Княжья травница (СИ) - Гринь Ульяна Игоревна - Страница 7

— Сколько хочешь, — философски ответил пёс, оторвавшись от обнюхивания травы. Мы шли небыстрым шагом по лугу, приближаясь к перелеску. Где-то вдалеке кто-то фыркал, а ещё похрустывали ветки, но я здраво рассудила, что со мной рядом большая собака, которая унюхает хищника на расстоянии и предупредит, а то и защитит. Сколько хочешь имён. Ну, наверное, он имеет в виду клички?

Клички, что ли?

— А как тебя кличет мать? Как подружки зовут? Как волхв нарёк?

— Э-э-э... У нас нет волхвов. Священники есть, но имя мне выбрала мама.

— Что оно означает? — поинтересовался Буран, вглядываясь в перелесок. Я подала плечами:

— Это имя богини охотницы, а так оно значит «посланница здоровья и благодеяния».

— А-а-а, так ты знахарка! Травница, — заключил пёс. — Я так и думал.

Думал он! Хм, знахарка. Да, будущий врач, но не заговорами лечащий, а по науке, лекарствами! Знахарка, пф!

Однако в голове всё вертелось и вертелось имя Руда. Поему так? Рудый это рыжий. Да, у меня волосы цвета меди, но отчего-то казалось, что у этого имени есть и другие значения. Не может же всё сводиться только к цвету волос?

Не знаю, сколько времени мы шли. Не было с собой мобильника, чтобы посмотреть, а часов я не носила. Только посматривала на солнце постоянно — как оно смещается по небу. Ноги начали тяжелеть. Князь держался. Дышал прерывисто, но дышал. Я про себя говорила ему: держись, держись, не умирай! И вытирала бисеринки пота с его высокого лба.

Наконец Буран поднял голову, нюхая воздух, и сказал:

— Город близко.

— Ура, — устало отозвалась я. — Мне холодно, и жрать хочу, блин!

— Тебе в город лучше не ходить, — бросил пёс и убежал вперёд. Как это не ходить? Чего это мне не ходить? Я оглядела себя и кивнула. Ну да, в джинсах, наверное, лучше не ходить туда, где все в сарафанах и холщовых «вышиванках». Но где достать одежду?

Город и правда оказался недалеко. Примерно минут через десять перелесок закончился, мы оказались на опушке, и у меня захватило дыхание. Город был огромным. Не таким, конечно, как наши города, а с Москвой и вовсе не сравнить, но гораздо больше тех, которые я видела на картинах художников и представляла, читая книги о древней Руси.

За высоченным частоколом стояли деревянные терема. Их маковки возвышались над городом, сверкая золочёными шпилями в свете закатного солнца. Фигурки диковинных зверей, вырезанные из дерева, украшали крыши, а на фасадах темнели крупно нарисованные символы крестов и солнц. Там и сям между маленьких окошек смотрели на меня строгие лица вытянутые и узкие, в рогатых шлемах и с длинными, свисающими до бороды усами. А в центре стоял самый высокий терем — с солнечным диском на маковке, венчающем весь город. Небось, княжий дом.

Буран вернулся с высунутым языком и сказал довольно:

— Пускай Резвого, пусть везёт князя в город.

— А мне куда, интересно? — обиделась я. Ведь я спасла ихнего князя, а меня теперь могут и не пустить!

Собака встряхнулась и села. Сказала нерешительно:

— Как ты есть травница... Пойдём, отведу тебя.

— Куда?

— Есть одно местечко.

Загадочный ответ удовлетворил меня чуть больше, чем наполовину. Местечко, ишь! Я голодная, как волк, смогла бы сейчас съесть половину столовки нашего меда, а он мне — местечко. Ну, если меня там накормят, то ладно.

Устроив повод на шее коня, я похлопала его по шее и сказала:

— Вези князя в город, Резвый, пожалуйста.

— Хорошо, отвезу, — покладисто согласился тот и почапал медленным шагом на дорогу, ведущую к высоким воротам в город. А Буран тронул носом мою руку:

— Нам обратно в лес, Диана.

Я с волнением посмотрела вслед лошади. Только бы ремешки не отвязались, только бы князь не упал. Только бы довезли. И пошла за собакой вглубь леса.

Чавкающий под ногами влажный мох поглощал звуки моих шагов. Перелесок давно сменился еловым бором с редкими вкраплениями лиственных деревьев. Сумрак уже царил здесь, тогда как на равнине было ещё светло от заходящего солнца. Я шла на ощупь, едва различая в темноте серую шерсть на заду Бурана. Тот бежал быстро, возвращался, поджидая меня, потом снова скрывался между деревьями. Сердце ёкало, предчувствуя какую-нибудь вселенскую хуету, которая обязательно сейчас выскочит из-за ёлки и сожрёт меня без соли и специй!

