Если любишь - солги (СИ) - Калинина Кира - Страница 9

— Вы позволите? — Дитмар взял меня за руку раньше, чем я сказала "да".

Только бы не наступить ему на ногу!

Я дважды ходила в бальные классы, последний раз — полгода назад, и с тех пор упражнялась только дома, под звуки радио и, разумеется, в одиночку. От шума, духоты и разноцветных огней кружилась голова, кровь стучала в висках, как барабанщик из бузза-буна. К счастью, Дитмар, оказался опытным танцором, вёл легко и уверенно, так что я совсем не думала о шагах и движениях, а думала о его горячей ладони на моей спине, о гипнотических глазах, смотрящих неотрывно, в упор, и о запахе одеколона, от которого чудилось, что мы танцуем не пристойный тротт, а бесстыдный шагган.

Как такое может быть? За столом мы сидели рядом, почти вплотную, воздух наполняла смесь табачного дыма, съестных ароматов, тяжёлого духа разгорячённых тел и алкогольных паров, полностью заглушая его одеколон. Сейчас знакомый запах густо бил в ноздри, проникал в поры кожи, заставляя мысли путаться, а колени слабеть. Я отчаянно боялась лишиться чувств, повиснув на руках у Дитмара, это давало мне силы держаться, но, увы, не сдерживаться.

— Скажите, вы с Евгенией — близнецы?

Вопрос бился в голове с тех пор, как мы вошли в "Золотого гусака". Не сразу я разглядела, насколько брат и сестра похожи. Черты Дитмара были по-мужски крупнее и твёрже… Эти глаза, от которых невозможно отвести взгляд. И мраморно-белая кожа, до которой так хотелось дотронуться… Может, я простудилась, и у меня жар?

— Она на четыре минуты старше, — Дитмар наклонился к моему уху, коснувшись щеки горячим дыханием. — Вас это шокирует? Всё это, вокруг?

Хотела бы я ответить "нет", казаться такой же смелой и искушённой, как Евгения. А впрочем, какая разница? Они же и так всё видят…

— Я никогда не бывала в кабаре. Думала, "Золотой гусак" — это какой-нибудь комический театрик.

Мне даже стыдно за своё признание не было, такой сумбур стоял в голове, и таким тяжёлым огнём горела кровь — словно в жилах тёк расплавленный металл.

— Мы живём в эпоху прогресса и упадка, — голос Дитмара изменился, стал низким и бархатным. — Вы скажете, парадокс? Технологии развиваются, уровень жизни растёт, но люди хотят больше. Больше одежды, безделушек, драгоценностей, мобилей, развлечений, они спешат жить, потому что в глубине души чувствуют, что скоро всё это закончится. Магнетических кристаллов не хватает уже сейчас, кристаллы новых поколений уступают прежним в мощности и качестве, и мы ничего не можем с этим поделать. Скоро наступит кризис. Солнце и ветер нас не прокормят, придётся вновь разогреть топки паровых машин. Города окутает смог, привычные вещи станут роскошью, окраины, которые только начали выбираться из бедности, откатятся в нищету, вспыхнет насилие. Люди завидуют мажисьерам и ненавидят оборотней, оборотни ненавидят всех подряд и ждут подходящего момента, чтобы выйти из своих тайных укрытий и начать убивать… Вот почему нам так нужно "Ночное зеркало". Вот почему обыватели проводят вечера в душных кабаках, слушая трещётки дикарей с Южных островов и глядя на девушек в трико.

Его слова поразили меня. Что-то такое и правда витало в воздухе, и теперь я знала — что. Прекрасная мечта оказалась блефом, мир рушился, будущее подёрнулось кровавой пеленой, в ушах стоял звон, перед глазами плыло. Я вцепилась в руку Дитмара, изо всех сил стараясь удержать равновесие. Не упасть, не обмякнуть безвольной куклой в его объятьях…

— Что с вами, Верити? Вам нехорошо?

Я смогла кивнуть, и Дитмар повёл меня, поддерживая уверенной рукой — мимо танцующих пар, обратно, к столу.

— Пожалуйста. Мне надо домой. Попросите метрдотеля… пусть подадут таксомобиль.

— Какой таксомобиль, Верити? Мы вас отвезём! — Евгения и Аврелий возникли рядом, разгорячённые танцем, с огнём в глазах.

— Нет-нет, останьтесь, прошу! Не хочу портить вам вечер.

— О чём вы? Нам самим давно пора.

