Малахольный экстрасенс. Дилогия (СИ) - Дроздов Анатолий Федорович - Страница 77

Оставалось найти средства. Воровство комитетских денег исключалось априори – найдут и пристрелят. Орлову[23] в 1938 году это удалось, но тогда его некогда было искать, а потом стало не до того – началась война. Вынырнувший из забвения спустя 15 лет Орлов уже не представлял интереса для КГБ – о нем забыли. Но Родину его ход нравился – убежать с деньгами, предварительно отправив руководству СССР письмо, в котором пригрозить раскрыть агентурную сеть в Европе, если не отстанут. Другое дело, что денег на секретных счетах ПГУ имелось немного, да и доступа к ним Родин не имел. Требовался источник, и генерал его нашел.

На целителя он обратил внимание, вычленив его историю из ленты оперативных донесений. В октябре 1990 года в Минске случились волнения, причиной которых стал экстрасенс. Придурки из милиции пытались его арестовать по указанию министра внутренних дел. А того, в свою очередь, попросил приструнить целителя секретарь ЦК компартии Белоруссии. Обоим это стоило постов. Родин заинтересовался и дал команду навести справки. Информация его поразила: этот Мурашко реально исцелял. Пока только детский церебральный паралич, но генерал не сомневался, что возможности его шире. Комбинация сложилась моментально. Под эгидой КГБ создается предприятие за границей. Там с иностранцев берут деньги, пациентов везут в СССР, где Мурашко их лечит. Все довольны и счастливы. Перспективы захватывали дух. Родину доложили, что экстрасенс в состоянии исцелить два десятка детей за раз. Если каждый заплатит десять тысяч долларов – очень даже реальная цена, это двести тысяч в день! За пять дней – миллион, за месяц – четыре или больше. Если выяснится, что целитель лечит рак, доходы вырастут многократно. Частью денег придется поделиться с КГБ, расплатиться с задействованными в операции людьми, но все равно спустя полгода на счету у Родина скопится не менее двадцати миллионов долларов. Это не жалкие тысячи Орлова. С такой суммой примут где угодно.

Препятствий к осуществлению своего замысла Родин не видел. Начальник ПГУ идею одобрил. Помимо дополнительного источника финансирования иностранных резидентур (под этим соусом генерал скормил ему идею), появлялась перспектива для вербовки агентов. Дети болеют и у интересных для КГБ людей. Достаточно вспомнить полковника БНД[24] Крауса, которому Мурашко исцелил сына, получив в награду подержанный автомобиль. Жаль, что в ПГУ узнали об этом поздно. Автомобилем немец не отделался бы.

В отношении целителя Родин не волновался. Мурашко – советский человек, а они КГБ боятся. Согласится как миленький! Потому отправил в Минск сына Валентина. Дело‑то семейное, чем меньше посвящено посторонних, тем лучше. И вот тут случился первый прокол – целитель отказался наотрез. Да еще разговаривал с сыном грубо, угрожал ему. Валентин вернулся в Москву больной, его пришлось положить в госпиталь, где сыном занимались лучшие врачи. Получалось у них плохо – ноги у Валентина начали гнить. Врачи предлагали ампутацию. Генерал пока разрешения не давал. Вот возьмет Мурашко в оборот, и первое, что прикажет, – исцелить сына. Пусть только не сделает!

Взять в оборот не получалось. Белорусский КГБ встал на защиту Мурашко. Их председатель прислал начальнику ПГУ письмо. Тот вызвал Родина, дал прочесть, после чего заявил:

– Прекращайте это, Семен Кузьмич! Или отложите. Идея хороша, но главный фигурант участвовать не желает. Прессовать нельзя – человек ни в чем не провинился перед советской властью. Коллеги из Белоруссии об этом прямо пишут. Хорошо еще мне, а могли б и председателю. Он бы настучал нам по головам. Я вас прикрою, но второй прокол…