И вдруг еловые лапы расступились, я шагнула на маленькую полянку — в десяток шагов туда и обратно, и увидела избушку. За многие года она втопилась в мягкую землю, и предыдущим обитателям пришлось углублять вход, чтобы дверь могла открыться. Над крышей торчала печная труба, но она была мёртвой — дым не шёл. И свет в крошечных окошках не горел. Избушка казалась заброшенной.

Я оглянулась на притихшего Бурана. Он сложил уши назад и сказал осторожно:

— Вот здесь никто не живёт уже давно.

— А кто жил?

— Ведунья-травница.

— Ха! — ответила я, снова окидывая взглядом врытый в землю и поросший мхом домишко. Поёжилась. Атмосферненько, конечно, но как-то. не по себе. Мне тут жить?

Да фигу вам! Я в этом сарайчике, а некоторые в высоких теремах! Совсем уже какая-то вселенская несправедливость...

— Ты со мной? — спросила у собаки, выходя на полянку. Буран попятился:

— Не, мне туда нельзя. Там место такое. как раз для тебя. А я в город, там мой хозяин.

И он, поджав хвост, убежал обратно в лес.

Тоже мне, друг человека. Я фыркнула задорно, чтобы подбодрить саму себя. Да ладно!

Я ничего не боюсь. Я девочка просвещённая, умная, я в нечисть и всяких богов не верю. Вот подойду, толкну дверь и войду.

Покосившаяся дверь поддалась не сразу. Я толкнула посильнее, глянувшись на молчаливый лес, толкнула ещё раз и ввалилась в избушку. Пахнуло затхлостью и травами

— таким убойным коктейлем из трав, что чуть дурно не стало. Оставив дверь открытой, я окинула взглядом своё временное жилище. И едва не отдала душу тому богу, в которого не верила.

На топчане у закопченной печки лежал, заботливо укрытый покрывалом из множества цветастых кусочков, скелет с длинными седыми волосами.

Июнь 20 число

— Твою мать, — только и смогла сказать я, когда обрела способность говорить. Вот повезло так повезло! Попала в какую-то дыру миров, мило поболтала с лошадкой и собачкой, спасла человека и вот теперь мне придётся жить в пряничном домике с умершей неизвестно когда ведьмой.

Счастья привалило, Дианочка!

Так. Спокойно. В морге я уже была. Трупы видела. Трупы страшнее скелета. Чего мне бояться-то? Ведь не бросится на меня и не укусит! Надо взять себя в руки и осмотреться. Ночевать в лесу мне очень не хочется, в избушке со скелетом всяко безопаснее.

Прикрыв дверь, я сделала несколько шагов внутрь. Низкий потолок нависал над маленькой комнаткой, у противоположной от входа стены стояла печь — обычная, как в деревне, но поменьше. Топчан был единственной кроватью и был, к сожалению, занят. А на столе, на стенах и под потолком лежали и висели пучки трав. Сухие, свежие, перевязанные бечёвками или заботливо укутанные в тряпочки. Столько трав, что голова кружится от их запаха и в носу свербит. Ни одной книги. Ни одной бумаги с записями. Зато у окошка ещё один столик, а на нём склянки и горшочки. Я подошла к ним, заглянула в одну — какой-то серый порошок. В другой оказались кусочки чего-то коричневого и непонятного. В третьей. Я отскочила и зажала рот рукой — в баночке лежали склизкие маленькие глазки!

Фу! Даже думать не хочу, чьи они и как их собирали!

— Гадость какая. — пробормотала, сев на край топчана. Ноги гудели, как неродные. Спать тоже хотелось. А тут скелет. Чёрт. Надо, наверное, озаботиться похоронами.

Завернуть прямо в это покрывалко и отнести в лес, вырыть ямку... Яму. Сколько там надо по правилам? Метр или два? Я не смогу физически выкопать два метра земли.

— Я. ещё. не. померла.

Цепкая хватка за запястье заставила меня подскочить и заорать от ужаса. Меня держала рука скелета! Не кости, а рука, обтянутая кожей, пусть даже сухой и похожей на пергамент. Хватая ртом воздух, я пригляделась. Скелет вовсе ещё не скелет! Что-то среднее между трупом и мумией. Глаза открыты, полностью белёсые, вместо радужки — бельма. Губы шевелятся, старуха — а я отчего-то была уверена, что это женщина — силится что-то сказать. Мамочки. Живой труп, зомби!