Вернуть Веру (СИ) - Резник Юлия - Страница 15

А вот спальню все равно перекрасила. И кровать сменила. Но тут уж иначе никак. Сколько потом бессонных ночей я в ней провела – не сосчитать. Сколько слез выплакала… Даже вспоминать не хочу. Все давно в прошлом!

Я понизила температуру в комнате еще на пару градусов и забралась в постель. Нужно было поспать хоть немного. Ведь завтра у меня планировался такой насыщенный день! И со счетами для пожертвований разобраться, и малышку навестить… Почему-то мысли о ней не давали покоя. И с докторами поговорить нужно было. И съемку организовать, облегчая жизнь и без того чрезвычайно загруженной команде новостей. А там и своей работы выше крыши. Всех собрать на съемку «Гуляй-шоу», все учесть, тысячу раз перепроверить…  Чтобы никакой накладки не случилось по моей вине в этом хорошо отлаженном механизме. Вот под эти мысли я и уснула… Казалось, только глаза закрыла, и вот тебе на – будильник. Пока я собиралась, варила кофе, проснулась Настька. Пришла в кухню, сонно зевая. Села на стул, так, кажется, до конца и не проснувшись.

- Ты куда это в такую рань?

- На работу. Не у всех же каникулы, Насть…

- Я думала, вы закончили со сьемками «Огонька»…

- С этим закончили, да. Но меня тут же перебросили на другой проект.

- Эксплуататоры, - резюмировала дочка, сладко потягиваясь. – Что хоть за проект? – опять зевнула. Ну, вот, похоже, придется колоться… Я допила свой кофе, сунула чашку в посудомойку и между делом бросила:

- Гуляй-шоу.

- Шутишь?! – вскочила Настька.

- Какие уж тут шутки? Их выпускающего продюсера повысили, а мне предложили его место. Так, все… Я пойду. У меня через сорок минут назначена встреча.

Я быстро сгребла сумку, сунула ноги в кроссовки – в комплекте с драными джинсами они смотрелись более-менее прилично, и быстро смылась, подальше от допроса дочурки. А в больнице меня ждал сюрприз. Похоже… не одна я решила навестить нашего подкидыша. Гуляев был тут как тут, несмотря на раннее время.

Я не выспался просто жутко. Недаром ведь говорят, что крепкому сну способствует чистая совесть. Моя же… чистой, очевидно, не была. И я то ли совсем недавно начал это понимать, то ли всегда знал, да только старался не анализировать, потому что кому это надо, ну, правда? Вряд ли Нике. И определенно не мне… Я ведь уже сам для себя все решил. Задал вопрос и честно, предельно честно на него ответил.

Поступил бы я иначе? Нет.

Даже сейчас, изменившись и пересмотрев многие свои взгляды на жизнь, я понимал, что ничего бы не стал менять. На тот момент мне было тридцать. И все это время я не сидел на жопе ровно. А я эту жопу рвал… Хватался за любую работу, возможность, сутками не спал, существуя на каком-то голом упрямстве и воле. Не надеясь на кого-то. Сам… Все сам. Если бы время не поджимало, может, я бы так продолжал и дальше. Но, как я уже сказал, мне было тридцать. Критический возраст в развлекательной индустрии. Я буквально видел перед собой тот самый последний вагон, в который, если не впрыгнуть – все. Считай, двенадцать лет насмарку. В тот момент передо мной остро стояла тема принятия решения. Я постоянно думал о том, что делать дальше. А тут она… Легкая добыча. Я на нее смотрел за тем столиком, и что-то в голове со щелчками становилось в пазы. Вот же оно… Вот! Только возьми. Дочка самого Пестова! Связь с которой могла бы стать тем самым толчком в нужном направлении. Плохо это или хорошо? Я бы сказал, необратимо. В таком отчаянии я тогда находился…

Сейчас я понимал, что не случись тогда со мной Ника, ничего бы у меня не вышло. Развиваться можно лишь там, где развивается что-то помимо тебя. Она предоставила мне эту возможность, сама о том не подозревая. За это я был бесконечно ей благодарен.

Но в наших отношениях был и еще один важный момент. Ника утверждала, что любит. А я не мог понять, за что меня можно любить. Я же откровенно ее стремался. Нет, на людях-то, конечно, я этого не показывал. Но вот про себя, особенно когда нам пришлось пожениться, частенько думал: господи, и вот с этой женщиной я связал свою жизнь?

Вот ведь какая штука, обдавая ее презрением, ночью я каким-то чудом о нем забывал. Себя я оправдывал тем, что у меня не на её поплывшие телеса стоит, а на открывающиеся перспективы. Я трахал не Нику, а ту реальность, которая была мне предопределена. Кончеными стереотипами об интернатских детях. Полными яда замечаниями воспитателей и педагогов, которые видели в своих воспитанниках лишь будущих наркоманов и уголовников. Вбивая эту мысль им в подкорку. И тем самым не оставляя им других вариантов… Я трахал систему... Со вкусом, старательно трахал. Сгоняя злость, сдирая корки на ранах и дезинфицируя их…

Да, это было низко и неправильно. Да, Ника этого не заслужила. Но ей я уже не мог помочь. Случилось то, что случилось. Слава богу, та история ее не сломала, и все у нее хорошо. Любовник… красавица-дочка. Дом, в который наверняка хочется возвращаться. Налаженная жизнь. А мне о своей думать надо. В которой, если глубоко не копать, все хорошо. И даже шанс реабилитироваться появился. Дарья СМА… ноль один ноль шесть девятнадцать.

Потеряв всякую надежду уснуть, я приехал к больнице раньше, чем планировал. Поднялся в отделение. Здесь тоже было относительно тихо. Звук моих шагов эхом отражался от стен. Постовая медсестра ошалела, увидев меня, и долго не могла понять, чего я от нее хочу. Бестолково приглаживала волосы, пробегала пальцами по заспанному лицу и бормотала что-то восторженное совсем не о том, о чем я ее спрашивал.

- Мне нужно увидеть девочку. Дашу… Сегодня мы будем снимать с ней сюжет для новостей, этот вопрос уже согласован с администрацией… - терпеливо повторил я.

- Конечно-конечно, - лепетала девица.

- Так я могу к ней пройти? Или что? Вы хотите сфотографироваться?

- Не хочу! То есть… конечно, можно… Да только не в этом дело. А в том, что время для посещений еще не наступило, а у Даши и так уже есть визитеры.

- Тем более. Раз уж у нее кто-то есть, то и я не помешаю.

Я достал из арсенала своих улыбок самую жалостливую, и девица, наконец, поплыла. Улыбнулась, тут же покраснела, пробормотала что-то невнятное, но все же вышла из-за стола, чтобы меня проводить.

Дверь в палату была открыта. Я шагнул было внутрь, но замер, не сделав и шага. Ника стояла у окна, покачивая Дашу на руках, и что-то ласково ее шептала. Целуя маленькие кулачки… Я опустил голову. Ощущая, как что-то давно забытое, а может, никогда не испытываемое мною вовсе, заворочалось, приподнялось внутри. В глубине коридора зазвенела ведрами санитарка. Ника вскинулась. Повернула голову и уставилась прямо на меня.

- Привет. Не ожидала тебя увидеть в такую рань.

- Я тоже не надеялся кого-нибудь встретить. Как она?  - подошел ближе. Всего каких-то пару шагов, палата-то была совсем крошечной. Дашка заулыбалась.

- Ну, привет. Я Стас… Дед Мороз, помнишь?

- Я планировала выйти с ней на улицу. С Дашей здесь совершенно некому гулять. Персонала не хватает, и она вынуждена торчать в палате дни напролет, - затараторила Ника, сверившись с часами на тоненьком запястье. – У меня есть еще полчаса. Потом я договорилась о встрече с главврачом и юристами… Нужно понять, как быть со счетом для сбора пожертвований, чтобы не встрять.

- Я в курсе.

- Правда? - Ника недоверчиво вздернула бровь и неловко передала мне с рук на руки Дашку. – Руки устали. Подержишь?

Она все сильнее нервничала. И это ну очень бросалось в глаза. Неужто запомнила наш разговор о задранных юбках? А если так, даже интересно, жалеет ли она о том, что спросила? Или все еще хочет узнать, что бы я сделал, застав ее в непотребном виде? Есть ли хоть какой-нибудь шанс, что ей это действительно интересно? И какого черта я только об этом и думаю?!

Прерывая мои мысли и повисшую в комнате неловкость, в палату вошла уже знакомая мне Лидия Михайловна. Вся намарафеченная, с красивой укладкой, идеальным макияжем и свеженьким маникюром. Явно готовилась к съемке. Бросила полный недоумения взгляд на Нику, которой здесь, наверное, не полагалось находиться. Но та тут же сориентировалась. Выступила вперед: