Рождение сверхновой (СИ) - "Генрих" - Страница 44

Мощным ударом кулака папа пробивает верхнюю панель. Не насквозь, панель вгибается, от центра к краям разбегаются изломы и трещины. Смотрит на это Витя с искренним восхищением, даже Зина одобрила бы. Но исподволь подкрадывается беспокойство, как бы в таком состоянии отец дров не наломал.

Мужчина, бешено оскалившись, красивым и мощным ударом на этот раз ногой окончательно решает проблему верхней части двери. Обломки с грохотом обваливаются вовнутрь. Что-то отвлекает его сбоку, он раздражённо поворачивается.

— Папа, папа, там Кирюшка, — Витя стоит поодаль, он не сумасшедший близко подходить.

Из-за остатков двери слышен захлёбывающийся плач Кирюшки и успокаивающий дрожащий голосок мачехи. Витя внимательно смотрит, красная пелена бешенства медленно, но неуклонно истаивает в глазах отца.

— Насыщенный сегодня денёк получился, да, пап? — Витя подходит к отцу ближе. Уже можно, он почти в нормальном состоянии.

Мальчик смотрит на отца, поднимает вверх правую ладонь, тот подставляет свою. Они хлопают согласованным встречным движением и одновременно начинают ржать. Ощущается Юркиным некая истеричность в смехе, но лучше немного ненормальный смех, чем нормальная и здоровая вспышка бешенства.

Осаждённая часть дружной семьи Колчиных притихает.

— Есть хочу, — Витя переводит стрелки, но не пнуть мачеху не может, — она меня сегодня не кормила.

— Сам же не захотел… — робко из своего угла пискнула мачеха.

— Кусочек масла мне зажопила, представляешь, пап? — Тут же топит женщину Витя.

— Зазопила, — тут же подтверждает Кирюшка. Любит пацан такие слова, что тут сделаешь?

На кухне отец сосредоточенно смотрит в холодильник.

— Бутерброды тебе сделаю, — решает он.

— Не пойдёт, — не соглашается мальчик, — мне жевать больно. Кисель свари.

Через десять минут пьёт кисель и думает: жизнь с этого момента никогда не будет прежней. Для кое-кого она станет напоминать кошмар. И этим кое-кем будет не он. Это точно. Какая-то гадкая улыбка, странно знакомая Юне, «украшает» его лицо. Юна может видеть только глазами Вити, а в зеркало он не смотрит, зато чувствует. Отец не замечает, он лишний раз старается на сына не глядеть.

Конец видения 5.

— Да уж, понимаю твоего отца, — высказывается Юна. Она уже видела: полукруглая ссадина от швабры, вокруг неё живописное соцветие от красного до фиолетово-чёрного на всю половину лица. И этому фиолетовому пятну так тесно на занятой половине лица, что того и гляди выпрыгнет на вторую, не оккупированную часть.

— Давай дальше, — требует Юна.

— В следующий раз.

— Сейчас давай, пока у меня время есть.

— Как скажешь…

Видение 6. Решение проблемы

Витя неприветливо смотрит на тарелку супа, которую ставит перед ним очень тихая сегодня мачеха. Отец занимается тем, что ставит в спальню новую дверь. Витя до обеда крутился рядом, ему всё интересно. Подавал инструмент, стянул себе пару плашек.

— Чо, совсем мозгов нет? — он абсолютно прекратил сдерживать себя в отношении неё, — Мне жевать трудно. Бульону налей.

Без слов, только тихо вздохнув, мачеха убирает тарелку и ставит другую, наполненную прозрачным бульоном с весёлыми кружками жиринок на поверхности, редкими кусочками картофеля, мясных обрывков и других ингредиентов.

Мальчик оторвал рукой мякиш и принялся осторожно поглощать обед. Жевать было больно, но если не напрягать челюсти на твёрдом, терпимо.

— Холодный компресс мне принеси, — после обеда сухо отдаёт команду мачехе и уходит в комнату. Кирюшки сегодня нет. Его с утра отправили к бабушке, слишком он нервничает, когда лицо брата видит.

Юркин понимает отчётливо, что захоти он, и Вероника Падловна исчезнет из его жизни навсегда. Вместе с Кирюшкой, скорее всего, но что тут сделаешь. Падловна, кажись, этого не уразумела, но его сей факт не волнует. Решать ему. И он сомневается. Одна битая дура двух небитых стоит. Отец пострадает, налаженная хоть как-то жизнь полетит под откос.