И вот тот случился. В этот раз операцию Родин разработал тщательно. Для начала нашел способ выманить Мурашко и его жену в Москву. Кто ж откажется от халявной поездки в Германию? Только целителю ее не видать. Встретят на вокзале, отвезут на конспиративную квартиру, где вдумчиво поработают. Согласился бы строптивец, никуда б не делся. Но Мурашко в Москву не приехал. Его спутники заявили, что целитель передумал. Каково же было изумление Родина, когда резидент в Германии сообщил, что Мурашко с женой прибыли в Франкфурт. Как такое могло произойти? Границу Мурашко пересечь не мог – на этот счет КПП получили ориентировки. И проверка показала: нет, не пересекал. Тем не менее, фигурант в Германии. Вывод следовал один: у Мурашко есть паспорта на другие имена. Однозначно, не советские. Но какие? Может быть израильские – с евреями экстрасенс водил шашни? Но и это предусмотрели. Рейсам авиакомпании «Малев»[25] уделяли особое внимание. Мурашко улетел другим? С израильским паспортом маловероятно. К ним у пограничников особый подход – СССР еще не восстановил дипломатических отношений с еврейским государством. Непременно б задержали.

В принципе генерал не огорчился. Мурашко в Германии? Замечательно. Привезти его оттуда проще, чем из Минска. Там целителя не станут защищать местный КГБ и ЦК компартии. Технология отработана. Оперативники КГБ из посольства доставят парочку в аэропорт, где посадят на рейс «Аэрофлота». Перед этим вколют препарат, подавляющий волю. Самолет доставит целителя и его жену в Москву. Ну, а далее по плану. Родин с легким сердцем приказал начать операцию.

Шифровку на стол ему положили утром. Резидент в Германии сообщал, что группу захвата задержала немецкая полиция. Мурашко похитить не удалось. Ведется разбирательство. Оставалась надежда, что с немцы не станут поднимать шум и спустят дело на тормозах. Во второй половине дня надежда разлетелась вдребезги: Мурашко дал интервью журналистам. Радиостанция «Немецкая волна» смаковала подробности. Вечером Родину позвонил начальник ПГУ.

– Доигрался? – спросил зловеще. – Я ведь предупреждал. Все, Семен Кузьмич! Завтра мой рапорт ляжет на стол председателя.

Родин не обиделся – начальник прикрывал задницу. Он и сам так поступал. Утром следующего дня ему позвонили из приемной Крючкова и пригласили к председателю. Родин к разговору был готов. Без последствий не обойдется, но он выкрутится. Да, ошибся, но думал о стране. Кто же знал, что Мурашко – скрытый враг?

– Враг, значит? – хмыкнул председатель, выслушав генерала. Он открыл лежавшую перед ним папку и достал из нее листок. Надел очки. – Вот что этот враг заявил немецким журналистам. «Разногласий с СССР у меня нет, политическое убежище в Германии просить не собираюсь. Происшедшее со мной – самодеятельность отдельных чинов КГБ», – зачитал Крючков. – И ведь правильно сказал – именно, что самодеятельность. Профессионализмом здесь не пахнет. Операцию вы задумали красивую, но исполнили – хуже не бывает. Твой сынок сдуру принялся угрожать Мурашко. Спрашивается, зачем? Ведь целитель согласился. Вот, – он снова заглянул в листок. – «Я сказал, что не против зарабатывать валюту СССР, но хочу знать, что ее тратят на благие цели, например, на закупку лекарств. Подполковник Родин ответил, что это невозможно». Почему, Семен Кузьмич? Неужели трудно было часть заработанных средств отправлять на счет кооператива целителя? Пусть бы радовался, ощущая причастность к добрым делам. Старался б больше. Вы же сходу оттолкнули человека, да еще озлобили его угрозами. Сами сделали врагом. Удивительно топорная работа.

Родин не ответил. Он сидел, опустив глаза в стол. Председатель прав, конечно, но тогда делиться не хотелось. А сейчас бы все отдал, чтобы переиграть.

– Разве можно начинать вербовку, предварительно не наведя справки о кандидате? – продолжил выволочку Крючков. – Не составив его психологический портрет? Ведь с Мурашко было ясно, что не прост. Из‑за него в Минске в прошлом году чуть волнения не случились. Он на особом счету у ЦК компартии Белоруссии и в белорусском КГБ. К министрам входит, как к себе домой. Вот на этом нужно было вербовать. Льстить, предлагать золотые горы. Например, зарубежное турне. Пусть бы проводил там показательные исцеления – под нашим контролем, разумеется, это увеличило бы число желающих попасть к нему на прием. Ну, и наши доходы, соответственно. Ну, а что теперь? Мне Михаил Сергеевич из Минска звонил. Белорусы недовольны. Спрашивают: зачем выгнали за границу Мурашко? Кто теперь будет исцелять наших детей?