Жена по заказу - Драбкина Алла - Страница 23

• Предыдущая
• 23/54
• Следующая

Конечно, с нашими девицами было все, что и с другими, но кое-как избирательность в любви мы им привили. Ведь большинство этого поколения и понятия не имеет о любви, точно так же, как мое плохо соображало в сексе. (Честно говоря, от этого мы ничего не потеряли. Все в сексе было свежо и ново, все – тайна, а это, я вам скажу, весьма возбуждает).

Так что Кирюша официально получил право присутствовать при нашей беседе. И не надо ему, бедному, подслушивать. Не понравится – сам уйдет.

– Да, насчет ментов я с тобой согласна. В молодости за мной ухаживал следователь прокуратуры, царство ему небесное, – сказала я и перекрестилась. – Ты не представляешь, насколько у него была высокая репутация, если он меньше находился в Питере, чем во всяких «горячих», как теперь говорят, точках. А что? Он был образован, сметлив и... не женат.

– Почему не женат? – ухватила Яна за хвост мой толстый намек.

– У него была мама…

– А-а-а..

– Вот тебе и «а-а-а». Несчастливы все по-разному. Его мама была страдалица-неумеха, у которой все крали, начиная с золотых вещей и кончая ложками. Ее надували в магазинах, а единственная девушка, которую сын привел в дом, оказалась дочерью блокадного мародера. Мамаша узнала свое колечко на пальце девушки.

– И послушный сынок выкинул девушку?

– Истествено... а как же? А другую девушку он даже не смел показать маме, потому что эта девушка была я, которая может сказать и отмочить что угодно.

– Но как он поверил, что привел в дом дочь мародера? Как мать доказала это? Ведь скажи то же самое его коллега или вы, например, он бы просто все проверил?

– А может, он и не хотел проверять?

– Но как он узнал, что мать была совсем не тем, чем казалась?

– После ее смерти. Все золото и серебро было в доме. Кстати, и похожее колечко, по которому она обличила якобы «дочь мародера». Нашлись и три сберкнижки. Мать получала огромную пенсию за отца, а Гриша жил только на постоянные командировочные.

– Представляю, насколько его прозрение было ужасно, – словно с каким-то подтекстом сказала Яна. – Будь на месте вашего друга девица, просекла бы маманьку в пять секунд.

– Ну вот как ты, – деловито, понимая, что именно он говорит, сказал вдруг Кирюша.

– Будешь влезать – уйдешь, – родительским тоном сказала Яна.

Вдруг зазвонил телефон, я побежала в холл, где стоял определитель. Звонила Аля! Сняв трубку, я заорала:

– Да что с тобой. Почему ты так рано вернулась?

– Это что с тобой? Тебя в Союзе чуть ли не через милицию ищут…

– Я оставила дома автоответчик.

– Откуда, на какие шиши у тебя взялся автоответчик? Никто и слушать его не стал, думали, там уже другие люди живут.

– Пригласите ее к нам, – сказала Яна, – и как можно раньше, пока Виктора нет.

Именно это я и сделала.

И вот мы уже час сидим, как три сивиллы, и решаем загадку вещдока в виде книги на борту и кражи денег. Не говоря уж о том, что пропал Сакен. Яна оказалась права. Очень мало надежды, что он вообще жив.

– Леха рвет и мечет. Сегодня на вокзале будет проводница, с которой Сакен ехал. Он всегда ездит у этой Наины и ночует в ее купе. Не подумайте чего такого, просто он так привык. Может, сегодня Леха что-то узнает. Я дала ему ваш телефон, уж простите…

– Итак, еще раз, – тоном следователя сказала Яна. – При вас он ушел на вокзал, так? А вы сразу же пошли на яхту?

– Нет, он вернулся.

– Почему? Он что, заранее купил билет, а потом вернулся, потому что не хотел долго ждать поезда на вокзале, раз уж дом Тусеньки рядом?

– Нет. Поезд опаздывал на три часа. Несколько дней назад кувырнулись две цистерны с подсолнечным маслом и поезда ходили еле-еле, – припомнила Аля. Кстати, раньше она нам об этом не говорила и в письме не писала.

– Значит, и поезд Ирины тоже опаздывал? – продолжила допрос Яна.

– Ну да, конечно.

– И она не знала, где живет Тусенька, а потому терпела на вокзале?