Ему ничего, но неизвестно, кого приведёт отец на место Падловны. Как бы хуже не стало. Не пришлось бы снова укрощать. С этой-то почти всё решено. Он ещё потопчется на ней, но, в принципе, вопрос, считай, снят с повестки.

Первый выходной, суббота после самой яркой в его жизни пятницы. Можно было бы назвать её чёрной, но чувствует Юркин: с сегодняшнего дня жизнь настолько резко повернёт к лучшему, что не поворачивается язык так характеризовать вчерашний день.

Вечером настроение у Вити было заметно ниже среднего. Все книжки прочитаны, играть не с кем, физкультурой не займёшься, наполеоновские планы по захвату власти над миром составлены, только и делал, что лежал с холодным компрессом на лице.

После ужина становится легче. Он сумел испортить настроение родителям, — Юна этот момент тоже прекрасно поняла, — и, соответственно, поднять себе.

Добравшись до чая, Витя не даёт уйти с кухни родителям.

— С вас пять тысяч сейчас и каждый раз по истечении каждого месяца, — и спокойно пьёт чай дальше.

Вставший из-за стола отец замер, мачеха бросает затравленный взгляд.

— Поясни, сын, — отмирает отец.

— В садик вы нас не водите…

— Мест нет, — перебивает отец.

— Не важно. Главное, что вы не платите. Экономия? Да. Мы маленькие дети, за нами присмотр нужен. Почему няню не наймёте?

— А ты знаешь, сколько она стоит? Меньше тысячи за день они не берут.

— Двадцать тысяч в месяц, — мгновенно высчитал Витя. Про себя усмехнулся, ты, папа, зря число назвал. Себе же яму вырыл.

— А я прошу, нет, требую всего пять.

— Видишь ли, сын, внутрисемейные дела не оплачиваются, — находит, или ему так кажется, что находит выход отец, — Кто мне платит за установку двери?

— А мне что с твоей двери? — парирует Витя, — Ты не на семью работаешь, а на себя. Мне твоя дверь до лампочки, хоть вообще без неё обходитесь.

Отец переглядывается с мачехой, — у той взгляд совсем беспомощный, — и понимает, что поддержки с её стороны не будет.

— Мама на всю семью готовит, ей тоже надо платить? — самостоятельно находит аргумент отец. Витя удерживается от уточнения термина «мама».

— Ей и платят. Она сама, иногда ты. Она кучу денег тратит на себя. На наряды, косметику, всякие маникюры, причёски, — разносит аргумент отца Витя.

— Она свои деньги тратит, — возводит последний непробиваемый редут отец.

— Не свои, а семейные, — пробует редут на прочность Витя, — она не одна живёт.

— Если всё посчитать, то ты обходишься намного больше, чем пять тысяч в месяц. Так что давай не будем переходить на товарно-денежные отношения? Мы всё-таки семья, — подводит спор к концу отец.

— Давай, — неожиданно соглашается Витя, — Тогда просто выдавай мне по пять тысяч. Я буду учиться пользоваться деньгами, сам себе покупать игрушки, и всё такое…

Отец задумывается. Малолетний пацан обложил его со всех сторон. Приходится использовать право вето.

— Нет. Ты ещё мал, чтобы тебе такие деньги доверять.

На этом разговор заканчивается. В этот день. И продолжается в понедельник вечером.

Вечер понедельника. Ответный удар.

Мачеха, утирая слёзы и шмыгая носом, выносит испорченное постельное бельё к стиральной машине. Хмурый отец врезает в дверь спальни замок. Только Витя веселится, стараясь не показывать это лицом. Ни к чему лишний раз раздражать родителей, да и больно улыбаться. Впрочем, Кирюшка, виновник переполоха, тоже не унывает. То к отцу подойдёт, то к матери. Ему, стервецу, тоже весело. День прошёл не зря.

Витя приготовился загодя. Весь день вытачивал и подгонял плашку, утянутую вчера от отца. Детскими нетренированными руками получилось не сразу и несколько коряво, но главный критерий он выдержал. Какой критерий доминирует в оценке того или иного устройства? Очень простой: работает или нет. Выточенный Витей клин работал отлично. Дверь держалась, как прибитая.