Невезучая, или невеста для Антихриста (СИ) - Снежная Александра - Страница 43

Еще одним козлом в моем светлом окружении был сосед Михалыч — хмырь и забулдыга. Жил он этажом выше и поэтому с завидным постоянством портил мне жизнь.

Михалыч с метлой нашего дворника сильно не дружил. Вот как выпьет, так они и не дружат. Михалыч, он же нетрезвым все время территорию пометить пытался, ну, наверное, чтоб на автопилоте дорогу домой по запаху найти можно было. А дядя Федор, он же пограничник, хоть и бывший. Нюх у него как у собаки. У него граница на замке и враг не пройдет. Он Михалыча за версту чуял. Его, правда, весь микрорайон чуял, когда он, возвращаясь домой, дурным голосом орал на всю округу: "По аэродрому, по аэродрому, лайнер пролетел, как по судьбе". Летчиком, наверное, мечтал быть. А оно вишь как сложилось… Сантехник. Поэтому и летал он только в мечтах, от пивного ларька и до того места, где его укладывала на посадку метла дяди Феди.

Лежит он на взлетной полосе, а дворник орет тете Груне, жене его: "Иди, Грунька, сваво космонавта забирай".

Михалыч поэтому и курил на лестничной клетке, а бычки с верхнего пролета площадки кидал вниз, и прямехонько на наш половичок. А кот у Михалыча тоже в прошлой жизни, наверно, козлом был, потому что в туалет он ходил только под наши двери. Уж не знаю почему, то ли бычки Михалыча тушил, боялся пожара, то ли выражал свой котячий протест по поводу того, что Михалыч курит. Но убирать это безобразие приходилось мне.

Я, конечно, половину бычков Михалычу в замочную скважину засовывала, за что он каждое утро покрывал благим матом свою соседку, ну правильно, кто ж на меня-то подумает, я ж девочка интеллигентная: "Здравствуйте, Семен Михалыч. До свиданья, Семен Михалыч. Как ваше здоровье?"

Так вот, тот знаменательный день начался с того, что сначала какая-то козлина позвонила мне на телефон в пять утра и спросила, есть ли у нас горячая вода, и когда я ответила, что есть, мне посоветовали помыть ноги и лечь спать. Думаю, Митька, гадина, постарался. Потом с утра Михалыч опять набросал окурков мне под двери, и пока его кот не прибежал с пожарным шлангом, я быстренько подмела и насыпала на половичок красного жгучего перца. Так сказать, отворотное средство. Кошара его, когда нанюхается, ориентацию теряет и поливает коврик на первом этаже. А там… а там живет Октябрина Карловна. Она же председатель кооператива. Она же жена вождя Федора косого. И просто страшная женщина. Ее даже дядя Федя боялся. Давила она его своим авторитетом. Авторитет выпирал у нее спереди и был ни больше ни меньше шестого размера. Ну, вы поняли.

В роду у ней одни пролетарии были. А у пролетариев любимый фильм — "Человек с ружьем". Ружья у Октябрины Карловны не было, только метла дяди Феди и большой пылесос фирмы Восс. И с этим пылесосом она стояла, как часовой на посту, периодически выглядывая в дверной глазок. И как только кот Михалыча умащивался возле ее дверей и прикрывал глаза в надежде облегчиться, тетка Октябрина вылетала с включенным пылесосом, и кошара минуты две дергался, пытаясь отклеиться от втягивающей его трубы, а потом с воплем ломился наверх. И надо ж было такому случиться, что как только я вышла из квартиры и подняла ножку над ступенькой, собираясь идти в институт, меня снес полоумный кот Михалыча, видимо, уже прошедший курс антицеллюлитного массажа пылесосом Октябрины Карловны.

Потеряв равновесие и помахав в воздухе руками, как раненая чайка, я грохнулась со ступенек вниз, смачно припечатавшись головой о стенку. Кружась вокруг синими звездочками, мое сознание сказало мне "Прощай".

И снился мне страшный сон…

Лежу я, сиротинка, покалеченная на холодном и сыром полу, а надо мной жуткая козлиная морда склонилась, скалится, почему-то руки свои загребущие ко мне протягивает и шарит ими по мне, и шарит…

Глаз один приоткрыла, а ОНО — хвостато-небритое — ко мне еще и слюни свои тянет. Так сказать, дыхание рот в рот.

