Будь моими глазами (СИ) - "Luca_A_Meite" - Страница 22

Скажи им кто два года назад, что они будут спокойно ходить вдвоем, держась за руки, никогда бы не поверили и лишь разозлились бы на такую жестокую шутку. Но вот они здесь, на своем месте, и мир не рухнул. Солнце обжигает кожу, высокая трава обнимает, лаская прикосновениями ноги.

Плеск воды, которая на памяти всегда была зеленой и алмазными бликами переливалась под солнечными лучами.

Шелест листвы от едва уловимого ветерка, не спасающего от плавящей жары.

Воспринимать мир на вкус, запах, слух и магию до сих пор было сложно. В душе Люциус знал, что никогда не сможет по-настоящему смириться с отсутствием зрения, но жить описаниями пространства вокруг было легче, когда эти описания были от любимого человека. Пусть его и пришлось заставить обзавестись красноречием, потому что его совсем не устраивали сухие факты из категории «небо голубое», «облака белые», «ты красивый». По количеству выученных для разнообразия слов Уизли мог уже стать полноценным писателем как минимум небольшой книги «как объяснить что-то вашему слепому партнеру и при этом сохранить самообладание».

Они оставили сумку с вещами на расстеленном в высокой траве покрывале и сразу отправились в воду. Спуск был крутой и неудобный, заросший острой травой, но им не впервой было преодолевать его, ведь если не считать эту маленькую неприятную деталь, место было идеальным.

— Аккуратно, здесь ил. Держись за меня.

Люциусу такого указания определенно было не нужно, он и сам без подсказки впился в него руками, боясь упасть на скользком спуске. После всех своих синяков размером с галактику и дважды сломанной руки Малфой до паники боялся падать. На самом деле он прекрасно научился ориентировался в пространстве, уже давно не ударяясь обо все подряд, но никакие ощущения глаза все равно не заменят. Он так и не начал отказывать себе в удовольствии поэксплуатировать любимого мужа в приготовлении еды или выступить в роли его глаз. Все же он по-настоящему чувствовал только его. Всё и все остальное, неодушевленное или живое, зачастую просто ощущались присутствием.

Ил под ногами быстро сменился приятным песчаным дном и напряженное тело невольно расслабилось, ослабляя хватку на чужих запястьях. Вода, разбавленная холодными подземными источниками, приятно охлаждала под обжигающим июльским солнцем. Было так тихо и так невообразимо хорошо.

Сегодня они праздновали второй день рождения Люциуса, день его освобождения из страшного заточения, и решили провести его как один из их памятных дней однажды летом еще до того, как кто-то из них успел стать мужем нелюбимой женщине.

На их пляже никогда никого не было, отчего-то магглам это место не нравилось, а волшебников поблизости никогда не проживало. Не то, чтобы им было дело до чужого мнения, но так они чувствовали себя абсолютно свободными, целуясь посреди целого озера, которое лишь однажды по молодости на спор смогли переплыть до другого берега (и повторять этот подвиг не собирались).

— Все в порядке? — пристальность взгляда Люциус тоже научился отличать, не всех, конечно, всех не прочувствуешь на нужном уровне, но его долгий взгляд он чувствовал кожей даже ярче, чем солнце.

— Ты такой красивый.

— Ты дурак? — он невольно улыбнулся, прижимаясь к нему ближе, чувствуя его руки на своем теле сквозь мокрую тонкую рубашку, которую не пожелал снимать, обгореть еще не хватало. — Заплачь еще.

— Я так тебя люблю. Порой кажется, что сильнее некуда, но я правда влюбляюсь в тебя с каждым днем все больше и больше.

У Артура редко получалось высказать свои эмоции, как выражался Люциус, «словами через рот», и потому такое мальчишеское, почти глупое признание, казалось самым прекрасным, что Малфой слышал в своей жизни. Быть любимым, быть нужным, быть красивым для него. В этом, наверное, состояло само счастье.

В глупых признаниях, будто им лет по десять. В горячих поцелуях, каждый раз будто в последний. Они просто так и не смогли поверить до конца, что не сошли с ума и все вокруг — реально. Что ледяная вода из источников, сводящая ноги, что скользкий ил и какая-то совсем не меняющаяся за десятки лет коряга у берега — не плод агонизирующего сознания, подставляющего воспоминания за реальность. Что это все и есть реальность. Что они реальны. Что действительно есть это странное и такое желанное «мы».

