Хвост Греры (СИ) - Мелан Вероника - Страница 3

– Ланка, – шепот сзади, когда высокая девчонка лет двадцати пяти на вид, зажав себе рот ладонями, шагнула на полосу. Она даже не делала второй шаг, просто стояла, просто ждала, что ее начнет рвать тоже… но этого не случилось. Рыдания прорвались наружу – второй шаг, третий, четвертый… Не успела Ланка сойти с полосы, как прицелы качнулись вновь, указывая на подругу.

– Следующая.

– Давай! – теперь молилась Ланка, подбадривала синеволосую подругу-неформалку. – Я прошла, ты тоже сможешь…

Я с похолодевшим нутром думала о том, что никто не знает, сколько черноты каждому из нас досталось. Это определяет полоса. Страшная, хирургическая.

–…будем снова вместе, – мечтала с дрожащим подбородком счастливица, – вернемся, я тебе чай заварю…

Жить проще, когда есть планы.

Они мне не нравились – ни пегая девушка, ни ее странная подруга, – но горя я им не желала, боли тоже.

«Корова» шагнула на полосу.

И даже сделала три шага прежде, чем это случилось вновь – визг пространства, раздвоение тела, черная муть наружу… На этот раз я зажмурилась до того, как ослепнуть, и поняла, что не смогу, наверное, даже встать с этой лавки, чтобы пройти тест. Подругу утаскивали за полные безвольные руки-плети; шуршал под ее одеждой светлый пол. Вновь черные глазницы. Мне хотелось рыдать, а женщина постарше передо мной стала глухой и немой. Высохли в ее глазах слезы, ровным, безучастным стало выражение лица – кажется, заключенная номер четыре стойко готовилась к смерти. Даже к полосе подошла сама, без приглашения; я же боялась смотреть. Только не опять этот визг, только не еще один труп. К горлу подкатывала тошнота, когда я думала о том, что женщина эта выглядела обычной и, если бы не застывшая гримаса, даже милой. Такая вполне могла работать продавщицей, кассиршей, выдавать лотерейные билеты в киоске.

«За что ее сюда?»

«А меня за что?» За украденную в магазине еду? Просто спешный переезд от несчастной любви в другой город, просто не нашлось работы и закончились деньги, просто отсутствовали у меня в Северной столице знакомые, у которых можно было перехватить… Неважно все это теперь. Я даже имя этой женщины не узнаю… скорее всего…

Она действительно пошла по полосе сама. Как по эшафоту. Зажмурившись, ставя на линию сначала носок старой туфли, после – каблук. Сжав зубы так, что слышался их скрип.

И также зажмурившись, сошла с нее. Целая, невредимая.

«Чистая?»

Среди мути из чувств мелькнула радость.

Означал ли проход по линии, что наличия энергии мутанта в нас нет?

В нас… Я еще не прошла. А в комнате уже никого – живые вышли, мертвых унесли. Остались только двое с оружием, я и линия.

– Поднимайся, – посоветовали мне холодно. – Давай к полосе.

Я не хотела к полосе. Совсем. И умирать тоже. Умирать дерьмово в любом случае, но, когда на тебя смотрят не лица, а зеркальные маски, когда есть шанс, что твое нутро порвет сначала тварь, а потом бластеры, хочется вообще до этого момента не доживать.

– Я не хочу, – прошептала я жалко. Стыдно скулить, стыдно обнажать слабость. Можно я ее просто обползу, вашу полосу, выползу из этой комнаты и на карачках вернусь в свой каземат, чтобы там дожить свой век? Пусть в темноте, пусть в голоде…

– Я считаю до пяти, – произнес тот, кто слева. Голос низкий, вполне человеческий. – И тогда шансов на выживание у тебя не будет.

Меня пристрелят прямо тут, как скулящую псину, на лавке.

«Похабная смерть», – почему-то подумала. Когда ты оказался жалок настолько, что не смог даже подняться с места, не попробовал выжить. В конце концов, есть шанс…

Не знаю, каким образом мне удалось встать и даже приблизиться к «старту».

– Четыре, – тем временем считал масочник, хотя счет мне уже не был нужен. Я шагну вперед хотя бы потому, что не желаю быть убитой на лавке.

– Три…

Потому что не хочу жить с монстром внутри.

– Два…

Потому что окажусь сильнее собственных страхов и чужих приказов.

