Месть прошлого (СИ) - Гичко Екатерина - Страница 68

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Майяри сглотнула. Про бабушку в общине говорили украдкой, чтобы не услышал старейшина. Ему было шестьсот, когда он наконец женился. Жену он искал долго, но никак не мог найти женщину достаточно сильную и чистокровную. Достойную их славной семьи. Способную родить сильных детей. Он отправился в Многоимённые земли, где продолжали жить другие хаги. Вернулся только через несколько лет и привёз её. Дикую, яростную и очень сильную. Такую сильную, что она всегда ходила в хаггаресских браслетах, которые немного ограничивали её возможности. Она не говорила по-салейски, не знала традиций и не желала знать. Она не хотела быть женой мужчины, насильно увёзшего её из родного дома. Она не могла вырваться, потому что была слабее, но не сдавалась. В общине о ней говорили, как о глупой упрямице. Она не простила мужа и не сдавалась до последней секунды своей жизни. Майяри часто сравнивали с ней. Бабушка тоже сбегала! Постоянно! Даже после рождения сына она не смирилась. Но она выросла в диких лесах Многоимённых земель, и Сумеречные горы стали для неё тюрьмой. Она сорвалась со склона, пытаясь в очередной раз сбежать вместе с годовалым сыном, и разбилась насмерть. Сына смогла сохранить, а себя нет.

Поговаривали, что она как раз носила под сердцем второго ребёнка.

Дед запрещал любые разговоры о ней. И второй раз не женился.

– Она ещё жива? – в голосе хайнеса звучала надежда, но в глазах светилось понимание.

Майяри отрицательно качнула головой.

– Сколько она прожила?

– П-пять лет, – с трудом выдавила девушка, и хайнес, судорожно вздохнув, прикрыл глаза. – Пять лет она была женой моего деда.

В зале повисла тишина.

– Знаешь, Яри, – глухо произнёс хайнес, – порой о несделанном сожалеешь сильнее, чем о сделанном. Я ничего не сделал. И чувствую себя убийцей. Я мог бы сделать хоть что-то. Украсть, обмануть, воспользоваться своим положением… Я мог бы попытаться, – он опустил голову. – Самые сильные сожаления я испытываю из-за вещей, которые не сделал. Их было слишком много, – лицо его окаменело. – Именно моя нерешительность стала причиной многих бед.

Он вздрогнул, приходя в себя, и слабо улыбнулся.

– Надеюсь, Риш никогда не будет терзаться теми же сомнениями, что и я. Пять лет, всего пять лет… Яри? – оборотень обеспокоенно посмотрел на девушку.

Впервые она слышала о своей бабушке такое. О ней всегда говорили, как о глупой и злой женщине. Майяри понимала её стремление сбежать, но никогда, никогда образ бабушки не был таким живым. Она вдруг вообразила испуганную девушку, которую силой увезли из родного дома и посадили под замок. Она стала женой мужчины, которого ненавидела, родила от него ребёнка. Она не понимала ни слова и не могла попросить о помощи. Она была совершенно одна в новом, враждебном для неё мире. И Майяри задохнулась, представив себя на её месте. Именно такая жизнь ждёт её в общине! Вот судьба, которая её ожидает! Пять лет… лёгкие в груди свело от боли. Жалкие пять лет в муках, отчаянии, боли и без надежды на избавление! Даже знание языка не позволит ей прожить больше, скорее даже быстрее погубит. Её отдадут мужчине, которого она ненавидит, он положит её в свою постель… Боги, какой ужас! Это и раньше виделось кошмаром, но сейчас всё представлялось куда острее. Она больше никогда не увидит своих друзей, не сможет от души рассмеяться, не послушает ворчание господина Шидая, господин Ранхаш…

Взгляд Майяри остекленел. Господина Ранхаша больше не будет в её жизни.

Он исчезнет. Останется лишь в её памяти и свернётся в сердце болью. Такой же болью, наверное, свернулся хайнес в сердце бабушки. Она будет помнить спокойный уверенный взгляд, редкую, но безумно обаятельную улыбку, холодноватую искренность, будоражащую честность, доброту и заботу. Господин Ранхаш первый дал ей свою защиту в полной уверенности, что поступает правильно. Он не побоялся выступить против самого хайрена, когда она разнесла дворец. Он первый, кто пришёл за ней, когда ей было плохо, вытащил, унёс на руках прочь от кошмаров. Он бросился за ней, когда она обидела его, отвергла. А он всё равно не оставил её. Имея власть над ней, он дал ей право выбора. Несмотря на то, что он пытался приковать её к себе, именно рядом с ним Майяри чувствовала себя свободной. Никто и никогда не позволял ей того, что позволял харен. Только он…

Сердце как ножом полоснуло, и ноги Майяри подкосились.

Похоже, она вскрикнула, так как в следующий миг дверь с грохотом распахнулась, и господин Ранхаш поймал её у самого пола.

– Госпожа Майяри? – жёлтые глаза посмотрели на неё серьёзно и озабоченно.

Сердце сладко и тоскливо сжалось, и Майяри прижалась лицом к груди мужчины. Голову вскружил опьяняющий страх осознания, и девушка почувствовала себя растерянной и обиженной.

Всё же добился своего. Забрался в её сердце, пустил корни в душу и занял мысли.

Руки её медленно обвили харена, и Майяри беззвучно, с сладким замиранием сказала бьющемуся в груди мужчины сердцу:

«Я полюбила вас, харен».

Обеспокоенный Ранхаш крепче прижал к себе обнявшую его девушку и тяжело посмотрел на хайнеса. Тот ответил виноватым взглядом.

– Да, вероятно, это моя вина, – не стал спорить повелитель.

За сестрой постоянно кто-то ходил. И это была не охрана, приставленная к ней опекуном. Хотя Ёрдел не был уверен, что господин Вотый её опекун. Больше всего он напоминал терпеливого жениха, ждущего, когда подрастёт его юная невеста. Плохо это или хорошо? Ёрдел пока не мог понять и присматривался к их окружению.

Почему рядом с сестрой нет хаги? Почему за ней присматривают только оборотни и эти странные – вроде бы оборотни, а вроде бы и нет? Тёмный чувствовал заключённую в них силу, похожую на магическую, но она будто бы была скрыта в коконе. Непонятые создания, и они ходили за его сестрой. По одному, сменяясь от улицы к улице, чтобы охрана не засекла. Но он-то видел и слышал больше.

Очередной бородатый мужчина у стены – главные ворота дворца оттуда были прекрасно видны – с ворчанием приколачивал кулаком к подошве сапога отлетевшую набойку. Ёрдел стоял рядом, в какой-то сажени от оборотня, и рассматривал его потрёпанную одежду. На поясе дымился светильничек, и тёмного никто не видел, не слышал и не чуял.

Стоит ли разбираться с этим? Ёрдел не знал почти ничего о том, как живёт сестра. Она вырвалась из-под власти деда? Если нет, почему в её окружении нет хаги? Долгое время сестра была единственной, кого он помнил. Воспоминания были светлыми и помогали ему бороться за жизнь. Осталось ли в нынешней девочке что-то светлое? Нужны ли они друг другу? Сколько лет прошло с их последней встречи?

Годы летели для него незаметно. Долгими и длинными были только первые четыре, пока он был слеп и неподвижен. Потом время стало тянуться быстрее, прошло ещё четыре года. А затем стало некому считать дни и месяцы, и Ёрдел, оставшись в одиночестве, потерял счёт времени.

С крыши взметнулась стайка воробьёв, и вниз посыпались комья подтаявшего снега. На капюшоне повисла капля воды, и Ёрдел всмотрелся в её искристую глубину. Как драгоценный камень, только текучий и живой. Ему нравилось ощущать воду на языке, чувствовать, как она постепенно исчезает, становясь частью его тела. Как та же драгоценность, только приятнее. От воды кожа не превращалась в гибкий камень, не приносила с собой холод и давала совершенно другую силу. Силу жить и двигаться. В первые годы после изгнания из общины он не мог пошевелить и пальцем, хотя был в состоянии трясти землю. А маленький глоток воды позволял ему дышать.

Отстегнув от пояса мешочек, Ёрдел вытряхнул на ладонь голубоватый камешек. Тот неохотно перекатился по грубой коже перчатки и оказался в пальцах. Где и хрустнул. Тёмный стряхнул осколки, и они, коротко сверкнув, вжихнули вперёд. Сидящий у стены мужчина вскрикнул, схватился за сердце и выгнулся. Страшный хрип сорвался с его губ, лицо стремительно налилось краснотой, и оборотень, упав, забился в судорогах. Осколки камня, впившиеся в его сердце, собрались воедино прямо в центре сжимающейся мышцы, и мужчина затих.