Выбери любимый жанр

Сфера времени (СИ) - Ершова Алёна - Страница 12


Изменить размер шрифта:

12

Первая из идей, пришедших на ум, была всё же из области истории. Речные миноги. Те самые, которыми несколько раз она с удовольствием обедала. В девятнадцатом веке их использовали в качестве свечей. Продевали фитиль и сушили или морозили. Большое количество жира позволяло рыбешке с успехом заменять лучину.

Сразу, как представилась возможность, Ефросинья отправилась на реку. Несколько часов переворачивала в холодной реке камни, но «улов» составил лишь четыре длинные рыбешки. За это же время можно было бы охапку веточек для лучин нарезать. Стало ясно, что задумка дальше уровня эксперимента не пойдет.

Вторая мысль возникла неожиданно. Так всегда бывает, если мозг занят решением одной конкретной задачи. Можно молоть крупу или ткать полотно, можно мыть стол или вязать носки, а потом — раз! Эврика!

Фрося вспомнила проект, который они делали с Елисеем. Восковая свечка погружалась в стакан с маслом и горела в тридцать раз дольше. Вместо масла был жир, вместо прозрачного стекла — керамика. Бонусом ко всему — усердие и уйма времени на эксперименты. В итоге при правильном наклоне горшка и верном соотношении толщины свечи и количества жира удалось получить светильники, которые горели часов по десять.

Постепенно осень входила в свои права. Всё короче становились дни. Серые дожди принесли холод. И в одно утро Ефросинья проснулась, посмотрела на низкое свинцовое небо и поняла: «Сегодня быть снегу». Новую обувь она так и не выкроила, боясь испортить единственный кусок кожи. А в мокасинах из двадцать второго века разгуливать было уже прохладно. Тем более на вязаные носки они никак не желали натягиваться. Если в ближайшее время не пошить ботинки, с прогулками придется завязать.

Погода была сказочная. Зарядивший с утра дождь постепенно превращался в снег. Падал, устилая лесную землю белоснежной скатертью. Оседал на ветках молоденьких ёлочек. Отчего настроение у Фроси образовалось новогоднее. Сначала она наведалась к терновому кусту и с радостью обнаружила, что сливы «дозрели». Собрав полную корзину ягод, отправилась проверять ловушки. В одной из них обнаружился жирный заяц. Подхватив тушку ушастого, женщина поспешила домой. По дороге не удержалась и сломала несколько еловых веточек.

Заниматься разделкой она предпочитала во дворе, не пачкая жилище. Работала быстро. На улице начало холодать. Начиналась метель.

Через несколько часов в печи тушились горшки со снедью. В одном — потроха. Завтра их можно будет порезать мелко, поджарить с луком и начинить пирог. В другом — основа для супа: ячмень и мясо. В третьем варился компот из тёрна. Видимо, новогоднее настроение идёт в паре с рефлексом готовить.

Еловые веточки стояли в крынке на середине стола. Их Фрося украсила незамысловатыми снежинками из сломки и гирляндой, состоящей из маленьких белых шерстяных шариков. В приподнятом настроении женщина работала за станком, ловко орудуя челноком. В печи потрескивали дрова, в доме было светло, сухо и уютно. Пахло хвоей и диким мясом. Хозяйка, скрашивая одинокий вечер, вполголоса напевала:

«Нет, матушка, не надо о муже толковать.
Хочу, любви не зная, я век провековать.
Уж лучше одинокой до самой смерти жить,
Чем, потеряв любимого, потом о нём тужить».
«Не зарекайся, дочка, — так Ута ей в ответ. —
Без милого супруга на свете счастья нет.
Познать любовь, Кримхильда, придёт и твой черёд,
Коль витязя пригожего Господь тебе пошлёт».
Сказала королевна: «Нет, госпожа моя,
Любви конец плачевный не раз видала я.
Коль платится страданьем за счастье человек,
Ни с кем себя венчанием я не свяжу вовек[3].

На этой многообещающей фразе раздались громкие удары в дверь, и не успела Ефросинья испугаться, как в дом вошел мужчина.

[1] Верхняя плечевая одежда. Могла быть как полностью распашной, так и полу распашной с пуговицами до талии.

