштрованные головы взбредёт. Ты всё понял?

— Да, конечно. Всё справлю, не беспокойся.

Подстава потихоньку пряталась в тень, жизнь начинала налаживаться.

На третий день лихорадка отпустила Кудрю, а Арчен так и вовсе почувствовал себя здоровым и, разумеется, не захотел сидеть смирно, ввязался в опасные приключения.

Толчком послужила случайно оброненная матерью фраза, что не овощным бы супчиком надо кормить Кудрю, а куриным бульоном, и тогда у него рана живо зарубцуется.

Лура все эти дни пыталась научить Крин, как следует делать золотые шлёндеры, но у неё и самой ничего не получалось, а серебряные монетки она со вздохом отдавала матери. Их набралось уже три штуки. Вот с этими деньгами Арчен и отправился в лавку.

Что лавка цела и работает, Арчен понял ещё когда ходил к дому Клаза, а верней, к его развалинам. Пьяный галдёж был тогда слышан на всё селение. А ведь обычно жизнь колдунов протекала тихо. Значит, гарнизон обосновался в доме Порша, а в лавке пропивал жалование. Соваться туда было небезопасно, но Порш, при всех своих недостатках, покупателей не выдаёт. Главное, незаметно вызвать его на улицу.

Судя по шуму, на третий день жалование начало иссякать, и пьянка в новоявленной таверне постепенно заменялась игрой в кости. Это плохо, трезвый солдат опаснее пьяного.

Арчен подкрался к дверям и молча, колдовски позвал лавочника:

— Хозяин, выдь на минуту.

Сразу вспомнилась Пася, и Арчен чуть было не добавил: «Чо скажу!..»

Дверь приоткрылась, в щель выглянул Никол.

— Где отец? — спросил Арчен.

— Помер. Я теперь хозяин.

Неприятно, но ничего не поделаешь. Придётся иметь дело с Николом. Арчен протянул на ладони два серебряных шлёндера, один оставив про запас.

— Нужна курица пулярка, самая лучшая, какую можно купить за эти деньги.

— Зарезанная, — поправил Никол. — Живым не торгуем.

— Это само собой.

Никол схватил серебро, прикрыл дверь и вдруг заорал визгливым фальцетом:

— Тревога! Там за дверью злой колдун! Бейте его!

В помещении что-то с грохотом упало, должно быть, солдаты вскакивали, роняя табуреты. Арчен не вслушивался в этот грохот. Он бежал, сначала петляя между развалинами домов, а потом, загибая к лесу, но не туда, где находилась заимка, а в другую сторону, чтобы не навести преследователей на шалаш, где ютятся женщины.

Топот сзади приближался. Арчен остановился на мгновение, рыкнул:

— Вон отсюда!

Двое наёмников отлетели, словно вмазавшись в стену. Третий споткнулся о них и тоже кувырнулся через голову. Остальные продолжали погоню.

Арчен бежал.

«А ведь я могу уничтожить их всех, — мелькнула мысль. — Вот так, ронять передовых, затем подскакивать, рубить упавших и бежать дальше».

Казалось бы, приём беспроигрышный, но если сейчас перебить любителей пива, через несколько дней снизу подойдёт новый гарнизон, более многочисленный. И, если в нём окажутся егеря, вооружённые луками или арбалетами, то с ними уже в догонялки не побегаешь. Значит, надо отучить гарнизонных вояк соваться в лес… Убить, но не всех, а чтобы было кому донести память выживших.