Все друзья делают это (СИ) - Ручей Наталья - Страница 65

Я соглашалась на все, что он предлагал. Я обещала все, что он требовал. Я до сих пор как в тумане.

Мое самое прекрасное пробуждение. Мое самое страстное пробуждение. Ненасытное. Незабываемое.

Признаюсь, во время завтрака, на который собралась вся семья Никиты, мне было даже немножечко неудобно. Потому что стоило ему только взглянуть на меня, как я моментально вспыхивала свечой и тянулась к нему — улыбнуться, взглянуть, прикоснуться к ладони. Хотелось сделать хоть что-нибудь, чтобы продлить это ощущение близости. Полагаю, мне справедливо казалось, что все мои грешные мысли как на ладони не только для мужчины, которому посвящались, а и для всех, кто нас видел.

Но правда… Он так на меня смотрел, что иногда мне и самой мерещилось в его взгляде что-то запредельное, нереальное, что-то уж совсем не про меня и Никиту.

Несмотря на принятое решение, уезжать не хотелось, и я хваталась за любую соломинку, чтобы отсрочить поездку в город. Всего на чуть-чуть, на немножко, а потом я уеду…

Так, я с большим удовольствием согласилась выпить по бокалу вина с Иваном Петровичем, пока Никита готовился к отъезду. Я с большим старанием от руки записала рецепт домашнего кекса, которым сегодня побаловала нас Инга Викторовна. Я даже согласилась на экскурсию по дому в компании Филиппа! Правда, изначально я не знала, на что соглашаюсь.

— Аня, а Никита ведь так и не показал тебе дом? — полюбопытствовала Инга Викторовна.

— Нет, — ответила я. — Только комнату. I

— Две комнаты, — поправил Филипп.

— Всего?! Какое упущение! — воскликнула Инга Викторовна и расстроено взглянула на старшего сына.

— Точно, — он поднялся, подал мне руку и, когда я замешкалась, склонился и шепнул едва слышно: — Не расстраивай мою маму, пожалуйста.

Ну и, конечно, я приняла его руку и встала, не захотев расстраивать чудесную женщину. К тому же, коттедж двухэтажный, и я была уверена, что десять минут в компании Филиппа как-нибудь, да переживу.

Несмотря на его пронзительные взгляды и то, что он очень не хотел отпускать мою руку. Из его хватки удалось вырваться не с первой попытки и лишь после того, как он понял, что так, за руку с ним, я дальше никуда не пойду. А внизу ведь мама, она бы расстроилась, что я так и не увидела дом!

Десять минут… ну да…

Спустя полчаса я вынуждена была признать, что явно недооценила Филиппа! Потому что про этот дом он знал абсолютно все. И то, какая краска использовалась для стен. И то, кто делал резьбу на той или иной двери. И то, чем крепились плинтуса, и то, почему у них именно эта расцветка. И то, как держится такой тяжелый светильник.

Он знал все, и это похвально.

Единственное, что я никак не могла понять: с чего он решил, что мне тоже необходимо все это знать?!

Спустя час лекции на ремонтно-строительную тему мы, пройдя весь этаж, оказались в картинной галерее. Прекрасно помня о том, что здесь представлены не копии известных мастеров, а изображены восточные предки моего лучшего друга, я задрожала от нетерпения.

Мне так хотелось взглянуть на картины! И, возможно, увидеть, узнать на них знакомые черты!

Я предвкушала, как это будет познавательно, интересно, и…

Но Филипп сегодня явно делал упор исключительно на познавательной части.

Остановившись у первого полотна с изображением дородной женщины, он стал вещать о том, какие кисти использовал художник, и почему он выбрал именно их. Так же мне было рассказано, в какое время суток работал этот художник, и как он смешивал краски.

О том, что на картине запечатлена некая Надира-Надя я узнала сама, из надписи на картине. Поинтересоваться, почему у нее двойное имя, я не успела, потому что, рассказав мне все о кистях и красках, которые использовал художник в работе над этим полотном, Филипп подошел ко второй картине и стал рассказывать о творческих процессах и муках, которые претерпевал уже этот художник при работе со свето-тенью.

Окинув взглядом галерею, я усомнилась, что такими темпами мы дойдем хотя бы до пятого. А картин было не менее двадцати. И мне хотелось взглянуть на все.

