Сердце Зверя - Хант Диана - Страница 17

Фиар ждал за столом, когда я появилась.

Стоило мне войти, он встал. А я как стояла, так и замерла на пороге как вкопанная.

Затем, отругав себя за нерасторопность, неспешно приблизилась к столу.

Зверь не сводил с меня взгляда. Его обычно отстраненное лицо выглядело сейчас донельзя живым: глаза блестели, ноздри расширились, губы были плотно сжаты, словно Фиар изо всех сил сдерживал себя, чтобы не сказать то, о чем потом пожалеет.

Поприветствовав меня хриплым голосом, он отодвинул мне стул. Я, кивнув, села.

Едва ощутимым прикосновением Зверь убрал золотистый локон с моего плеча, обнажая шею. Я замерла. Фиар отчего-то вздохнул и вернулся на свое место.

Нам по-прежнему никто не прислуживал. Видимо, в этом замке такое было не принято. Надо сказать, если бы не вынужденное уединение со Зверем, такие правила мне бы понравились. Живо представилась Виталина, которая требовала от слуг не только смены блюд и наполнения тарелок, но и белоснежных перчаток, а также того, чтобы сами они сменяли один другого в каком-то немыслимом, одной Виталине известном порядке.

— Ты ничего не ешь, Эя, — сказал Фиар, возвращая меня к реальности. — О чем ты думаешь?

— О сестре, — вырвалось у меня.

Зверь выглядел удивленным.

— О сестре? — с недоумением переспросил он.

— О том, что многое бы отдала, чтобы увидеть ее лицо в подобной… обстановке.

— У тебя две старших сестры, — проявил осведомленность Фиар.

— Виталина и Микаэла, — кивнула я. — Виталина самая старшая из нас. Сейчас она герцогиня Эберлей. А Микаэла… Очень надеюсь, что она ответила Оуэну Рьвьеру, племяннику герцога Эберлея, отказом.

— Ты скучаешь, по ним? — серьезно спросил Зверь. — Вы были близки?

Я неопределенно пожала плечами.

— Скучаю? Пожалуй, все же да. Но близки мы никогда не были. Сестры обожали отца и не могли простить мне, что я родная дочь и наследница, в то время как они — падчерицы. И…

Я замерла, понимая, что говорить об Андре будет лишним. Да и я не смогу. Больно.

Зверь продолжал выжидательно смотреть. Я потупилась под его взглядом, закусила губу. Еще недавно я бы сказала, что мне очень не хватает мамы, что она исчезла и я очень-очень скучаю. Но после того самого письма я не знала, что думать, не то что что-то сказать.

Пауза затянулась. Я сделала вид, что всецело поглощена нарезкой мяса, и в это время двери в обеденный зал распахнулись, и на пороге возник волк. Тот самый, кто пытался (очень пытался) исполнять обязанности садовника и с первых минут знакомства очаровал открытой улыбкой и добрым нравом. И конечно, искренней заботой о растениях (в конце концов, он же не виноват, что у него поначалу ничего не выходило. Он старался — это главное).

Увидев выражение лица всегда приветливого садовника, я с трудом удержалась от возгласа. Просто смотрела на него, часто моргая. А посмотреть было на что.

Верхняя губа приподнята, обнажает клыки. Кожа… на глазах то темнеет, то светлеет, словно волк изо всех сил сдерживает себя, чтобы не принять полуформу. Нос сморщен и мало напоминает человеческий. Но самое главное — глаза. Красные. Налитые кровавой яростью.

В несколько прыжков волк преодолел расстояние от входа до хозяина замка. Ничуть не смущаясь, наклонился к Фиару и что-то коротко проговорил.

Я невольно услышала только одно слово. Точнее, имя.

— Альбина.

Имя показалось знакомым.

Закусив губу, я задумалась, а потом… Вспомнила! Кажется, именно это имя я слышала в том самом шатре церковников… Или кем они были…

Фиар, в отличие от меня, услышал то, что сказал садовник. Судя по глухому рычанию и обнажившимся клыкам, новости были не слишком хорошие.

Рывком он поднялся из-за стола и, даже не взглянув на меня, покинул обеденный зал.

— Господин занят, — догадался сообщить мне садовник, прежде чем отправиться за вожаком.