– Она вообще-то запросто могла узнать, где живет Тусенька, но почему-то не сделала этого. Там на вокзале есть адресное бюро.

– Но она не пришла в дом Тусеньки. Как, по-вашему, она провела эти три, а может, и четыре, и пять часов на вокзале?

– Зная ее, я бы сказала, что она потихоньку пила. Она из тех, кто может пить в одиночку, – сказала, подумав, Аля.

– А у нее были деньги на выпивку?

– Ну Сакен отвалил ей много, чтоб заплатила за квартиру.

– А теперь представьте себе: я со всех ног бегу на вокзал, в надежде как можно скорее уехать, а меня там маринуют несколько часов. Во-первых, почему она так рвалась уехать, почему не зашла к Тусеньке хоть кофе выпить?

– Почему-то наш поход оказался для нее наказанием. Она просто как-то по-юношески возненавидела Асеньку, все время с ней пикировалась и вообще…

– Но вы-то поняли, что они знакомы?

– Нет. Я поняла, что это я знакома с Асей.

– А почему вы так решили?

– Случайно, когда мы перебирали ягоды, я рассказала ей о той паршивке, которая, как кукушонок, влезла в чужое гнездо, а вылетая, опрокинула его.

Назвала Лару и Колю.

– А она?

– Она швырнула наземь корзинку, посмотрела на меня, как солдат на вошь, и ушла в лес. Я сразу поняла, в чем дело, и чуть не откусила себе язык.

Оказывается, нас слышал Сакен. Точно так же он слышал фамилию опекунов, которые когда-то прекрасно процветали в Питере. Лара – в роли актрисы, Коля – режиссера. Но потом в театре…

– Что, опять какая-нибудь фигня, вроде тех, что случилась с вами?

– Даже... хуже. Анонимки стали разбирать на собрании труппы. Лару с Колей поставили, как у позорного столба, и у Лары… В общем, у нее началось кровотечение. Представьте – на белом полу лужа крови. Ничего ужаснее для женщины не бывает. А если учесть, что кто-то орал: «Она притворяется!», то дело и совсем плохо.

– Вы думаете, что Асенька писала письма?

– Нет. Якобы соседи. Но соседи клялись, что этого не делали и показали свою подпись, свой почерк. И потом, они были людьми интеллигентными, а потому уважали и любили Лару с Колей.

Зато о девочке они были плохого мнения. Это знали Лара с Колей. А коллектив, поставив их к позорному столбу, даже не пришел по адресу соседей.

– Кстати, Аля… – наконец вспомнила я. – За тебя, против этой дурацкой свадьбы голосовали не двое, а пятеро. Лара с Колей, еще два режиссера и Никита. Ирина была за свадьбу.

– Жень, а как теперь жить? – спросила Аля.

– Враг может убить, друг – предать. Это все должны чувствовать, – сказала Яна расхожую истину.

– А еще не надо, Аленька, предавать саму себя, что ты часто делаешь. Мезальянс с Шевченко, мезальянс с Егором.

– Но Егор… Он не сделал мне ничего плохого.

С ним мне уютнее. Не буду про большую любовь, но жалею я его больше, чем всех остальных вместе взятых. Он беспомощен в жизни, он пропадет. Он и сам вечно повторяет, что пропадет без меня.

– Значит, он прекрасно докумекал, на какой клапан давить. На жалость. И он будет при вас, пока не найдет дуры побогаче и помоложе. А пока втянет в болото вас, – жестоко сказала Яна.

– Откуда вы, такая молодая, знаете всю эту пакость? Почему именно так?

– Сказала бы я вам… – но Яна не сказала, а продолжала более сдержанно:

– Да, может, ваш муж не так плох, но он настолько непривлекателен для женщин, что никто не захочет его подобрать…

– Мне он кажется вполне привлекательным.

Хотя вначале я тоже подумала: бывают же такие пельмени, а не мужики. А потом привыкла. Если б вы увидели его на яхте, в лесу, на природе… А это так важно для меня, может, важнее всего в жизни.

– Надеюсь, Ирку ты не будешь оправдывать?

– Нет. Уже тысячу раз интуиция говорила мне: запомни то, запомни это, как бы тебе не пришлось пожалеть об этом. А потом я думала, что люди просто не могут быть такими плохими. А уж когда она обращалась за помощью, я все забывала.

– А что именно вам больше всего хотелось забыть? – уточнила Яна.

• Предыдущая
• 23/54
• Следующая