Ведьмина кровь - Рис Селия - Страница 21

Иногда он оставляет на нашем пороге подарки: корзиночки из тростника или ивы, полные орехов и яблок, слив и голубики. Он знает, что Марта любит голубику — она напоминает чернику, но крупнее и слаще.

Дальше нашего дома Сойка в поселение не заходит. Другие индейцы, кажется, вообще у нас не появляются. С тех пор как мы здесь, он единственный туземец, которого я видела.

55.

Октябрь (?) 1659

— Хочешь знать, почему мой народ не ходит в этот лес?

В лесу есть место, где земляника растет до первого снега. Мы сидим здесь друг напротив друга и едим ягоды. Нам легко общаться оттого, что я одеваюсь по-мальчишески: Сойка относится ко мне как к брату.

— Первые поселенцы без нас бы погибли. Мы научили их выживать, показали, что можно выращивать, объяснили, когда возделывать землю, когда собирать урожай. Когда они пришли, мы думали, что земли хватит всем и мы сможем жить вместе. Но белых людей становилось все больше, и они забирали все больше земли. А потом стали присваивать земли, которые мы расчистили для себя, потому что там удобнее строить дома. Но мое племя погибло не поэтому.

— Погибло?! На вас напали?

Он покачал головой.

— Никто не приходил к нам с оружием. Но белые люди привезли болезни. Это началось много лет назад, задолго до того, как основали Плимут. Из Европы приплывали рыбацкие шхуны. Каждую зиму они возвращались к себе, но их болезни оставались с нами. Потом появились торговцы, которые скупали меха — они тоже приносили болезни. С англичанами пришла страшная пятнистая хворь. Наши знахари не справились с напастями из чужих земель — никто не знал, чем их лечить. Многие заболели и умерли. А те, кто остался, настолько ослабли, что не могли ни охотиться, ни рыбачить, ни заниматься земледелием, ни собирать урожай. Мы назывались пентукет — племя народа пеннакук. Наше главное поселение было на севере, у реки Мерримак. Из-за болезней там почти никого не осталось, и земля досталась англичанам. А мой отец был сахем — вождь небольшой деревни у притока реки. Он надеялся, что нас минует напасть, убившая людей на Мерримаке, но увы. Однажды белые люди пришли к нам за помощью — и принесли болезнь с собой. Отец умер, а следом моя мать, сестра, братья и многие-многие другие. Один добрый белый человек сделал для больных все что мог, но этого было мало. Тогда он забрал меня и еще нескольких сирот. Он воспитал нас, выучил и относился как к родным.

— И ты от него ушел?

— Это было нелегко. Но чтобы жить среди белых, мало говорить и одеваться как они. Человеку лучше быть среди своих, и я решил вернуться в племя. Но вернулся — и узнал, что моя деревня превратилась в поселение белых людей и теперь называется Бьюла.

— Но кто-то же остался? Где они?

— Мы не живем на одном месте круглый год. Тот холм, где вы поселились, был нашей летней стоянкой. Зимой мы уходили в лес, чтобы охотиться, а весной возвращались заниматься земледелием и рыбачить. Так было всегда. И однажды весной люди — те немногие, кто выжил, — вернулись и увидели, что наши святилища разрушены, могилы предков осквернены, а на их месте стоят дома. Наши запасы еды расхитили. Ничего не оставалось — только уйти.

— Значит, ты никого не встретил из своих?

— Только дедушку. Он остался присматривать за камнями. Хорошо хоть они сохранились…

— Ты о чем?

— На вершине холма раньше стояли камни. Они были там с начала времен, и мои люди почитали это место. А теперь…

— …на них стоит наш дом собраний.

Я давно обратила внимание на необычные камни его фундамента — не обточенные и с виду очень древние.

— У нас в Англии тоже есть такие камни, — сказала я и рассказала Сойке про камни Мерлина.

— Но твои люди их не разрушили.

Я покачала головой.

— Они считаются языческими.

— Это же ваши древние святыни!

— Теперь это ничего не значит… А ты бывал в Бьюле?

— Да уж, бывал.

Он замолчал, а я поняла, что больше он в Бьюлу не придет.

56.

— Вот и слухи поползли. А я предупреждала! — ворчала Марта.

Наш дом достроен. После ужина, когда за окном темнеет, мы сидим у очага. Сегодня Марту навещала сестра, а это всегда портит ей настроение.

