Егерь - Зеа Рэй Даниэль - Страница 1
- 1/29
- Следующая
Даниэль Зеа Рэй
Егерь
Посвящается моему отцу – лучшему рассказчику в нашей семье.
Пролог
Куда ускользает надежда твоя,
Что пламенем ярости так обжигала?
Она ведь сияла, она ведь спасала,
Пока ты на прочность ее проверяла.
Ты тянешься следом и пальцы дрожат,
Ты рвешься за ней, но ее не нагнать.
И взгляд уж потух, и гнев вдруг угас.
Жизнь без надежды – вот он твой крах.
Ни марево мыслей, ни тлен всех побед
Не смогут вернуть тебе этой потери.
Останется горечь о прожитом дне
В пустом бытие, безвольном и сером.
Куда убежала надежда твоя,
Что пламенем ярости так обжигала?
Сквозь трещины этого бренного тела
Она утекла в закат бытия.
***
– Роден, расскажи, как ты чувствуешь себя сегодня?
Она хотела поднять голову, но удержать ее не получилось, и голова склонилась на бок.
– Я бо… ..бо… не…
– Ты больше не будешь?
– Да, – рот Роден распахнулся и язык вывалился наружу. Было трудно его заправить назад, но она справилась.
– Каждый раз ты обещаешь вести себя хорошо и снова возвращаешься сюда. С чего мне опять верить тебе?
– Не… верь…
– Хочешь прожить остаток жизни в таком состоянии?
– Не… не хочу…
– Ты снова отрастила длинные ногти. Мне приказать их остричь?
– Не-е-ет! Нет! – Роден даже пошевелила пальцами, выражая протест.
– Знаешь, что изменилось на этот раз? На этот раз всем на тебя плевать. Они устали. От выходок, от вечного чувства вины, от тебя, в конце концов. При встрече со мной твоя мама задала мне лишь один вопрос.
Роден мысленно улыбнулась, продолжая неподвижно сидеть.
– Она спросила: «Сколько?», – и достала именную платежную карточку. Уверена, что сейчас ты хочешь расхохотаться. Что касается меня, ты же понимаешь, что мне тоже глубоко наплевать… Моя б воля, я бы отпустила тебя сейчас же. Но, твоя мама все оплатила и придется отработать. С этого дня тактика твоего лечения будет изменена. Завтра тебе перестанут давать лекарства, а через неделю ты станешь участником группы по психокоррекции суицидального поведения. Продержишься три месяца – и я тебя отпущу.
– По… Пошла ты… на хрен… – промычала Роден.
– Сеанс окончен. Увозите.
Роден сопроводили в комнату психокоррекции и закрыли за ее спиной дверь. Прежде она не раз бывала здесь, вот только в «групповухе» никогда не участвовала. Убогая обстановка «уютного домика» давно набила оскомину. Деревянные полы, деревянный стол, обитые шелком деревянные кресла, диван и даже резная рама на темном смотровом стекле вдоль одной из стен казались дешевыми фальшивками. Становилось жаль деревья, которые загубили ради создания столь безвкусного интерьера. А это матовое стекло? Что может лучше напомнить о том, что ты в неволе, чем подделка под зеркало?
Роден плюхнулась в кресло, сбросила с себя тапочки и вытянула ноги. Окинув взглядом собравшихся, она скривила губы и отвернулась.
– Теперь мы в полном составе, – оживилась Кашпо. – Давайте начнем с того, что представимся друг другу и немного расскажем о себе.
Повисла тишина.
– Ну что ж, – вздохнула Кашпо, – тогда начнем с участника по правую руку от меня и будем двигаться против часовой стрелки. Все согласны?
Тишина.
– Пожалуйста, представьтесь, – попросила Кашпо, кивая пухлой девице с розовыми волосами.
– Элайза Арти, – ответила та.
– Можно просто имя, – улыбнулась Кашпо, – Элайза.
– Да пошла ты! – ответила девица и показала доктору средний палец, чем вызвала у Роден искреннюю усмешку.
У девчонки руки ходили ходуном. Ее явно ломало. Не то от препаратов, которыми ее не меньше месяца кормили здесь, не то от синдрома отмены чего-нибудь повеселее в свободной от предрассудков жизни.
– Элайза, расскажи нам, пожалуйста, немного о себе, – вновь попросила Кашпо.
Девчонка сжала кулачок и поднесла его к губам.