Девушки-клоуны принесли нашу одежду, Аврелий задержался оплатить счёт. Мы с Дитмаром и Евгенией ждали его на улице, у мобиля, дыша ночным воздухом, упоительно свежим, живым и неожиданно тёплым.

— Пахнет весной! — Евгения зажмурилась от удовольствия.

Я всё ещё чувствовала слабость, во рту стоял прикус железа, но дурнота прошла. Лёгкий ветерок ласкал щёки. Хотелось остановить время, чтобы этот прекрасный момент длился и длился.

А кстати, сколько сейчас — три часа? Четыре? Небо всё ещё было чёрно-сизым, но серпики двух лун, красной и синей, висели над самыми крышами домов, а белая успела скатиться за горизонт. От этих трёх ночных малышей, от того, захотят ли они поделиться своей тайной силой, зависела судьба нашего мира.

Вышел Аврелий, и Дитмар подал мне руку, помогая подняться в "лунную карету". Я боязливо потянула носом воздух — ни следа одуряющего амбре, и даже в замкнутом пространстве мобиля одеколон совсем не ощущался.

— Куда изволите? — шутливо осведомился Дитмар, плюхаясь на шофёрское место.

Вопрос был адресован мне. Но разве мажисьерам и так не известно всё: где я живу, что ем на завтрак, какие книги читаю перед сном, о чём думаю, глядя из окна на мокрую от дождя акацию? Разумеется, я назвала улицу и номер дома, но при этом испытала неприятное чувство, будто лишаю себя защиты. Как в страшной детской сказке про волка-оборотня: "Теперь я знаю, где ты спишь, и я приду за тобой".

Мобиль плыл по улицам, в этот час почти пустым, я мучительно боролась со сном, мечтая об одном: сбросить провонявшее табаком платье, принять ванну, упасть в постель, и пусть все на свете луны, и "Ночные зеркала", и "Королевы орхидей", и "Золотые гусаки", и Дитмар с его одеколоном пропадут пропадом.

Но мажисьер был слишком хорошо воспитан, чтобы позволить мне самой выйти из мобиля, а вслед за ним наружу выбрались и Аврелий с Евгенией.

— Спасибо за незабываемый вечер, — сказала я чистую правду. — Думаю, сегодняшних впечатлений мне хватит на год.

Получилось грубовато, но подбирать слова не было сил.

— Прокуренный кабак, вульгарные кривляки и пьяный сброд? — воскликнула Евгения с притворным возмущением. Кажется, притворным. — Я не могу допустить, чтобы вы думали об этом целый год! Верити, дорогая, мы говорили, что хотим пригласить вас на нашу виллу "Гиацинтовые холмы"?

Она твёрдо взяла меня под руку. Похоже, Евгения делала так всякий раз, когда собиралась настоять на своём.

— Завтра у нас собирается интересное общество. Вы слышали о драматурге Говальде Тьери? Его "Летний дождь" имел успех на Большой сцене в Шафлю. Будет художник Доден Кройцмар со своей красавицей Ливией. После обеда мы пришлём за вами мобиль.

— Завтра? — тупо переспросила я, пытаясь заставить извилины в голове шевелиться. — Но я не могу… Это неловко…

— Никакой неловкости! Мы будем только рады.

— Моё сердце разорвётся, если вы скажите "нет", — Дитмар прижал руку к груди и согнулся с шутовском поклоне.

Евгения несильно стукнула его ридикюлем по плечу:

— Прекрати паясничать, Дит! Скажите, Верити, вы видели, как цветут гиацинты ранней весной? А как растут магнетические кристаллы? Ну чем ещё вас соблазнить — танцем автоматонов? А, знаю! Картофельным гратеном от нашего повара. Я же обещала!

Противиться её напору было невозможно. Я крепко зажмурилась. Это же так просто: "Завтра у мой бабушки день рождения. Она умрёт от обиды, если я не приду". Или: "Завтра у меня поезд в Мисьюд. Врач рекомендовал мне морской воздух. Курортная карта уже оплачена". На худой конец: "На завтра у меня дантист. Настоящий волшебник, но запись к нему на три недели вперёд. А я не выдержу ещё три недели, этот зуб не даёт мне спать". Люди постоянно так делают. Почему я не могу? За что мне это?

— Что вы сказали, Верити? Вам опять дурно?

По телу прокатился озноб: неужели я говорила вслух? Заставила себя взглянуть в лицо Евгении и произнести со всей возможной твёрдостью: