Краденая магия. Часть 1 (СИ) - Кащеев Денис - Страница 15

— В самом деле? — перевела на меня удивленный взгляд Надежда.

В ответ я лишь развел руками — не хотел, мол, так уж вышло.

— О-бал-деть! — восторженно выговорила девушка. — О духи, я тоже так хочу! Не в смысле кучкой просыпаться, — по-быстрому поправилась она, — а испепелять всяких… ну, разных. Научите меня, сударь?

в которой мне рассказывают о трех слонах магии

— Все, я пустая, — голосом человека, только что в одиночку разгрузившего машину кирпичей — то есть вообще никакущим — выговорила Надежда Морозова, отпуская мою ладонь.

Склонившись навстречу друг другу, мы с девушкой сидели в сдвинутых почти вплотную низких, не особенно мягких креслах с косолапыми резными ножками и массивными деревянными подлокотниками. Рядом, у стены, расписанной вертикальными полосами разных оттенков зеленого — войдя, я было решил, что это такие обои, но оказалось, краска — дежурил Сергей Казимирович.

— Зато живая, — бросил он девушке.

Что до меня, то я не сдержал разочарованного вздоха: с разрывом телесного контакта разом схлынуло упоительное, всепроникающее блаженное чувство, переполнявшее меня с первых мгновений испытания. Сравнить его можно было разве что с восторгом интимной близости (не скажу, что мой опыт по этой части так уж богат, но какой-никакой имеется) — при том, что воспитанница князя меня всего-то за руку подержала! Ну да, не обошлось без магии — но и что с того?!

Уф-ф, даже неловко как-то! Сколько ей лет-то? Пятнадцать? Надо бы при случае уточнить, но с виду — едва ли больше! А тут такое…

Интересно, а сама Надежда что при этом ощущала? То же самое, что и я? Тогда вообще атас! Или, наоборот, нечто ужасное, вроде того, через что мне довелось недавно пройти во дворце Воронцовых? Ведь, в отличие от покойного сопляка Петра и его кровожадной сестрицы, ману у партнера моя новая знакомая не забирала — наоборот, отдавала свою.

Блин, если наоборот — то вдвойне стыдно!

А по лицу — не поймешь, то ли вообще ничего не чувствовала, то ли выдержкой обладает железной…

Идея, разумеется, принадлежала Огинскому: не пытаться, подобно молодому графу, меня магически обокрасть, рискуя вызвать непроизвольную защитную реакцию в виде Зеркала («Или еще чего похуже», — как выразился полковник), а напротив, щедро одарить (как именно это должно было сработать на искомый результат, растолковать мне хозяева не потрудились, однако на том, что сработать должно, сошлись оба). Но и в этом случае в безопасности эксперимента жандарм, похоже, не был до конца уверен: сразу предупредил воспитанницу, что станет ее страховать, и потом все четверть часа, что длилась процедура, сурово нависал над нами с девушкой, время от времени производя руками выразительные пассы.

Надеюсь, мыслей моих он при этом не читал — с него станется! Хотя что там было читать: в отличие от сдержанной Надежды у меня, должно быть, все на физиономии было написано — четче холопской печати!

Ох, девушка же тоже это видела!.. Остается надеяться, что ей было не до того — вон как вымоталась, бедняжка…

— То есть вас это вообще не удивляет? — обернулась между тем Морозова к Сергею Казимировичу в ответ на его реплику.

— Сколько вы слили? — вопросом на вопрос отреагировал князь.

— Говорю же: все, что было. Четыреста семьдесят пять мерлинов. Почти свой максимум. И — как в бездонную прорву. Там еще столько же может оказаться необсчитанным — легко! Или даже больше!

— Гадать о сем — занятие неблагодарное, — покачал головой Огинский. — Просто зафиксируем себе, как это принято согласно государственному стандарту: свыше четырехсот пятидесяти мерлинов. Это уже всяко уровень, в седую старину именовавшийся Боярским, а в наш просвещенный век, когда гармонию так и норовят выразить через сухую арифметику, называемый седьмым. Суть не в наименовании — высший есть высший, — пара последних предложений, должно быть, предназначалась мне, хотя обращался полковник по-прежнему к воспитаннице. Как бы то ни было, ушли его слова, почитай, в пустоту — я почти ничего не понял, а девушка, судя по ее виду, в разжевывании очевидного не нуждалась.