– Хорошо, Элайза. В следующий раз, – мягко отозвалась Кашпо и взглянула на мужчину, сидящего на диване.
Роден покосилась на незнакомца и тут же отвернулась.
– Меня зовут И. У меня депрессия длиною в жизнь и мне периодически надоедает так существовать, – он улыбнулся и показал два ряда отбеленных зубов.
– Чем ты занимаешься, И-и-и? – спросила Кашпо.
– Кутежом я занимаюсь, – И. откинулся на спинку дивана и развел руки по сторонам, устраиваясь поудобнее. – Баб трахаю, в игры играю.
– Просераешь семейное добро? – не удержалась от комментария Роден.
Элайза захихикала в кулачок. И. вскинул бровь и уставился на Роден.
– Если есть, что сказать, могу уступить очередь!
– Себе уступи, – буркнула Роден.
– Что прости?
– Прощаю! – она развернулась к нему лицом и уперла локти в колени.
Она знала, что в вырезе больничной рубашки ему видна ее грудь. Порезанная, покрытая татуировкой грудь. И. сглотнул и отвернулся, а Роден вернулась в прежнюю позу.
– Спасибо, Идрих, – натянуто улыбнулась Кашпо. – Следующий?
Историю этой женщины Роден желала услышать. Наверное, из всех, сидящих здесь, только ей досталось от жизни так же много, как и Роден.
– Меня зовут Мистроль. Я попала в авиакатастрофу на своем корабле. Теперь я такая, какой вы меня видите. Ни мужа, ни любовника, ни детей. Я всегда думала, что жизнь моя будет насыщенной и яркой. К сожалению, я сгорела не в огне наслаждений, а в пламени пожара. Теперь мне жить не весело, а больно.
Мистроль замолчала и настала очередь говорить Роден.
– Лоскутное Одеяло, – произнесла она и повернулась к Мистроль. – Ты не против, если я буду называть тебя Лоскутным Одеялом?
– Роден! – гаркнула Кашпо.
Следует отдать Лоскутному Одеялу должное: она с достоинством кивнула и ответила:
– Нельзя.
– Зря, – повела плечом Роден. – Доктор Кашпо говорит, что принятие себя такой, какая ты есть, один из этапов успешной терапии.
– Кашпо?! – прыснула смехом Элайза.
– Да, Язва. Я называю ее Доктором Кашпо!
– Роден, – с угрозой отозвалась Кашпо.
– Доктор Ночной Горшок, если угодно! – повысила тон Роден.
– Как ты назвала меня? – опомнилась Элайза.
– Язва, – повторила Роден.
– Да пошла ты, сука!
– Ржать в кулачок, пока другие отгребают, – это же про тебя, Язва!
Лицо Элайзы побледнело, и она отвернулась.
– Хороша терапия, – засмеялся И. – Может и мне кличку дашь, Страшила?
– Красавчик, – как ни в чем не бывало, пожала плечами Роден.
– Хм-м, – кивнул И. – Мне нравится.
– Не стоит благодарности.
– Роден, ты расскажешь нам о себе? – устало произнесла Кашпо.
– Меня зовут Страшила. Я страшная и уродливая, как снаружи, так и внутри. Меня никто не любит, – Роден задумалась, – даже кошак, живущий в нашем имении вот уже тринадцать лет. Всем насрать на Страшилу. А Страшиле насрать на всех. Хотела избавить мир от своего присутствия, да вот, – Роден запрокинула голову и уставилась в потолок, – бляди не дают…
– Лучше бы дали! – пискнула Язва.
– Вот и я их прошу, а они меня к Доктору Кашпо. Говорю же, бляди…
– Спасибо, Роден, – вздохнула доктор. – Следующий?
– Следующий, – отозвался мужчина в кресле, чем привлек внимание Роден.
Она склонила голову, взглянула на чудака и вернулась к созерцанию потолка.
– Мы все должны хотя бы представиться, – напомнила Кашпо.
– Следующий, – повторил мужчина.
– Но ты последний в группе, Паскаль.
Мужчина вольготно закинул ногу на ногу и поудобней устроился в кресле.
– Называйте меня «Темный», – попросил он.
– Темный? – переспросила Кашпо.
– «И в сумраке печалей не разглядеть его лица. Он отравляет все своим приходом. Он Темный, как его душа, и, в то же время, Он – посланник Бога».
- 1/29
- Следующая