[2] Имеется в виду Владимир Мономах великий князь Киевский 1053–1125 гг.

[3] Песнь о Нибелунгах. Средневековая германская эпическая поэма, написанная неизвестным автором в конце XII — начале XIII века.

Praeteritum IV

И в своем одержании искаше исцеления от мног врачев и ни от единого получи. Сего ради семо повеле себе привести, яко слыша зде многи врачеве. Но мы не вемы, како именуются, ни жилищ их вемы, да того ради вопрошаем о нею.

«Повесть о Петре и Февронии Муромских»

Появление мужчины было настолько неожиданным, что Ефросинья даже не успела испугаться. Не отрывая глаз от незнакомца, она медленно поднялась из-за станка. Стрелой полетели мысли: «Охотник? Путник? Разбойник?» Взгляд уперся в изогнутую рукоять сабли. Неожиданно пришло понимание, что она не боится. Совсем. Страх есть там, где теплится надежда на спасение. Свою она похоронила в лучах июньского рассвета. Подумаешь, разбойник. Хоть какое-никакое разнообразие в беспросветных средневековых буднях. С другой стороны, всегда можно попытаться договориться. У него клинок, у неё слово. Что сильнее разит?

Между делом Фрося отметила, что человек, стоявший у входа молод, статен, но выглядит слишком растерянным. Словно открывая дверь, он совершенно не надеялся оказаться в жилой избе. И тем более увидеть сидящую за ткацким станком женщину.

Вдруг незнакомец неожиданно и очень громко чихнул.

— Будь здоров! — на автомате выдала Ефросинья.

— Спасибо! — поблагодарил гость.

Оба улыбнулись. Напряжение схлынуло.

Первым заговорил пришедший:

— Мир тебе, хозяйка. Заблудились мы, замёрзли. Будь добра, приюти на ночь. — И снова чихнул, едва успев закрыться рукавом.

Фрося склонила голову на бок.

— И много вас, заблудших?

— Десятка моя. Мы дружинники князя Владимира Юрьевича.

— А остальные где? — почему-то сейчас этот вопрос показался более важным, чем выяснение, что за князь да откуда. Князей этих в период раздробленности развелось на Руси, как тараканов в купеческой избе.

— На улице. За воротами. Я один зашёл.

Как только перед Ефросиньей появилась конкретная задача, изголодавшийся от безделия мозг тут же стал её обрабатывать. В наличии десять человек. Голодных, замёрзших, усталых. Всех их нужно разместить и накормить.

— Верхом?

Десятник кивнул. А она уже накидывала свой Ягий тулуп мехом наружу.

Значит не только люди, но и лошади. У неё дома на ночлег поместится не больше пяти. Остальных куда? Сарай и баня. В сарае тепло, в бане деревянный пол и лавка. Коней ставить негде. Еда. Горячее у нее есть, но немного. Хотя если постараться, можно похлёбку сделать из того, что в печи томится, да соленья поставить. Животных кормить нечем.

Всё это женщина поведала своему гостю, пока шли до калитки и впускали всадников. Он выслушал, кивнул и ответил:

— Коням есть что дать. Люди спать будут по очереди. Часть — в доме, часть — в хлеву. От горячего никто не откажется. Спасибо.

После повернулся к своим, чтобы раздать команды:

— Ждан, Ингвар, займитесь лошадьми. Глеб, Илма, добро в баню снесите. Стоян и Берислав, на вас костёр во дворе, чтобы лошади не мерзли.

— Там место есть костровое, — встряла Фрося, желая, чтоб не жгли, где попало. Воины кивнули, а десятник добавил:

— Мы дрова возьмем, завтра нарубим. Не переживай.

Хозяйка не переживала. Напротив, она была рада. Лучше так, чем пустота одиночества.

В небольшом сарае она показала на печь:

— Её можно затопить. Правда, как тут спать, я не знаю, пол земляной. Вы бочонки с соленьями во двор вынесите. За одну ночь ничего с ними не станет. Располагайтесь, только постарайтесь не сломать ничего. Очень прошу.

— Не переживай, голубушка, — успокоил её гость. — И ещё раз спасибо за всё. Меня Юрием зовут.

12
Перейти на страницу:
Мир литературы

Жанры

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело