Чёрный Рыцарь (ЛП) - Кент Рина - Страница 46

— Ксан.. О, Боже...

— О, черт, черт! — рычит он мне в губы. — Ты близко?

— Думаю, да.

Он протягивает руку между нами и щелкает мой клитор, добавляя сводящее с ума давление на l киску.

— Я больше не могу сдерживаться.

— Я тоже.

Мои ботинки впиваются в его задницу, когда он врезается в меня с такой жестокостью, что на секунду я впадаю в бред, не в силах вспомнить, где, черт возьми, я нахожусь или что я делаю. Его бедра дергаются снова и снова, словно он не может контролировать силу, пульсирующую в нем.

— Я так долго хотел тебя, Грин. Так чертовски долго.

— Я тоже, — признаюсь я сквозь стон.

— Я хотел тебя, даже когда не должен был.

— Мне все равно.

— Я так сильно хотел, чтобы ты стала моей, что это причиняло боль.

— Ты хотел?

— Я хотел похитить тебя туда, где нас никто не знает, и трахать, пока мы больше не сможем двигаться, — признается он мне в рот. — Я хотел забрать тебя из этого мира и оставить для себя.

Так почему ты этого не сделал?

Я не произношу эти слова вслух, так как внутри меня проносится резкая волна. Она внезапная и дикая, и прежде, чем я осознаю ее, я тону в ней.

Его запах единственное, чем я дышу, немного похожий на океан, очень похожий на мяту и так похожий на принадлежность.

Ксандер всегда был тем, с кем я могу быть, единственным, перед кем я никогда не чувствовала, что должна притворяться.

Он был моим рыцарем, моим якорем. Моим единственным и неповторимым.

Я медленно спускаюсь со своей волны, ощущая, как что-то теплое стекает по моим бедрам.

Он смотрит на меня с извиняющимся выражением лица, хотя похоть все еще витает в нем.

— Удивлен, что я продержался так долго, учитывая, как много я фантазировал о тебе.

Я прикусываю нижнюю губу, затем отпускаю.

— Ты фантазировал обо мне?

— Все это чертово время. Это свело меня с ума.

Мои пальцы теряются в его волосах, когда я смотрю на него сквозь ресницы.

— Даже когда ты был с другими?

— Какими другими? — он касается своими губами моих. — Ты у меня первая, Грин.

Кимберли

— Ты девственник? — моя глаза расширяются, спрашивая в сотый раз. — Серьезно?

— Завязывай, пожалуйста?

— Нет, мне нужны подробности — все до единой.

— Подробности? Серьезно, Грин? Кроме того, ты немного отвлекаешь.

Я бросаю взгляд на себя и понимаю, что после того, как он отнес меня в постель, он раздел меня, пока я продолжала спрашивать его о бомбе, которую он сбросил ранее.

В данный момент я стою на коленях у него между ног, когда он закидывает рубашку за спину и отбрасывает брюки и боксеры. Мы оба совершенно голые, как в детстве, когда мы вместе принимали ванну.

Но сейчас все по-другому, и это как-то связано с его полутвердым членом, на который я не могу перестать пялиться.

Единственная причина, по которой я разрываю зрительный контакт, это темный взгляд его глаз. В них таится так много обещаний, дразнящих, заманивающих. Мой череп покалывает в предвкушении, а бедра неохотно сжимаются.

Странно, как я перестала думать о своем теле перед ним, или, скорее, о том, как он видит меня. Это из-за того, как он смотрит на меня, клянусь; в нем столько тепла и желания, что нет места для мерзких сомнений.

Часть меня хочет нырнуть в его объятия и никогда больше не выныривать, но сначала мое любопытство нуждается в ответах.

Обернув одеяло вокруг себя, я наклоняюсь так, что вся моя передняя часть соприкасается с его. Тонкая ткань единственный барьер, между нами.

— Лучше?

Стон, который вырывается из его горла, такой мужественный и грубый.

— Ты убиваешь меня, Грин.

— Я остановлюсь, если ты расскажешь мне.

— Может, после второго раунда.

— Нет.

Мои пальцы ложатся ему на грудь, и я провожу кончиками пальцев по его соску. Он твёрдый, как и все остальное в нем.

— Для начала, прекрати это, или я кончу на твоё жалкое одеяло.

Я все еще держу руку, не убираю ее.

— Так что, как говорится в статьях, мужские соски тоже чувствительны.

— Какого рода статьи ты читала?

Его тон насмешливый.

— Ну, знаешь, всякие.

— Это какие?

Я краснею.

— Сексуальные.

— Сексуальные, да?

— Вот как я держу себя в курсе. Теперь доволен?

Он усмехается, и я не могу злиться или дуться, когда он это делает. Это похоже на счастливую песню. На мою собственную счастливую песню, текст которой знаю только я.

— На самом деле я не удивлен.

— Не удивлен? — подозрительно спрашиваю я.

— Ты всегда была любопытным маленьким котенком. — он постукивает меня по носу. — Почему бы тебе по-другому относиться к сексу?

— Ты помнишь?

— Я же говорил. Я помню о тебе все.

— Нет, ты не помнишь.

— Попробуй.

Я прищуриваюсь.

— Когда мне удалили мой первый зуб?

— В первом классе.

— Когда я решила, что фисташки мой любимый вкус?

— Летом.

— Какое мое любимое животное?

— Тигры, но ты довольствуешься кошками, потому что можешь их гладить и растить.

— Тогда почему у меня их нет?

— Потому что ты была травмирована после смерти Луны. Ты все еще скучаешь по ней и не хочешь, чтобы твое сердце снова было разбито.

Мой подбородок дрожит, но я продолжаю спрашивать.

— Какой мой второй любимый цвет?

— У тебя его нет, потому что все остальные цвета, кроме зеленого, отстой.

Боже. Он действительно помнит.

— Когда у меня произошёл мой первый поцелуй?

— Небрежный поцелуй или настоящий?

— Все.

— Это было со мной, когда нам было по десять, и я поцеловал тебя в губы, а не в щеку. — он замолкает, сжимая челюсти. — Что касается настоящего, я не знаю.

— На вечеринке Ронана с одним пьяным придурком, который поцеловал меня до полусмерти, а потом сказал, что я отвратительна.

— Ты знаешь, что я не это имел в виду. Это мой защитный механизм, не забыла?

— Это все еще причиняет боль.

— Грин...

Я поднимаю плечо.

— Я не буду лгать тебе, Ксан. Я не скажу, что сейчас все в порядке. Сдерживание эмоций вот что привело меня туда, где я нахожусь сегодня, поэтому я стараюсь не позволять боли поселиться внутри.

— Я не против. — он сжимает мою руку, которая лежит у него на груди. — Я буду сотрудничать. Порази меня своей болью.

— Я только что это сделала. Я не так жестока, как ты.

— Ой. Я заслуживаю этого.

— Давай согласимся, что ты заслуживаешь большего, но я никогда не причиню тебе боль, Ксан.

— Ты сделала это. — он вздыхает, звук громкий и глубокий. — Ты просто не была в курсе. Самое трудное, что мне когда-либо приходилось делать в своей жизни, это притворяться, что я ненавижу тебя, хотя я никогда ненавидел.

— Никогда?

— Никогда. Даже близко нет, — повторяет он мои предыдущие слова, но его тон совершенно серьезен. — Я сделаю все возможное, чтобы загладить свою вину перед тобой любым доступным мне способом.

— Как насчет того, чтобы рассказать мне, почему ты был девственником.

Он делает еще один вдох, на этот раз смиренный.

— Ты никогда не сдашься, не так ли?

— Нет. — когда он не двигается с места, я толкаю его. — Один раз Ронан хвастался тем, что он первый, кто потерял девственность, а Эйден последний. Я думала, ты где-то посередине.

И, возможно, в то время у меня заболел живот.

— Думаешь, я бы сказал Ронану, что я девственник? Он бы избегал меня, а потом накачал наркотиками и привел бы мне проститутку.

Да. Это так похоже на Ронана.

— Если ты так рисковал, почему просто не поплыл по течению?

— Я же говорил, я всегда хотел тебя.

— Но ты все равно мог бы заниматься сексом.

Даже когда я произношу эти слова, я не могу избавиться от горького привкуса, взрывающегося в горле.