— Что за слухи? — я оторвала взгляд от вышивки. — О чем?

— О том, что ты шатаешься по лесу. И если бы только это!

— Что-то случилось? — спросил Джонас, которого встревожило беспокойство в ее голосе.

— Джетро Вейн жалуется, что его поросята хворают. Говорит, на них порчу навели. А кто-то видел, как Мэри ходит, где они пасутся. Якобы посмотрит на них, а потом как закричит, будто проклятьями сыплет…

— Ты же сама велела мне гонять их с наших грядок! Конечно, я кричала, их так просто не прогонишь — это же наглые, полудикие твари…

— Это кто же принес такие слухи? — спросил Джонас.

— Сестра моя, миссис Фрэнсис. Видите ли, хотела предупредить, что «люди поговаривают».

— Она просто хотела вас позлить, — сказал Джонас, но сам помрачнел. — По-моему, она любительница сплетничать и пакостить людям.

— Она, конечно, сплетница. — Марта покачала головой. — Но это как раз значит, что на ее слова нужно обращать внимание. Мимо сестрицы Энни и муха не пролетит незамеченной. Поверьте, Джонас, вы плохо знаете этих людей, а я их знаю.

— Пусть даже так, но ведь всему есть разумное объяснение! Ну что значит «навели порчу»? — Джонас человек ученый, и суеверия ему чужды. — Скорее всего, свиньи подхватили хворь от поросят, которых привез его брат. — Он вернулся к своей книге. — Я сразу подумал, что они какие-то чахлые.

— Может, они от самого Джеремаи заразились? — предположила я.

Тобиас засмеялся. Джеремая Вейн, как и его дочь Дебора, действительно напоминает свинью английской породы темворс: рыжий, бородатый, с маленькими глазками, узким подбородком и вытянутым носом.

— Ничего смешного! — воскликнула Марта, и глаза ее позеленели от возмущения. — Это все опасные разговоры. Знаете, к чему они приводят? Нам не нужно, чтобы против нас тут все ополчились. — Она повернулась к Тобиасу: — Ты, юноша, шел бы да починил забор. Не хочу, чтобы эти мерзкие свиньи совали к нам свои рыла. А что касается тебя, — тут Марта повернулась ко мне, — брось свои чудачества! Никаких больше походов в лес. Не давай лишнего повода злым языкам.

57.

— Эти люди живут в лесу, как звери, ходят голыми, предаются разврату и другим грехам. Они даже не возделывают землю! Они хуже, чем опустившиеся попрошайки…

Миссис Фрэнсис снова у нас в гостях: на этот раз нагрянула вечером, чтобы всех застать. Тема ее проповеди — туземцы.

Марта сидит с непроницаемым лицом. Если бы не туземцы, которых ее сестра так презирает, Джонас лежал бы сейчас в могиле. Но она бросает в нашу сторону строгий взгляд, чтобы мы не вздумали возражать. Джонас зарисовывает какую-то веточку, лежащую перед ним на столе. Тобиас сидит в углу и мастерит куклу для одной из сестренок Ребекки. Мне хочется спорить, кричать, что миссис Фрэнсис ничего не понимает. Индейцы просто живут в ладу с этим миром. Они строят себе укрытия между живых деревьев и берут от земли только то, что им нужно, чтобы не опустошать ее. Но я молчу. Сестра Марты — глупая, узколобая и необразованная. Надувает пухлые щечки, вынося непрошеные суждения, а потом еще поджимает губки веревочкой. И везде ей надо сунуть свой нос!

— Что ты там пишешь, девочка? Покажи мне.

Я вздрогнула. Острие пера сломалось, превращая аккуратный восклицательный знак в уродливую кляксу.

— Мэри помогает мне. — Джонас протянул мне нож, чтобы я заточила перо. — Мы работаем над заметками для моей книги.

— Покажите, покажите!

Миссис Фрэнсис требовательно протянула руку.

Джонас деловито покопался в бумагах, заботливо и как бы невзначай накрыв листами мой дневник. Наша гостья определенно хотела взглянуть именно на то, что писала я, но Джонас протянул ей свои наброски. Она взяла папку, открыла, и страницы зашуршали под ее пальцами. Она изучала заметки с подчеркнутым вниманием, нахмурившись с видом знатока, но губы ее неуверенно шептали слова, и она водила по строчкам пальцем, что выдавало в ней человека малограмотного.