— То есть вас это не удивляет, — уже не спросила — просто констатировала она, исподволь поглядывая на меня — с нескрываемым любопытством. — Ну, добро…

— Позвольте вопрос? — кое-как собравшись с мыслями, в свою очередь поднял я глаза на полковника.

— Извольте, сударь, — с довольным видом благосклонно кивнул тот.

— Поясните наконец толком, что именно мы тут намерили? Типа, я крутой маг? Ну, могучий, в смысле? Высшего уровня?

— Не совсем, — усмехнулся князь. — Магами, тем более, могущественными, не рождаются. Ими становятся — в результате постоянных и упорных трудов. Вот «бурдюк» из вас, сударь, и правда вышел бы на зависть — уже нынче!

— Сергей Казимирович! — слегка нахмурившись, с явственным упреком произнесла Надежда. — Как можно?

— Вас, сударыня, слово «бурдюк» коробит? — приподнял брови Огинский.

— Нет, — передернула плечами девушка. — Сама идея использовать другого человека в качестве ходячего запаса маны — против его воли!

— Что поделать, таковы уж сии времена, — развел руками полковник. — Многие старые дворянские фамилии вырождаются, некоторым их отпрыскам без «бурдюка» не обойтись. А иные, может, и могли бы — но зачем, если можно по сходной цене купить одаренного холопа?

— Вот это-то и мерзко! — с горячностью заявила Морозова.

— Не стану возражать, — пожал плечами полковник. — Замечу лишь, что нам с вами, с нашим седьмым уровнем, легко осуждать тех, кто обречен жить со вторым-третьим…

— Прошу прощения, — вмешался я в их спор. — Седьмой, третий… Что все это значит, если не магическую силу?

Девушка и Сергей Казимирович переглянулись.

— Давайте лучше вы, сударыня, — предложил воспитаннице Огинский. — Изложение основ простыми словами, похоже, не мой конек. А тут ab ovo[1] нужно начинать. Представьте, что вам нужно растолковать работу магии человеку, прежде никогда с оной не сталкивавшемуся!

— Даже боюсь предположить, где вы росли, сударь, — с такими-то вводными — в Африке? — заметила, переводя взгляд на меня, Надежда. — Все это весьма загадочно, потом вы непременно поведаете мне свою историю, хорошо?

Я машинально кивнул — после случившегося между нами в ходе затеянного князем эксперимента я был готов, не задумываясь, ответить согласием на любую ее просьбу.

— Что же касается сути магии, — продолжила между тем Морозова, — то представьте себе трех слонов, попирающих ногами панцирь гигантской черепахи, и при этом держащих на спинах земной диск…

— Земной диск? — на автомате переспросил я.

— В силу воспитания, Владимир Леонидович — сторонник прогрессивного, так называемого научного подхода к мироустройству, — поспешил заметить Огинский. — Гелиоцентризм, Марс с Венерой и прочими небесными телами как подобные Земле миры…

— Я тоже мыслю современно — можно подумать, вы, Сергей Казимирович, о том не осведомлены! — стрельнув на князя недовольным взглядом, заявила девушка. — Но так, по старинке, проще объяснить. Итак, — снова обратилась она ко мне, — представили, сударь? В нашем случае оный диск — это магия. Первый слон — мана. Ее предел четко отмерен каждому от рождения и не меняется до самой смерти. И мы только что выяснили, что у вас, сударь, он, весьма высок. Никак не меньше потраченных мной при проверке четырехсот семидесяти пяти мерлинов. Как отметил Сергей Казимирович, это седьмой, высший уровень магического потенциала… Но пока всего лишь потенциала, — не преминула разочаровать меня рассказчица. — Потому как второй слон — это сила, — продолжила она. — Изначально она у всех равно невелика, но, в отличие от предала маны, силу можно повысить тренировками. Измеряется она в ньютонах — в честь одного английского чародея. Британские подданные вообще внесли значительный вклад в теорию магии — колдун Мерлин, давший свое имя единице маны, тоже ведь родом с Туманного Альбиона. Хотя были и у нас выдающиеся теоретики — те же Всеслав Полоцкий, Яков Брюс, Анна Глинская, Григорий Распутин… Но терминология все равно устоялась английская, — будто бы разочарованно вздохнула Надежда.