Ошибка доктора Данилова - Шляхов Андрей - Страница 2

Пожелание не сбылось. Савельев без каких-либо помех закончил свой отчет, закрыл ноутбук, провел по крышке ладонью, смахивая несуществующую пыль и обвел коллег взглядом – вопросы будут? Дураков, желающих подливать масло в огонь его красноречия, разумеется, не нашлось.

– Родион Николаевич, я завтра предоставлю вам пятнадцать минут в начале своей лекции для сотрудников нашей больницы, – сказал заведующий кафедрой, делая ударение на словах «пятнадцать минут». – Дадите коллегам практические рекомендации по теме вашего доклада, хорошо?

В принципе, шеф мог бы дать эти рекомендации и сам, но он любил привлекать подчиненных к участию в собственных лекциях. Хорошо, если сотрудник работал здесь же, в семьдесят седьмой больнице – в этом случае выступление не отнимало много времени. А вот тем, кто работал в филиале, ради короткого выступления приходилось тратить на дорогу туда и обратно около двух часов.

– К огромному моему сожалению, Владислав Петрович, я завтра не смогу, – ответил Савельев, растягивая узкие губы в подобии виноватой улыбки.

– Почему? – кустистые брови заведующего кафедрой удивленно приподнялись, а затем сошлись вместе на переносице.

Подобно большинству начальников шеф не любил, когда ему перечили, ну а от Савельева он ничего подобного ожидать не мог, поскольку тот всегда безропотно-беспрекословно исполнял все распоряжения начальства.

Народ встрепенулся – собрание начало принимать интересный оборот.

– Дело в том, Владислав Петрович, что профессор Ямрушков, у которого я когда-то учился, обратился ко мне с предложением, принять участие в работе судебной экспертной комиссии…

– Экспертной комиссии? – недоуменно переспросил шеф.

– Да, экспертной комиссии, под руководством Валентина Семеновича, – с достоинством ответил Савельев. – Его, как нештатного судебно-медицинского эксперта и одного из лучших специалистов в стране, вдобавок еще и автора руководства…

– Я прекрасно знаю, кто такой Ямрушков! – раздраженно перебил шеф. – Что за комиссия?

В голове у Данилова промелькнули две мысли – радостная и удивленная. Он порадовался тому, скучное собрание хоть как-то оживилось, и удивился тому, что такого непроходимого дурака, как Савельев, пригласили в судебные эксперты. Он же только языком трепать мастер, а попроси его пациента к «вентилятору»[2] подключить, так ведь не справится. Практические занятия со студентами и ординаторами проводит в кабинете, без выхода в реанимационный зал или операционную. Бумажный врач, одним словом. На словах тебе что угодно объяснит, но показать не покажет.

– Шестого апреля текущего года в больнице имени Филомафитского, – начал Савельев, – это бывшая сто восьмая больница, которая на Лобненской улице…

– Это мы знаем! – шеф и демонстративно посмотрел на висевшие на стене часы. – Давайте конкретику. Что там произошло?

Вопрос был риторическим. О том, что случилось в бывшей сто восьмой больнице, в той или иной степени, знали все собравшиеся. Информация поступала как из кулуаров, так и из средств массовой информации, для которых любое «дело врачей» было лакомым куском, который можно пережевывать бесконечно. Но шеф любил порядок. Затронул тему – доложи.

– На восьмой день после операции протезирования аортального клапана умер, не приходя в сознание, восемнадцатилетний пациент кардиохирургического отделения, – продолжал Савельев. – На вскрытии выяснилось, что причиной смерти стал инфаркт мозга, вызванный воздушной эмболией[3] мозговых артерий. По жалобе родителей умершего было открыто уголовное дело…

– Хирурги обвиняют анестезиолога, а он – хирургов! – вставил Сааков. – Вечная песня!

– Оперировал профессор Раевский, тот самый, который…

– Который великий и ужасный, – с ехидцей перебил шеф. – А как фамилия анестезиолога? Кажется Сапегин…

– Сапрошин его фамилия, Владислав Петрович, зовут Юрием, а отчество я запамятовал.