Запах буквально плавящейся под солнцем травы, озерной воды и потной кожи сводил с ума.

Хотелось друг друга бесконечно сильно и всецело. Покрывало кололось, раздражая влажную кожу. Солнце, давно перешедшее полуденный порог, не сбавляло силы своих лучей, но оба этого просто не замечали, самозабвенно целуясь — без страсти, с нежностью, которому никому никогда больше не дарили и ни от кого не получали.

Сколько поцелуев видело это место, сколько их отчаянных признаний, сколько слияний душ и тел. Сколько бутылок вина было выпито за эти растянувшиеся годы, сколько глупых шуток, сколько танцев без музыки и сколько слез отчаяния. Это место прекрасно их помнило и казалось, даже сами деревья смотрят на них теперь благосклонно, будто радуясь, что мятежные души наконец успокоились.

— Сгорим, — тихо констатировал факт Артур. Солнце обжигало, особенно сильно прилипая к влажной коже. Оба бледные от природы, они рисковали заработать от своего пикника на берегу не только положительные эмоции, но и болезненные ожоги.

— Не-а, — улыбнулся Малфой, взмахнув рукой, подняв над ними прозрачный купол, защищающий от агрессивного солнца.

Люциус так и не купил себе волшебную палочку, хотя имел на нее полное законное право, научившись колдовать без нее, доказав, что проводник для волшебника лишь выдуманное ограничение. И пусть почти весь магический потенциал уходил на «зрение», и получались только самые банальные, почти бытовые заклинания, он все равно собой очень гордился.

— Колдун от Мерлина, не иначе, — ни капли сарказма, а чистое восхищение.

— Я и есть Мерлин, мой дорогой король Артур.

— Я сомневаюсь, что в легендах у них были такие отношения.

— А у нас будет свое видение на эту историю, — рассмеялся он.

— Какое похабство.

— Прелестное, правда?

— Не такое прелестное, как ты.

— О, заткнись.

Они провели у озера весь день с поцелуями, фруктами и соком (от очередной бутылки вина их останавливало только ну очень безжалостное солнце), засобиравшись домой только когда по-летнему быстро и неожиданно поднялся ветер и нагнал черных густых туч. Аппарировали они уже до нитки промокшими, слишком довольные и расслабленные, чтобы быстро на что-то отреагировать. В конце концов, когда они еще смогут просто лежать на пляже, держась за руки и смотреть, как с неба падает дождь. Это же красиво. Романтично.

Дома дождя не было, но тучи уже дошли, погружая мир в темноту раньше времени. Лис и енот, только услышав открывающуюся дверь, понеслись вниз со второго этажа, где гоняли по спальне все свои мячики разом. Они уже давно привыкли, что за хулиганство их никто не ругает, а если слепой друг и оступится, его всегда можно лизнуть в нос и он все простит.

Но сейчас слепой друг если и оступался, то только потому, что был сосредоточен лишь на поцелуях любимого мужчины, к которому прижимался всем телом.

Им понадобилось много времени и вся сила воли, чтобы не закончить свой праздничный день в постели сразу. Их ждал заранее приготовленный ужин (из категории японской кухни, как иначе) и бутылка даже слишком дорого красного вина хрен знает какого года, купленная в Италии в прошлом месяце между экскурсией по виноградникам и посещением очередного лекаря, не сказавшего ничего нового.

«Хочу тебя в шелке» — заявил Малфой еще несколько недель назад, все никак не в состоянии забыть, каким безумно сексуальным был его благоверный в то памятное совместное Рождество. Артур его желаниям всегда только потакал, никак не противясь. Черная рубашка и сшитые на заказ узкие брюки ждали в шкафу и уже давно не казались чем-то непривычным и неудобным.

У Люциуса же, помимо идеального белого кимоно, была еще целая коллекция тех, которые считались идеальными, но не очень. В их число входило и то, которое он предпочел на этот вечер. Изначально, когда он спрашивал, какого оно цвета, ответ был категоричным, неоспоримым и правдивым: «синее». Но разве мог лорд Малфой удовлетвориться таким ответом? Достав благоверного и весь его словарный запас в итоге он получил прекрасный цвет «между сапфировым и нави, только отъебись уже от меня, ради бога!». Только из-за этого прекрасного цвета он и любил это абсолютно обычное кимоно.