Но я уже и сама как-то поняла, что занят. Тем не менее не позволю какой-то Альбине помешать нашему ужину. И разрушить тот хрупкий мир, что воцарился между мной и Фиаром.

Распахивая двери, я поняла, что подрастеряла первоначальный пыл, но все же была полна готовности узнать, кто оказался способен довести садовника до белого каления, а Фиара так быстро забыть обо мне.

Я чувствовала, куда идти, по нагреванию риолина на груди, который, как я уже поняла, нагревается почему-то в присутствии Зверя, а охлаждается, когда мне грозит опасность. Таким образом я проследовала по коридору, прошла через анфиладу комнат и остановилась перед запертой дверью, из-за которой раздавались голоса. Один из них, несомненно, принадлежит Фиару, второй… женский…

Осторожно, одним касанием пальцев, приоткрыла дверь. Ничего не изменилось. Только сдавленные рыдания стали еще слышней.

— Прости меня, прости, прости, прости, — рыдала женщина. — Меня заставили. О, если бы ты знал, что они делали со мной… Но я сбежала… Ради тебя я сбежала… Любимый! Сможешь ли ты простить меня?

Я приоткрыла дверь чуть больше. Теперь кабинет (а судя по обилию книг, письменному столу со стопкой бумаги и перьями, это был именно кабинет) обозревался наполовину. Но мне хватило и этого.

Меня не заметили, так как Фиар стоял к дверям спиной, широко расставив ноги и скрестив руки на груди. А его посетительнице было вовсе не до того, чтобы следить за скрипом двери. Хотя бы потому, что она стояла на коленях перед Зверем и, вцепившись обеими руками в полу удлиненного камзола, слезно молила о чем-то.

Я затаила дыхание.

То, что подслушивать — дурной тон, меня мало волновало в этот момент.

Потому что я узнала голос незнакомки.

Именно его я слышала за живой изгородью в саду.

Именно она передала мне письмо от мамы.

Которое заманило меня в ловушку.

Она была красива. Пожалуй, очень красива. Смуглая кожа, каскад каштановых кудрей, огромные голубые глаза, пухлые искусанные губы. Голос низкий, грудной, про такой принято говорить — обволакивающий.

Пользуясь тем, что меня никто не заметил, я вся обратилась в слух. И зрение.

— Прости меня, Фиар, — плакала женщина. — Я знаю, ты сможешь… Ты сильный! Ты благородный.

Зверь хранил молчание.

Очевидно, подбодренная тем, что ей не отвечают, женщина продолжила:

— Я не буду оправдываться, искать причины… Я оступилась. Я виновата. Да, меня заставили, да, ты не представляешь, через что мне пришлось пройти… Но я виновата, виновата перед тобой…

— Зачем ты пришла, Альбина? — раздался низкий голос Фиара. Отстраненный, безэмоциональный. И мне послышалось, что за этой отстраненностью как будто скрывается что-то… боль? — Прошло много лет.

— Да, прошло много лет! — с жаром поддержала женщина. — Но время, увы, не властно над моими чувствами к тебе! Прости меня, если сможешь…

— А если не смогу? — спросил волк. И в голосе его послышалась угроза. Очевидно, послышалась не только мне, потому что женщина заговорила быстрее, словно опасалась, что перебьют, оборвут на полуслове, а может, и не только этого.

— Но ведь… Ты снова… ты, — выдохнула она. — А я оступилась так давно…

— Чего ты хочешь, Альбина? — спросил Зверь, отводя от себя ее руки и делая шаг назад.

Ничуть не смущаясь, женщина двинулась за ним. На коленях.

Зверь стоял спиной, но каким-то образом я знала, что сейчас он брезгливо скривился.

— Я хочу вернуть все как было, — выдохнула женщина и снова предприняла попытку схватиться за одежду Фиара. Ей этого не позволили.

— Ты здесь, потому что знаешь, волк никогда не поднимет лапу на самку, — задумчиво проговорил Зверь. — Но я не поручусь за Аделу. И остальных. Уходи, откуда пришла, Альбина.

— Нет, пожалуйста, — зарыдала женщина, — не выгоняй меня, Фиар!

Отчего-то имя Зверя в ее устах отдалось болезненным спазмом у меня в груди.

— Рядом с тобой мне ничего не страшно. Пожалуйста, дай мне хотя бы один шанс! Всего шанс, Фиар…

Зверь снова брезгливо отвел от себя ее руки.