Упал. Очнулся. Папа! (СИ) - Логвин Янина - Страница 42

— Ну все. Про детей и вообще…

— Откуда? — выдохнула еле слышно.

— Слышал от старших мальчишек в школе. Только я не понял «как» надо спать, чтобы появились дети.

О-о, слава богу!

То есть, только не это! Мой ребенок взрослеет, а я не знаю, что делать!

Я встала и наставила на сына палец. Но грозить не стала — духу не хватило, глядя в наивные и любопытные глаза. Лишь пообещала, взяв себя в руки:

— Степ, мы обязательно об этом поговорим. Позже! А сейчас Сонечка проснется, я лучше пойду на кухню, приготовлю завтрак.

Степка сел в кровати и поджал под себя ноги.

— Мам?

— Что? — я остановилась.

— Он нам нравится — дядя Андрей. И Рита говорит, что он хороший.

— И… что? — осторожно поинтересовалась.

Степка отвернулся к окну и задумчиво пожал плечами.

— Может, оставим его себе? — вдруг покраснел.

Краснели мы с сыном одинаково, только я не в пример ему чаще. Ох, с такой физиологией, как у нас, никаких эмоций не скроешь!

Ну, хоть жвачку Воронову в волосы сунуть не запланировал, или шампунь в карманы налить, уже хорошо.

Я еще раз присела рядом с сыном на кровать и отвела со лба жесткую рыжую челку.

— Стёп, не получится.

— Почему?

— Дядя Андрей сам с нами не останется, когда все вспомнит. У него другая жизнь, понимаешь? Не такая, как у нас. Он вообще за границей живет.

— Значит, мы ему не нравимся?

— Да не в этом дело.

— А в чем тогда? Мы же его не обижаем, мам?

Ну и как тут в двух словах объяснить?

Я наклонилась, обняла сына и поцеловала в щеку:

— Ты, золотко, тут точно ни при чем. Вот вырастешь и поймешь в чем дело.

— Это как с Марьяшей в школе, да? Когда она со мной сидеть не захотела? Я ее не больно дергал за косички и печенье давал, а она все равно ушла.

— Ну, — я грустно улыбнулась, — можно и так сказать.

И в кого он у меня такой умный? Но Степкина грусть невольно передалась и мне, с тем и вышла из детской.

Я нашла Воронова на кухне минут через пятнадцать. После того, как уже успела загрузить в стиральную машину вещи (между прочим и его футболки с бельем), принять душ, переодеться и завязать еще влажные волосы в пучок.

Он стоял у кухонного шкафчика, выставляя на стол чашки. Заметив меня, поднял голову и спросил:

— Что тебе сделать? Чайник только что закипел.

— Чай. Спасибо.

Я достала из холодильника продукты, хлеб, и принялась делать бутерброды. На завтрак со вчерашнего дня еще оставалось полпачки пирожных и разные вкусности, так что готовить особо было нечего.

Андрей налил себе кофе, нам всем чай, и остановился у моего плеча.

— Послушай, Даша, — на этот раз начал серьезно. — Кажется, я вчера отключился в самый неподходящий момент. Неудобно вышло, извини.

— Да все нормально. Я понимаю, что ты устал.

— Нет, не нормально. Со мной такого никогда не было.

Я подняла голову, ощутив, как по позвоночнику пробежал холодок — вдруг он все вспомнил? Встретившись с Вороновым взглядом, осторожно спросила:

— А ты откуда знаешь, что никогда? Ты что-то помнишь?

Он не смутился, хотя на секунду и сжал крепче губы.

— Нет, ничего. Но знаю! — упрямо настоял на своем. — Это не потому, что я тебя не хотел, слышишь? Только не думай так, для меня это важно.

Я предпочла нарезать сыр и укладывать его на хлеб, чем смотреть в голубые глаза.

— Хорошо, не буду, — согласилась. А что тут еще сказать?

— Вот и умница. Потому что в моих мыслях никого нет, Дашка, только ты!

На просторной кухне мы стояли вдвоем, но все равно стало жарко и тесно.

— С-слушай, ты вчера поздно пришел. Работу нашел? — попыталась я перевести тему. Отойдя от стола, подошла к сушилке, чтобы взять тарелки. — Может, расскажешь?

— Да, нашел, но временную. Сегодня тоже уйду.

