Скандерия (СИ) - Моденская Алёна - Страница 4

Студенты театрального факультета под громкие аплодисменты закончили свой номер, трижды вышли на поклон и уступили сцену пианисту и барышне в кринолине. Пока она, заламывая руки, исполняла партию Татьяны из «Евгения Онегина», из-за кулис доносились частые дробные постукивания — это репетировал степ танцевальный дуэт, который вышел на сцену следующим и ещё десять минут ждал, пока укатят рояль.

— А нас становится всё меньше, — ближе к концу концерта задумчиво проговорила Ева, положив локти на спинку впередистоящих кресел.

— Ты о чём? — спросил Хуберт, отрываясь от планшета.

— О Лере, о ком же ещё, — пожала плечами Ева. — За последние пару лет нас стало как-то заметно меньше.

— Точно, — подхватила Лиза, расстегнувшая форменную перламутровую жилетку. В зале становилось душно. — Сейчас Лера, в прошлом году — Андрюха и Катюха с художественного.

— Ага, пошли на дно под тяжестью собственных корон, — проговорила Тоня, кончиками пальцев порхая по экрану коммуникатора — видимо, выкладывала видео с игрой Тимура в Сеть.

— Зачем же так грубо, — тихо произнесла Астра, снова поворачиваясь в кресле.

— Зато правда, — подала голос Ева, тоже расстёгивая форменную жилетку. — Двойное самоубийство непризнанных гениев. Шумиха-то поднялась…

— Может, если бы их не исключили, они были бы живы, — тихо проговорила Валя Евсеева, тощая прямоугольная художница-стипендиатка с угловатым лицом, прямой чёлкой на половину лба и вьющимся каре. Она весь концерт сидела так тихо, что некоторые ребята заметили её только сейчас.

— И продолжали бы свои похабные перфомансы, да? — скривилась Ева.

— Ты просто не можешь им забыть, что их чаще упоминали, — вскинулась Валя.

— Тихо, тихо, — примирительно прошептала Астра.

— О, кажется скоро конец, — картинно вздохнул Арнольд.

Действительно, после исполнения гимна Гимназии первокурсниками все участники концерта вышли на поклон, и зрителям позволено было разойтись. Ева не утерпела и рассказала ребятам о красном взрыве шкафчика Леры Вавилоновой, так что теперь там как бы случайно собралась целая толпа студентов. Но, к их разочарованию, все следы диверсии уже были уничтожены завхозом — зеркало снова сверкало чистотой, как и полы, и дверцы всех шкафчиков. Правда, сам шкаф, принадлежавший когда-то Лере, отсутствовал.

Шумные группки студентов и родителей выходили из Залы по отдельности, но в холле все скучивались у стены напротив главного входа.

— Что это там? — вытянул шею Хуберт.

Огромный герб школы в круге оказался перечёркнут красным косым крестом. Поверх него чёрной краской кто-то написал «Правда восторжествует!!!».

— Этого не хватало, — пробормотал Грибницкий, надевая очки с прямоугольными линзами. Видимо, он хотел сказать это тихо, но из-за врождённого трубного голоса его слова разнеслись эхом по коридорам корпуса. Толпившиеся вокруг студенты разом притихли. — Экххм… Позвоню завхозу.

Гриб отошёл от студентов, достал коммуникатор и стал сосредоточенно тыкать пальцем в экран.

— Ладно, пошли, — сказала Агнесса, подхватив Еву под руку. — Мой водитель уже приехал, если хочешь, подвезём.

По дороге Ева, не умолкая, восхищалась новым валеологом.

— Ты же его даже не знаешь, — заметила Агнесса, выбрав редкую паузу в трескотне подруги.

— Ну и что, — пожала плечами Ева. — Первое впечатление — самое верное.

— А как же Самсон? — наконец спросила Агнесса.

Это был вопрос, который занимал её с самого утра. Самсон Бурливин, художник с университетского курса, уже год считался официальным бойфрендом Евы.

— Он ещё даже не вернулся с Кипра, — сухо ответила Ева, отвернувшись к окну.

Последний год прошёл для Евы как мелодрама с ночными свиданиями, ссорами, жаркими примирениями, подарками и их уничтожением в пылу размолвок, письмами, разговорами до утра и остальными атрибутами любовных приключений.

