Белые львы (СИ) - "Omega-in-exile" - Страница 76

====== 32. ДОМИНАНТ И ЕГО САБ ======

ГЛАВА 32. ДОМИНАНТ И ЕГО САБ Аэропорт Палермо, апрель 2008 года Йен прошел паспортный контроль в ВИП-зоне аэропорта Палермо и в сопровождении телохранителей направлялся к своему бизнес-джету. Мысли его были о Саше. Тот уехал, даже не попрощавшись. Куда? Гор наотрез отказался сообщить это. Но Йен не был бы Йеном Хейденом, если бы не нашел выход. У него были возможности проследить за Сашей, и он ими воспользовался. Но информации пока не было. Йену было тревожно. Он чувствовал, что над мальчиком нависла угроза. Черт, ну зачем он уехал? Лучше бы сидел в Казиньяно. Конечно, смешно было думать о надежной защите средневековых стен… Но Йену так было бы спокойнее. Двигатели самолета уже работали, Йен поднялся в салон, и самолет сразу пошел на рулежку, готовясь к взлету. Предстоял долгий трансатлантический перелет в Сан-Франциско. Йен достал мобильник, чтобы отключить его перед взлетом: он свято следовал этому правилу авиационной безопасности. Но тут взгляд упал на экран: там было три непрочитанных сообщения.

«А. во Флоренции»

«М. летит во Флоренцию»

«Н. обсуждал с другом из Парижа тему А.»

Йен изменился в лице. Первые два донесения гласили, что Саша находится во Флоренции и что туда же направляется Мурзин. Значит, Мурзин узнал об их встрече в Казиньяно. Йену стало страшно – за Сашу. А еще тревогу вызывала последняя записка. Нбека говорил о Саше с человеком из французской контрразведки? Что это значит? Что вообще происходит?? Самолет уже начал разбег, когда Йен вскочил и ринулся в кабину пилотов, цепляясь за спинки кресел. – Изменить курс! – не своим голосом заорал он. – Летим во Флоренцию! – Сэр, вернитесь в салон, – не оглядываясь, бросил командир. – Планы изменились! Мне срочно нужно во Флоренцию! – Сэр, а план полета не изменился. Мы не можем так просто изменить курс. – Тогда возвращайтесь в Палермо! – в бешенстве крикнул Йен. – Согласовывайте ваш чертов план и летим во Флоренцию! Пилоты промолчали, мысленно проклиная психопата последними словами. *** Флоренция, апрель 2008 года Саша смотрел на Эма холодно и властно, а тот не спускал с него завороженного взгляда. Оба они молчали. Саша знал, что делать. Делать то, что еще не делал ни с кем. Он открыл дорожную сумку. На дне лежала сбруя. Саша взял тематический наряд в дорогу машинально, это была уже многолетняя привычка. Не спеша, он стал снимать с себя одежду, позволяя Эму любоваться крепким, загорелым телом, затем стал неторопливо уверенными, точными движениями начал надевать сбрую. Нижнее кольцо сбруи Саша надел на свой член. И снова застыл с уверенной улыбкой. Эм смотрел на него горящими глазами. Саша медленно достал из сумки ошейник с металлическими заклепками и выжидающе посмотрел на Эма. Тот задрожал и принялся скидывать с себя одежду: торопливо, но при этом удивительно грациозно, медленно опустился на колени, в его голубых глазах читалась мольба, пушистые ресницы трепетали, губы чуть приоткрылись. Саша смотрел на него с холодной отстраненностью. Он по-прежнему не понимал, что происходит. Прежде он всегда был нижним, сабом, рабом, и у него не возникало и мысли, что он может кем-то еще. Он получал истинное наслаждение от подчинения, от присутствия сильного и жестокого человека, которому можно было доверить себя, в чьей силе и мощи можно было раствориться без остатка, с кем можно было чувствовать себя защищенным и от реальных бед, и от потаенных страхов. Но теперь другой парень смотрел на Сашу и изъявлял желание подчиняться ему. И не просто изъявлял желание, но умолял, просил: сверканием голубых глаз, трепетом ресниц, покорной позой… Саша залюбовался Эмом: его грациозным телом, плечами как у античной статуи, стройной шеей, на которую красиво падали вьющиеся черные волосы. А Эм любовался сильным, крепким, ладным северянином с серыми глазами, которые могли быть удивительно нежными, но сейчас были полны холода и власти, его прямой осанкой, всем обликом, полным силы и уверенности. Сбруя на Саше вообще сводила Эма с ума. Ему доводилось встречать мужчин в сбруях. Чаще они выглядели красиво только на фотографиях, снятых профессионалами. В реальности же сбруя на многих смотрелась нелепо. Даже на мускулистых, крепких мужчинах. А на Саше сбруя выглядела совершенно органично. Она подчеркивала красоту его выпуклой груди и широких плеч, стройность талии, крепость пресса. Сбруя делала его грозным. Так, во всяком случае, казалось Эму. Сейчас он был готов на все, чтобы угодить сероглазому повелителю. Чтобы повелитель сделал его своим. Сероглазый парень шагнул к Эму, и ловко застегнул ошейник на красивой, стройной шее. Эм почувствовал радость, как будто теперь и впрямь стал принадлежать тому, в кого влюбился безоглядно. С кем хотел быть всегда. Но на пухлых губах появилась надменная улыбка, как будто говорившая, что Эм еще не заслужил желаемого. Что сероглазый доминант пока только дозволил приблизиться к себе, но не более. Доминант взял стек, отступил на шаг, надменно выпрямился и стеком заставил саба приподнять подбородок, устремив на него холодный взгляд. Голубоглазый саб смотрел на доминанта, дрожа и взволнованно дыша. А тот провел стеком по красивому, точеному лицу Эма от подбородка до вершины лба, затем вниз – медленно-медленно, словно изучая его лицо. Кончик стека проник в рот Эма, а затем медленно стал двигаться по верхней кромке ошейника. Лицо доминанта было бесстрастным, серые глаза смотрели холодно и пристально, как будто он решал: а стоит ли брать этого саба? Саб затрепетал, словно решался вопрос его жизни и смерти. И это не было игрой. Эм оказался в мире, где единственным смыслом существования была принадлежность доминанту. Альтернативой было небытие, распад на атомы… Энтропия, смерть. Но доминант отступил на шаг и уселся в кресло, глядя на саба равнодушно и отстраненно, как будто не видя его. И сабу показалось, что для него все кончено. Он предпочел бы, чтобы эти серые глаза пылали гневом, ненавистью, потому что их равнодушный, невидящий взгляд был поистине убийственным. Но тут доминант снова провел стеком по лицу саба и молча указал ему место рядом с собой. Саб осторожно уселся на пол, но стек больно кольнул его в грудь. Доминант хотел, чтобы он лежал на ковре, устилавшем спальню. Саб покорно улегся на спину. Он уже не видел лица доминанта, сидевшего в кресле, словно тот пребывал в заоблачных высотах, недоступных смертным. Тяжелая ступня опустилась ему на грудь и придавила к полу. Саб, затаив дыхание, изучал эту ступню. Кожа была нежной, ухоженной, ровные пальцы явно знали, что такое педикюр. Саб невольно залюбовался ими. Прежде он был равнодушен к подобным вещам. Более того, они даже вызывали у него отторжение. Но теперь ему хотелось нежно пососать эти пальцы, словно это было самой большой наградой, на которую он мог рассчитывать. Саб был бы счастлив если бы ему это позволили, он даже не стал бы желать ничего большего. Доминант поставил вторую ногу на грудь саба. Тот блаженно застонал, но тут же получил легкий удар стеком. – Молчать! – тихо донеслось сверху. Саб замер. Он боялся пошевелиться. Это был не страх перед наказанием, а страх не угодить господину. Которому так хотелось угодить, поймать взгляд серых глаз. На мгновение Эм как будто увидел себя со стороны и изумился. Происшедшая с ним метаморфоза была непостижимой. Жесткий секс, фистинг – все это было, но никогда, никогда не было у него такого опьяняющего желания выполнить любую волю партнера. Нет, Ал был для него не просто партнером. Ал был повелителем. Властелином. Левая ступня опустилась на упругий живот Эма, чуть надавив на него. Эм застонал, ему хотелось, чтобы нога его господина раздавила бы его, он хотел этой боли, страстно хотел… Но получил лишь легкий удар стеком по щеке и короткий приказ: – Молчать! Снова воцарилось безмолвие. Время как будто текло кругами, возвращаясь к тому, что уже было… Мир становился другим, законы физики изменялись до неузнаваемости. Саша молчал. Лицо его было бесстрастным, серые глаза смотрели на картину, где пировали античные мудрецы. И Саше показалось, что опьянение властью – сродни опьянению вином. Хмельным вином, имя которому пустота. Нет, он не имел права опьяняться властью. Не мог становиться служителем пустоты. – Встань, – коротко приказал Саша, убирая ноги с Эма. Тот поспешно поднялся – красивый, грациозный. Покорный. Саша, сидевший в кресле, смотрел на Эма снизу вверх, и это был взгляд господина, готовящегося вынести приговор трепещущему рабу. Он провел стеком по телу Эма от члена до подбородка, чуть задержавшись на пупке, а затем заставив Эма приподнять голову и оглядывая его со странной задумчивостью. Член Саши уже вовсю стоял. Эм вытянулся по стойке смирно, только грудь его вздымалась, и Саша видел эрекцию парня. Пугающая новизна, в которую предстояло окунуться Саше, была похожа на знакомый ему туман. Но в этом тумане не было призраков. Был только прекрасный юноша, который хотел ему принадлежать. Юноша, который нравился Саше, но не более того. Саша знал, что стоит перед невидимым рубежом. Новым рубежом. Один рубеж он перешагнул, когда встретился с Йеном на Сицилии. У второго рубежа он стоял сейчас. И что-то подсказывало Саше, что третьего рубежа не будет. Что вот этот, второй рубеж, будет для него Рубиконом, точкой невозврата. – На кровать, – негромко скомандовал он. – Лечь на спину! Руки вытянуть. В голубых глазах саба блеснула радость. Его не отвергли. Его принимают! А доминант медленно поднялся, мягкой, пружинистой походкой подошел к сумке, вынул из нее две пары наручников, смазку, а затем с холодной, жестокой улыбкой подошел к трепещущему сабу и ловко приковал его руки к спинке кровати, как будто делал это сотни раз. Хотя на самом деле сотни раз это проделывали с ним. Эм лежал, со страхом и восхищением глядя на парня, в глазах которого читалась неумолимость. Он чувствовал себя человеком, впервые прыгнувшим с парашютом. Саша медленно раскатывал по члену презерватив, явно рисуясь, снисходительно позволяя прикованному парню лицезреть свое мускулистое тело. Но и ему самому было жутко. Жутко от самого себя – нового. Незнакомого. Опасного. У него мелькнула мысль, что, может быть, вот так тихие и спокойные люди и превращаются в опасных маньяков. Но нет. Он себя контролировал. Ему просто неожиданно понравилось чувствовать себя сильным, уверенным в себе мужчиной. Словно в нем проснулось нечто потаенное и теперь рвалось наружу, разрывая в клочья все, что казалось прежде незыблемым. Саша зарычал, схватил Эма за щиколотки и резко поднял, заставляя развести ноги. Эм вскрикнул, когда Саша вошел в него резко, одним рывком. Если бы отверстие Эма не знало фистинга, ему пришлось очень больно. Но все равно Эм был сейчас довольно узок. Саша не проваливался в него, хотя чувствовал, что по мере того, как мышцы Эма расслабляются, начинает возникать этот самый провал… Из груди Саши вновь вырвалось рычание, на сей раз недовольное. Он шлепнул Эма по упругой заднице, потом еще и еще, а затем начал мять его ягодицы – сильно, жестко. Эм, прикованный наручниками, извивался, вскрикивал, а Саша смотрел в его