— Но сегодня же суббота? — я повернулась и посмотрела на Андрея. — Разве сегодня тебе тоже надо идти?

— Надо. Мне не нравится ваша с Ритой одежда. К тому же, мы не в том положении, чтобы отдыхать. Да все нормально, не переживай! Я постараюсь сегодня освободиться к семи вечера.

— Но… Ты так и не сказал, что за работа.

— Консультирую кое-кого и сопровождаю — пару иностранцев приехали на местный яхтинг. Нашли время! Еще и ни черта не соображают, приходится все делать за них — сопляки по двадцать три года. Не знаю, как он собираются идти по реке, но арендованное судно им всучили дрянь — вчера осматривали, замерзли как собаки. Топливная система еще ничего, а электрическую надо менять. Представляешь, оказалось, что я хорошо знаю немецкий. Даша, я что, иняз оканчивал?

Яхтинг? Зимой? Людям что, делать нечего?

— Н-нет.

— Странно. Но тогда откуда?

Действительно странно. Но надо что-то сказать и желательно правду.

— Ты жил в Германии какое-то время. Когда… когда мы не были вместе.

— В Германии? Один? — Воронов нешуточно удивился.

— Андрей, мне точно неизвестно с кем.

Не знаю, о чем он подумал, но, кажется о том, что я не хочу говорить о другой женщине, потому что не стал расспрашивать.

— А мои родители? Что с ними? У меня есть братья или сестры?

— Твой отец давно умер — извини, я не знаю подробностей. Но мама жива. Нет, родных нет никого, ты один.

— Почему она не приходит к внукам? Хотя… дай догадаюсь, — сам за меня предположил. — Вы с ней не ладите, да? Я прав?

— Ну… — думай, Дашка, думай! — Она недавно вышла замуж и… знает, что с тобой все хорошо.

Я понятия не имела, какой была дочь Матвея Ивановича, слышала только от босса, что у его дочери был роман с мужчиной на пятнадцать лет ее младше — то ли итальянцем, а то ли греком. А потом и свадьба. По этой причине и с Андреем они общались сложно.

Я подошла к столу и опустила на него тарелки.

— Андрей, д-давай потом об этом поговорим, когда ты все вспомнишь? Я хочу верить, что твоя амнезия временно и скоро пройдет.

— Ладно, решим. Так ты меня простишь, Даш?

Мы снова стояли рядом, но Воронов все равно подступил ближе — по коже тут же пошли чувствительные мурашки. Скользнув рукой на талию, притянул к себе, и это прикосновение так обожгло, что я только каким-то чудом не отпрыгнула.

— Андрей, я не уверена…

Склонив голову, он коснулся губами моего уха и тихо пророкотал в него самым бесстыднейшим образом, да еще и такими бархатными нотками в голосе, что у меня едва колени не подогнулись!

— Обещаю вечером исправиться! И даже загладить свою вину. Дашка, я этого так хочу, ты бы знала! С самого первого дня!

И почему это прозвучало как непристойное, но очень интересное предложение? От которого все фитильки запылали еще ярче!

— К-как загладить? — я подняла на Андрея распахнутый взгляд, а он вдруг погрустнел.

— Даша, — вновь сказал серьезно, — когда ты на меня вот так смотришь, я понимаю, что не только, как глава семьи, полный ноль, но еще и как твой мужчина.

— Ой, извините… Мам, я вам не помешаю?

В кухню вошла Риточка, и я тут же отпрянула от Воронова с бьющимся сердцем, вдруг страшно смутившись его объятий. Наверное, потому, что племяшка была старше и уже многое понимала.

А вот Андрей не растерялся. Как ни в чем ни бывало улыбнулся девочке, приобнял за плечи и, подтянув к своему боку, поцеловал в лоб.

— Привет, моя красавица! Что за глупый вопрос? Конечно, нет. И в кого ты у нас такая вежливая? — удивился. — Ну как там старина Гарри с Темным лордом поживают? Последний еще жив?

— Д-да.

В общем завтракали мы все пунцовые — я, Риточка и Степка. Одна Сонечка трещала без умолку и крутилась возле «папы», пока, в конце концов, не забралась к нему на колени. Я невольно позавидовала дочке. Вот уж кто чувствовал себя в это субботнее утро преотличнейшим образом, и понятия не имея о существовании мук совести.