А в начале лета Самсон уехал работать на Кипр, где его папа построил гостиницу и предложил сыну оформить холл. И вроде бы всё складывалось неплохо — Самсон регулярно звонил и писал, но дату возвращения откладывал уже трижды, ссылаясь на занятость.

— Может, образуется? — нерешительно протянула Агнесса.

— Может, — пожала плечами Ева, строча что-то в коммуникаторе. — Кстати, как ты думаешь, что за правда должна встор… вострорже… тьфу, ненавижу такие слова.

— Слишком длинно?

— Слишком тупо.

— Правильно, — кивнула Агнесса. — Написали бы лучше «Правда всплывёт». Ближе к истине.

Собственно учёба стартовала второго сентября. В начале дня студенты расходились по общим классам компьютерного обучения, где в «кубиках» проверялось индивидуальное домашнее задание и выдавались конспекты для новых уроков. Подобное преподавание, принятое в большинстве школ, в «Скандерии» занимало минимальную часть времени.

И хотя к творческим порывам студентов в Гимназии относились намного внимательней, чем к «механическому вдалбливанию информации» в их головы, образовательные стандарты никто не отменял, а репутацией соответствия академическим требованиям Гимназия дорожила.

После общих часов студенты отправлялись на живое обучение, особый предмет гордости Гимназии.

В первый день классу, где училась Агнесса, Грибницкий рассказал о поэзии Серебряного века, задал каждому выучить одно понравившееся стихотворение и составить небольшой разбор.

На уроке истории искусств Изольда Петровна Москвина-Котова, бряцая множеством подвесок и бус, изящно размахивая руками в браслетах, пустилась в пространные рассуждения об американской живописи двадцатого века и предложила каждому написать рефлексивное эссе на тему «Сиреневый туман».

Завершением первого учебного дня стала валеология. Этот предмет в Гимназии (как и во всех остальных школах страны) делился на две части — теория в форме лекций и практика на поле за зданием Гимназии или в находившемся там же павильоне.

Заведующий кафедрой валеологии Апрель Вениаминович Федотов, хоть и являлся четырежды отцом, втайне побаивался детей. Несмотря на свой довольно устрашающий облик (громадный рост, косматые хмурые брови, волосатые большие руки и рычащий голос), человеком он был крайне застенчивым и более или менее ладил только с детьми младших классов. Необходимость общаться со старшими студентами, особенно с девочками, ставила его в тупик, заставляя заикаться и краснеть.

Новая должность заведующего кафедрой позволила Федотову забрать себе часы с младшими учащимися, а только что прибывшему Истомину передать уроки в старших классах. Схема сработала как нельзя лучше — посещаемость на занятиях Истомина обещала превзойти все ожидания, особенно среди студенток.

Погода продолжала радовать тёплыми деньками, и практические занятия проходили на стадионе.

— А здорово пробежаться по свежему воздуху, правда? — Ева, в красных минимальных шортиках и белой маечке, бежала по соседней дорожке с Агнессой, причём старалась делать максимально пружинящие движения, чтобы грудь красиво выделялась, а хвостик на затылке ритмично раскачивался. Впереди в такой же пружинящей манере, как и Ева, круги наворачивала Лиза, при этом ей удавалось ещё и пританцовывать в такт музыке, звучавшей в наушниках.

Округлые ягодицы Лизы выдавали такие впечатляющие пируэты, что Ева шёпотом посетовала на отсутствие коммуникатора с камерой. И вдруг Лиза, обгонявшая девицу с дредами со ступени помладше, споткнулась и жёстко приземлилась на колени.

— Она ей подножку подставила! — заголосила Ева. — Я видела!

Агнесса остановилась, подала руку Лизе, помогая ей подняться.

— Это она виновата, та девчонка! — Ева указала на уже успевшую убежать девицу с дредами.

— И что она сделала? — спросил подошедший Истомин.

— Подставила подножку, — с нетерпеливым вздохом проговорила Ева.

— Вы уверены?

— Вам, что, доказательства нужны?

— А они есть?

— Камеры кругом, — сказала Агнесса, щурясь на солнце.