О профессоре Раевском Данилов был наслышан. Чаще всего, говорили о нем с придыханием – золотые руки, великий диагност, ученик самого Кунчулия… С таким мамонтом тягаться сложно. Расклад был явно не в пользу анестезиолога Сапрошина. Особенно с учетом того, что хирургов двое, а то и трое (такие операции без ассистентов не делаются), а анестезиолог один. Медсестер в расчет можно не брать, их дело – сторона. Противоборство идет между врачами.

– Дело сложное, – продолжал Савельев, убедившись, что у шефа пока нет вопросов. – Следствие установило вину Сапрошина, но на суде возникли… хм… проблемы, связанные с тем, что Сапрошин свою вину категорически не признает. Для полной ясности суд был вынужден назначить повторную экспертизу, комиссионную, в проведении которой мне предстоит участвовать. Признаться честно, я совершенно не горю желанием, но и не могу отказать Валентину Семеновичу, которого я искренне и глубоко уважаю и как человека, и как специалиста с большой буквы…

У заведующего кафедрой начал подергиваться левый глаз, что служило признаком сильного раздражения. Савельев не обратил внимания на этот тревожный симптом, а, возможно, что он просто не заметил его, поскольку сидел по правую руку от шефа.

– Завтра на одиннадцать часов у меня назначена встреча с судьей для согласования вопросов, касающихся моего участия в работе комиссии, и потому, при всем моем желании, я не смогу присутствовать на вашей лекции, Владислав Петрович. К огромному моему сожалению…

– Очень хорошо! – сказал шеф, нахмурившись пуще прежнего. – Мой коллега привлекает моего сотрудника к участию в судебном процессе, а я узнаю об этом случайно! Я считаю, что Ямрушкову следовало переговорить со мной, прежде чем приглашать моего сотрудника в свою комиссию. В конце концов, мы с ним в одном университете работаем, надо же проявлять тактичность… И вообще, зачем ему понадобились именно вы?

Вопрос прозвучал как откровенное оскорбление – ну какой из тебя эксперт? Данилов подумал о том, что профессору Ямрушкову явно нужен не профессионал, а конформист, условный Васин, который на все согласен. По этой части Савельеву не было равных. Если шеф скажет, что солнце восходит на севере, а садится на юге, Савельев не просто с этим согласится, но и придумает подходящее объяснение абсурдному утверждению.

– Дело, как я уже говорил, сложное, Владислав Петрович, – в голосе Савельева проявились елейно-заискивающие нотки. – Вопрос неоднозначный, потому и потребовалась повторная комиссионная экспертиза. Валентин Семеновичнабирает в комиссию тех, кому он полностью доверяет. Вы же знаете, как Валентину Семеновичу дорога его кристально чистая репутация…

– Репутация всем дорога! – хмыкнул шеф. – Мне тоже, к вашему сведению. И меня совершенно не радует, когда ко мне относятся пренебрежительно, словно к пустому месту. На всякий случай, а то вдруг кто забыл, напоминаю, что я пока что являюсь заведующим кафедрой анестезиологии и реаниматологии, на которой все вы имеете счастье работать! Поэтому извольте согласовывать со мной все ваши рабочие планы, в том числе и участие в сторонних комиссиях. Надеюсь на понимание.

Там, где умный сочтет нужным промолчать, дурак обязательно выскажется, на то он и дурак. Савельев решил оправдаться.

– Мне было неловко беспокоить вас по таким пустякам, Владислав Петрович, – заюлил он. – Вопрос-то незначительный, совершенно не заслуживающий вашего внимания. Я же имею представление о том, как вы заняты…

– Незначительный?! – нехорошо прищурился шеф. – Позвольте мне самому решать, что заслуживает моего внимания, а что нет! Из-за этой вашей комиссии срывается учебный процесс на моей кафедре! – слова «вашей» и «моей» шеф произнес с нажимом. – Вы не можете завтра быть на очень важной лекции, которую я читаю для врачей, – шеф поднял вверх указательный палец и потряс им, подчеркивая важность события, – потому что у вас встреча со следователем…

– С судьей, – поправил Савельев.

– Да хоть с прокурором! – рявкнул шеф, никогда еще не повышавший голоса, во всяком случае – при кафедральных сотрудниках. – Вы недавно попросили меня дать вам возможность закончить докторскую и дописать монографию. Было такое?