— Что не так? — резко поинтересовался Филипп, заметив, что я перестала делать вид, будто пытаюсь хоть что-то запомнить про кисти и краски.

— Мы не могли бы как-то ускориться?

— Зачем?

— Не знаю, в курсе ли ты, — я сделала глубокий вдох, чтобы успокоиться и не вспылить в ответ на этот надменный взгляд, — но мы с Никитой сегодня уезжаем. А картин еще очень много, и я бы хотела взглянуть на все.

Филипп посмотрел на меня как-то странно, потом перевел изучающий взгляд на картину, как будто сомневался в том, что это говорила я, а не… Кстати, кто это? Ага, Адаб-Аня… А дальше написано неразборчиво…

— Так что? — пользуясь тем, что в отличие от нарисованной женщины, могу говорить, я вернула внимание Филиппа к себе. — Успеем посмотреть все картины?

И тут мужчина, наверное, решил, что уже достаточно покорил меня своим интеллектом, потому что снова спросил:

— Зачем?

— Ну… — еще один глубокий-глубокий вдох.

Я не собиралась ссориться со старшим братом Никиты. Вряд ли я снова его увижу, так что лучше нам остаться на таких, прохладных, но нейтральных отношениях. К чему растягивать негатив через границы и страны?

— Потому что, я пока не заметила никакого сходства с Никитой, — пояснила я терпеливо Филиппу, который смотрел на меня с нескрываемым интересом, и рассматривал не мои глаза, а все больше губы. — А Никита говорил, что, едва я взгляну на картины, сразу все пойму про его восточные корни.

— И все? — удивился мужчина и попытался склониться ко мне, но я сделала шаг назад. — Это действительно все, что тебя интересует в нашей семье? Дешевые картины?!

— Нет, — сделав еще один шаг назад, колко взглянула на ухмыляющегося мужчину. — Еще меня заинтересовало дорогое вино из погреба твоего папы и бесценный рецепт кекса из коллекции твоей мамы!

— Аня! — Филипп рассмеялся так неожиданно, что я дернулась и сделала еще один шаг. — Да не бойся ты! Это я так… проверить хотел. Скажем так, сделать пробный мазок новой краской…

— Знаешь что, — разозлилась я и, решив показать, что не лыком шита, кивнула на руку, которую он ко мне протянул: — У тебя не подходящие кисти, маэстро!

Филипп захохотал громче прежнего, а я сделала еще один шаг назад, развернулась, и… едва не столкнулась в дверях с Никитой.

Оттолкнувшись от косяка, он подошел ко мне, взял за руку и медленно повел меня мимо замолчавшего Филиппа и вдоль галереи картин. Позволяя наконец-то рассмотреть мужчин и женщин в восточных одеждах — странных, колоритных, чуждых и чем-то притягательных.

— Все люди, которых ты видела — в той или иной степени наши родственники. И как ты теперь понимаешь, восточные корни у меня более сильные, чем ты думала раньше.

Я оглянулась на те картины, которые мы уже прошли, машинально отметила, что Филипп нас незаметно покинул, и с интересом взглянула на мужчину, который вел меня дальше.

— А это Шейх Мехметбен Мухамед, — Никита остановился у предпоследней картины с изображением красивого черноволосого мужчины с усами и модной ныне бородкой. — Тот самый пра-пра-пра-пра-пра-пра-дед, с которого начался наш род. Времена иные. Теперь о том, что у меня есть восточные корни, приходится приводить доказательства. Но что говорить, если и фамилия изменилась.

— Шейх… — опешила я. — Так вот почему ты Шейхов?!

— Красиво звучит, правда?

— Да, — согласилась я. — И такая история у фамилии!

— Я рад, что тебе нравится, — усмехнулся Никита и подвел меня к последней картине, где тот же мужчина был изображен уже не один, а с женщиной.

Красивой женщиной, светловолосой, светлоглазой, милой, очень улыбчивой и, судя по ее взгляду на мужчину, очень влюбленной.

— Икрам, — представил ее Никита. — До того, как она вышла замуж за моего пра-пра- пра-пра-пра-пра-деда. ее звали Ириной. И про восточные корни она имела такое же смутное представление, как и ты.