Тарпея (СИ) - "Sirra" - Страница 49

Чонгуку хочется выть. Долго и протяжно делиться своим горем. Думать о потерях и видеть их в реальности совсем разные вещи. К такому нельзя быть готовым. Это всегда будет больно и неожиданно, потому что надежда на лучший исход живет до последнего.

Хосок подходит к Джексону, тычется мордой в его морду и скулит совсем тихо.

Чонгук оглядывается вокруг. Всё словно бы замирает в одном мгновении. Он глубоко втягивает воздух полной грудью. Нос морозит. Тело ломит от груза, нависшего за последние дни. Альфа ведет лапой по земле, чтобы ощутить снег под ними. Это всё когда-то закончится. Обязательно. Его распирает гордость за свою стаю, за свою смелейшую непоколебимую семью. Этот день они будут помнить всю оставшуюся жизнь, потери будут их общими.

Чонгук слышит щелчок, отчетливый и слишком громкий. А за ним выстрел.

Ему кажется будто бы перепонки рвутся на куски. Но на самом деле рвётся сердце. Чонгуку чувствуется, что он в замедленной съемке. Поворачивает голову и видит, как ружьё направлено на Тэхена. И пуля летит прямо в омегу.

Добыть такое оружие крайне трудно даже для обычных охотников, что уж тут говорить о тех, которые живут в лесу и не знают цивилизации. Видимо, хранили этот вариант на самый крайний.

Чонгук, не думая даже доли секунды, не сомневаясь, рвётся вперёд в одном прыжке. На выстрел вздрагивают все. Это происходит быстро, почти безболезненно. Чонгук чувствует только то, как пуля на огромной сумасшедшей скорости врывается в тело и вылетает из него же. Где-то около сердца образуется дыра. За ней пустота, вожак ощущает только слабость и тяжесть тела. Он падает на спину под лапы своего омеги, думая лишь о том, что всё-таки защитил, как обещал.

Тэхен слышит, как рушится весь его мир. На этот раз окончательно. Крошится по кусочкам, стираясь в пыль. Он подрывается с места к Чонгуку и, не веря ни ушам, ни глазам, принимается яростно вылизывать место от пули на груди. Но ничего не помогает, дыра не затягивается, а кровь всё льётся и льётся ему под лапы, пачкая шершавые подушечки. Тэхен судорожно скребёт ее лапами, подгребая обратно к Чонгуку, словно может помочь, словно впитается обратно вместе со снегом. Он скулит, надрываясь, и снова принимается облизывать рану, как заведённый. Тэхен не верит, отказывается это делать. Слепо игнорирует, как перестаёт слышать биение сердца Чонгука, как замедляется его дыхание и пульс сходит на «нет». У него кружится голова, всё происходящее вокруг становится бессмысленным, ненастоящим. Будто бы кукольный пластиковый домик, что так отвратительно горит, разъедая дыхательные пути гарью. Тэхен лижет и лижет, скрипит кровью на зубах, сходя с ума.

Но Чонгук останавливает его, дёрнув лапой. Он ведёт носом, прося последние секунды внимания. Тэхен хрипит, падая на лапы рядом. Они больше не держат. Омега склоняется над Чонгуком и потирается мордой о шею, всхлипывая. В нежном жесте облизывает ухо Чонгука, проводит языком около носа, смотря печальными и пустеющими глазами.

Чонгуку не жаль себя. Он чувствует лёгкость. Тэхен заслужил долгой и счастливой жизни, с ним или без, он должен быть любимым. Стая нуждается в нем, а он в ней. Альфа уверен, что Тэхена примут, как настоящего лидера. Чонгуку немного грустно, что он никогда не увидит, как Тэхен сладко спит в их постели, не увидит, как омега вырастет, изменится, станет еще мудрее. Совсем немного печалится, что никогда не узнает, как выглядит их совместная жизнь. Все эти совместные завтраки и утренние поцелуи, прогулки по лесу или вечернее времяпровождение. Чонгуку бы правда хотелось узнать, каково это.

Вожак приободряюще фырчит из последних сил и ласково прикусывает омежье ушко, как им обоим нравится.