Шаг вперед я сделала до цифры «один». Напряглась так, что заболела голова – полоса под ногами гудела. От ужаса сводило руки и подводило зрение. Пока ничего. Еще шаг. Гудение сквозь все тело – его просвечивали невидимые сканеры. Видимо, сгустки черноты реагировали на них… Пока не во мне. Шаг номер три… Если не порвет сейчас…

«Не порвет уже никогда», – с выдохом облегчения подумала я, преодолев четвертый шаг и сходя с полосы.

Меня не раздвоило, тварь не вылезла из меня наружу. Значит, буду жить?

Теперь грозило раздавить облегчение, теперь снова хотелось упасть на колени и плачем благодарить за отобранный у судьбы лишний час жизни.

– Значит, все хорошо? – спросила я зачем-то. – Значит, ее во мне нет? Это… хороший знак?

Комиссионер слева, зная о том, что опасность миновала, неторопливо снял шлем, опустил внушающую ужас пушку. И на меня взглянуло жесткое мужское лицо со спокойными глазами. Темные ресницы, темные брови, что-то очень ровное и опасное во взгляде. Мы были с ним с разных планет, с этим человеком – ничего общего. Я дрожащая девчонка, желающая выжить, он из тех, кто решал, выжить тебе или нет.

И ответ мне не понравился.

– Я бы не рассматривал это хорошим знаком.

– Давай, молодец, пошла в дверь, – произнес тем временем другой, шлем так и не снявший.

И в этом «молодец» не было ни капли одобрения. Лишь набор звуков, которым тебе приказывают «проваливать».

Живых нас осталось трое.

*****

(Les Friction – This Is a Call)

Камера оказалась не душевой, камера оказалась газовой.

Когда с потолка и стен потекли клубы белого дыма, я перестала дышать. Держалась, зажмурившись, двадцать секунд, тридцать, но после закашлялась и сразу же наглоталась едкого (спасибо, не убившего) вещества – кажется, нас опять дезинфицировали. Кто знает, зачем…

В лабораторию я, согласно очереди прохождения белой линии, попала последней. Небольшая квадратная комната, длинный «врачебный» стол, стул для посетителя и мужчина, одетый в белый халат – местный «бог» приборов и склянок.

Стул ощущался неудобным; роба воняла газом. Моих спутниц, которых я окрестила «второй» и «четвертой», уже увели. Я – «пятая». Или третья из живых.

– Вытяните руку…

Доктор быстро и умело взял на анализ кровь, после здесь же принялся ее изучать – долго стоял, склонившись над микроскопом, после вбивал в настенный экран данные на незнакомом мне языке.

– Все… хорошо? – спросила я хрипло. Не могла не спросить, хоть и сомневалась, что мне ответят.

Но док отозвался.

– Я в этом не уверен.

И принялся смешивать несколько компонентов из разных ампул, готовясь наполнить раствором шприц с короткой иглой. Шприц, похожий на космический прибор с мини-гидравлическим прессом. Для меня? Для кого же еще? Навряд ли этой чудо-жидкостью Комиссионер желал уколоться сам.

– Я же прошла, – мне безвозвратно хотелось наружу, – прошла белую полосу… Вы возьмете анализы и выпустите меня?

– Сомневаюсь. – Док был сух и вежлив. Но он хотя бы отвечал на вопросы. – То, что вы прошли Излучатель, говорит лишь о том, что вы не получили максимальную дозу инородного вещества, но, возможно, получили среднюю или минимальную.

Деловитое выражение лица, постукивание пальцем по очередной ампуле – сколько кубиков и чего он хочет мне вкатить?

– Что вы мне… уколете?

– То, что создаст в вашей крови неблагоприятные условия для выживания чужеродной энергии и заставит остатки Хвоста проявить себя примерно в течение шести часов. Это если у вас средняя доза соприкосновения.

– Средняя… – отозвалась я эхом, не вкладывая в повтор никакого смысла, выражая сплошное непонимание.

– Да. До трех тысяч единиц МСе3.

Теперь я понимала еще меньше, не знала ни таких единиц, не догадывалась о том, каким образом объем чужеродной энергии вычисляется.

– Большой, – охотно пояснили мне, – считается доза свыше четырех с половиной тысяч единиц. Двое из вас получили такую во время инцидента…