глаза – надменно и даже с презрением, и видел, что в глазах Эма снова начинает появляться страх. Саша отстранился и повернулся спиной, словно потеряв к парню всякий интерес. Эм смотрел на крепкую, загорелую спину с хорошо прорисованными мышцами, и его охватил ужас. Нет, не из-за того, что ему, беззащитному, прикованному наручниками к кровати, сделают что-то ужасное, а то, что в нем все-таки разочаровались. Саб жалобно всхлипнул. Но доминант даже не обернулся. А ведь саб сейчас все отдал бы только за то, чтобы вновь увидеть серые глаза, пусть даже полные ледяного презрения. Но тот взял сигарету, закурил и подошел к окну. Повернув голову, Эм видел профиль Ала: чуть коротковатый нос, пухлые губы и взгляд, устремленный вдаль. Ала, казалось, совершенно не смущало, что его могут увидеть с улицы вот такого: в сбруе и фуражке. Эма вдруг охватила ревность: а если Ал сейчас увидит кого-то и окончательно бросит его? Да, это были нелепые страхи, но Эм не мог с ними справиться. Он задергался, жалобно заскулил. Ал посмотрел на него недоуменно, словно видел впервые, а затем снова отвернулся. – Не уходи! – всхлипнул Эм. Снова взгляд на Эма. Глаза-озера были покрыты льдом, бровь вопросительно изогнута, на пухлых губах – странная усмешка: не то презрительная, не то сочувственная. Сочувственная… нет, этот обладатель заледеневших глаз не мог сочувствовать. Он мог только презирать. Эм это осознал, и в его груди вновь заклокотало отчаяние. Он открыл рот, но ему стало страшно произнести хоть слово, даже вздохнуть… Эм боялся что-то сделать не так. Он понимал, что может сделать что-то только по приказу Ала. И он хотел, чтобы Ал отдал этот приказ… Между тем Ал неспешно что-то искал в сумке. А затем так же, не спеша, повернулся к Эму, но даже не взглянул на него. И принялся натягивать на руки латексные перчатки – черные, блестящие, до локтей. Эм затрепетал. Ал медленно приближался к нему. Он выглядел эффектно: в сбруе и длинных латексных перчатках. Эм тихо ахнул и раздвинул ноги, но Ал нахмурился, и парень, нервно дернувшись, снова сдвинул ноги, вытянувшись солдатиком. Ал подошел, рука, затянутая в латексную перчатку, влезла в рот Эма, принеся привкус резины. У Эма заныло в паху, он застонал, глядя в серые глаза, и в них как будто стало меньше холода, но больше желания. Ал открыл банку с лубрикантом и жестом приказал сабу раздвинуть ноги. Тот повиновался, по его телу пробежала дрожь предвкушения… Саша замер. Снова заныла занозой мысль о том, что он не испытывает к Эму любви. К Эму, который его любит. Смысл происходящего был не в любви, но и не в похоти. В чем-то другом. Саша как будто исполнял свой долг. Долг господина, обязанного заботиться о слуге. Снова это странное чувство! Снова! Что это, откуда? В чем смысл этого наваждения, и есть ли он вообще? Может быть, он действительно сходит с ума? Все эти видения… Белый лев, таинственный незнакомец, внезапное преображение в доминанта… Что это? Что? Саша закрыл глаза. А когда открыл, то снова увидел взгляд Эма, устремленный на него. Этот взгляд говорил яснее ясного. Он не имеет права отказаться от Эма. Без него Эм засохнет как цветок в пустыне. Голубые глаза потускнеют, в них воцарится пустота. Саша понимал, что только он может сохранить душу этого парня. Пусть оба они и были полны темной похоти, но ведь звезды сверкают именно во тьме… Саша тряхнул головой, отгоняя странные мысли, казавшиеся особенно нелепыми в эту минуту, когда он в кожаной сбруе стоял над Эмом, а тот смотрел на него с нескрываемым восхищением. Саша улыбнулся, и вновь улыбка его получилась жестокой, но он не хотел причинять Эму никакого зла. Ему казалось, что овладев этим парнем, он его спасет. От пустоты, от меркнущего света…