Тэхен накрывает его тело своим. Его бьет крупная дрожь, глаза больше не сияют, наоборот тускнеют, белый волк плачет. Тэхен внутри него тоже. Он падает на колени, истерично всхлипывая и крича. Громко, протяжно, до судороги в скулах. Хватается за ткань на груди, а после бьет в неё кулаком. И ещё раз, и ещё раз. Он один не может справиться с этой болью, съедающей его секунда за секундой. Тэхену кажется, что он вот-вот задохнётся. Глотает слёзы, скрючиваясь весь, бьется лбом о пол и колотит его руками, раздирая ногти. Он не может потерять Чонгука, просто не может! Рвёт когтями кожу на шее и на груди, пытаясь сорвать с себя эту тяжесть, оторвать с корнем боль, вросшую в него.

Стая подкашивается. У каждого из них тянет в груди. Они перестают чувствовать своего вожака. Перестают слышать его по стайной связи. Она обрывается, как тоненький слабый волосок.

Оборотни встают в оборону. Их глаза наливаются кровью и лютой свирепостью. Часть стаи окружают Тэхена и Чонгука, давая проститься, другая — нападает на оставшихся лжеохотников. Они ломают себя, не прощаясь с вожаком. У них нет времени и нет шанса. Боль Тэхена накрывает с лихвой каждого из них. Оборотни будто бы набираются сил, подначиваясь затопляющей яростью и жаждой мести. Разум застилает чувства. Стая выплёскивает свою общую горечь, растерзывая тела и проливая чужую кровь. Они держат оборону около пары, показывая, что уважают выбор Чонгука и понимают его.

Охотники не отступают ни на шаг, сражаясь плечом к плечу. Намджун голыми руками выбивает всё фанатичное дерьмо с противных ему рож. Чимин, сломав лук при падении с дерева, бьется топором, что поднял с земли. Охотники тоже понесли свои потери. Лучник не чувствует боли в теле, игнорирует сочащиеся раны и подбитую левую руку.

Для Намджуна и Чимина Чонгук был старым другом. Все эти дни были скомканы, как ненужный бумажный лист. Они не успели даже поговорить, посидеть вечером на крыльце дома, как в старые добрые времена.

Они познакомились давно на собрании, как и рассказывал Тэхену сам Чонгук, но на том связь не оборвалась. У Намджуна и Чонгука во многом сходились взгляды. Это было выгодно для обеих сторон. Альфа, когда выбирался в город, часто заезжал к ним в особняк. Там же Чимин подтянулся, захаживая на скромные посиделки двух лидеров. Лучник всегда был активным, за словом в карман не лез. В дуэт влился без проблем. За решением стратегически важных дел, незаметно перебрались в бар за кружкой чего-нибудь горячительного. Чуть позже облюбовали место у камина в гостиной особняка. Чонгук за редкостью позволял себе отдохнуть и расслабиться.

Намджун, теряя все силы сдерживать внутренних демонов, плюет на это с высокой колокольни. Хватает с земли булыжник и с размаху бьет в нос одного из лжеохотников. Добивает ещё несколькими ударами, забрызгивая лицо и шею в мазки красного. Руки трясутся. У него, как у лидера охотников, погибло пятеро молодых солдат. Много раненых. Дёргать Тэхена сейчас не позволяет совесть…

Поднимаясь с холодеющего туловища, Намджун даёт слабину, отвлекаясь на секунду и осматривая ситуацию в целом. Лжеохотников осталось совсем немного, они отстаивают свои жалкие цели, плюясь ядом. Намджун сжимает зубы от злости, когда в бедро насквозь вонзается кинжал. Его прокручивают, причиняя неимоверную боль. Лидер не кричит, не стонет от жгучей боли, лишь разворачивается так резко, что лжеохотник не успевает ничего понять. Намджун выдёргивает кинжал из ноги и им же засаживает в горло. Из бедра хлещет, заставляя упасть на уцелевшую ногу.

Намджун знает, что сильный. Он справится. Звать Тэхена было бы высшей бесчеловечностью. Охотник отрывает от рубахи лоскут и перевязывает бедро. Не с таким сталкивался когда-то. Бойня почти утихла. Намджун отползает к дереву, оставляя за собой заметный след, прижимается к нему спиной и тяжело выдыхает.

Чимин добивает кого-то, остервенело разбивая костяшки. И только Юнги, клацнувший зубами за его куртку, приводит в чувства. Оборотень бодает лучника головой в живот и больше не сдвигается с места. Смотрит преданными глазами, маленькими бусинками, и прижимает уши к голове. Чимин падает на землю, упираясь макушкой в снег. Волка тянет на себя, укладывая тяжелую морду на грудь.

— Все будет хорошо, малявка.

Голос Чимина подводит, дрогнув. Но так приятно верить в сказочные замки, и Юнги это делает.