Не знало ОНО, что у меня рефлексы, как у боксера. Еще бы, долгие и упорные годы тренировок на Митьке. Рука с размаху въехала в небритую морду, нога, разогнувшись, как пружина, долбанула по этим… Ну, которые крепкие орешки. А орешки у него как раз и не крепкие оказались, потому что схватился он за них и трубить стал, как лось в брачный период.

Пока ОНО мычало и терло свое самое сокровенное, я встала, отряхнулась, ну и чтоб, так сказать, закрепить эффект, дала ему поджопник. А пусть знает, козлина, в следующий раз, как руки распускать. Подняв с пола сумочку, летящей походкой я пробежала по лесенке вниз и потопала на учебу.

Но у козлов, наверное, в этот день Луна была в Юпитере. Планеты выстроились в крест, и этим крестом меня и добили…

Митька, кстати, зараза эдакая, решил мне житья и в университете не давать, поступив со мной на один факультет и даже в одну группу, а садился, гадина, все время сзади, пуляя в меня скрученными из бумаги шариками. И вот, когда я нагнулась под парту, прячась от летящей в меня пульки, в аудиторию вошло ОНО: белобрысо-волосато-небритое, ну то самое — с покоцаными орешками.

Оно пришло на замену любимому Вольдемару Генриховичу, безвременно ушедшему на пенсию и ценившему во мне не только мой незаурядный ум, честь и совесть, но еще и истинную леди. Звали ОНО — Антон Викторович. И оказалось ОНО нашим новым преподом — молодым светилом кафедры, учившимся то ли в Кембридже, то ли в Оксфорде. Короче, ОНО было умным. Чересчур. И я вот почему-то сразу поняла — козел.

Самое странное, что одногруппницы моего мнения насчет его козлиной внешности явно не разделяли, тихо пуская по нему слюни, называя козлиную бороду легкой сексуальной небритостью, а белобрысый хвост — феерично стильным. Тьфу, дуры.

По всем законам подлости, белобрысому гаду зачем-то понадобился староста. Ну, догадайтесь с трех раз, кто в нашей группе был старостой? Правильно. Умница и красавица — Я. Затаив дыхание, я тихо полезла обратно под парту, находясь в культурном шоке от того, чей зад я так неосмотрительно пнула утром.

Сдал меня Митька, ткнув пальцем и заявив, мол, вон она, на полу остатки разума подбирает. Показав Митьке комбинацию из трех пальцев, я вылезла на свет Божий.

Узрев меня, ОНО побледнело и мгновенно приняло позу футболиста перед штрафным ударом. Надо же, узнал. Пару секунд ОНО находилось в прострации, а потом начало изощренно мстить за поруганный детородный орган. Я ж говорила — козел. Меня вызвали к доске, сунули в руки мел и порвали как Тузик грелку. Целую пару ОНО гоняло меня по всему пройденному материалу, как моську. И каждый раз, когда я делала ошибку, ОНО ехидненько так повторяло:

— Ну что же вы, милочка, это же элементарно. Это же школьная программа. И как вы мне зачет собираетесь сдавать?

Как, как? Я вот почему-то тоже себе все время этот вопрос задавала и с горечью думала, что не то место я ему отбила.

Несчастную, задерганную и измазанную с ног до головы мелом меня наконец-то оставили в покое к середине второй пары. И улыбка у ОНО Викторовича была ну вот просто запредельно счастливая. Почти как у меня, когда Митьку с отцом к директору вызывали. Короче, день не задался.

А дома ждал очередной сюрприз в виде забросанного окурками половичка со следами уже побывавшей на нем пожарной бригады. Ну все, достали. План мести созрел мгновенно. Половичек я замочила в ведерке и выстирала. А само ведерко с грязной водой и плавающими в нем окурками ждало своего звездного часа. И вот, когда на лестничной клетке послышался заунывный вой Михалыча, с его космической песней "по аэродрому", я открыла дверь и окатила козлину коктейлем "плавающий бычок".

Шок… Перед дверью стояло ОНО. В костюмчике от Бриони, залитом грязной вонючей жижей и с застрявшим в нагрудном кармане окурком. Слов нет. Зато они нашлись у Михалыча, который хоть и пьяный, но, видимо, услужливо пропустил белобрысого вперед, из-за чего я и попала в такую переделку. Михалыч поднялся по ступенькам, похлопал дружески ОНО Викторовича по плечу и изрек перл: