Белые львы (СИ) - "Omega-in-exile" - Страница 54

К алкоголю он был не то чтобы равнодушен, но очень боялся спиться, потому что его прежняя профессия предполагала регулярные возлияния. Саша приучил себя только пригублять, но встречались клиенты, которые требовали «пить до дна», а потом еще и еще. По счастью, у Саши был крепкий организм, и, даже опьянев, он не терял головы. А главное, держал язык за зубами, хотя многие клиенты норовили его разговорить. В этом смысле Саше куда проще было проводить время с теми клиентами, которые практиковали bdsm. Они, за небольшим исключением, проявляли интерес к Саше только как к сабу и в пьяные, слезливо-сопливые разговоры вступали редко, хотя бывали и такие… Саше приходилось видеть, как невзрачный суетливый мужичонка преображался в сурового, немногословного, эффектного Дома, а затем, после сессии, приняв на грудь, становился слезливым, скулящим существом. Всякое бывало…

Славик между тем едва ли не на цыпочках, балетными шажками направился к столу с алкоголем, а Саша обернулся и посмотрел на Старшего. Тот о чем-то беседовал с седовласым, вальяжным типом. Этого типа можно было принять за крупного чиновника или бизнесмена, но Саша знал его лично: тот когда-то был его клиентом. Вор в законе, полжизни проведший в тюрьмах, но вхожий в самые высокие кабинеты власти. Любивший и умевший доставлять боль во время bdsm-сессий, но четко следовавший правилам и всегда реагировавший на стоп-слово саба в отличие от некоторых отморозков. Здесь, на приеме, они обменялись лишь мимолетными взглядами, делая вид, что впервые в жизни друг друга видят.

Славик возвратился с двумя фужерами.

– «Вдова Клико», – промурлыкал он, протягивая Саше фужер. – Ты как, «Вдову» любишь? – Понятия не имею, – пожал плечами Саша. – Что, разве твой тебя не угощал? – Славик стрельнул блядскими глазками-пуговками в сторону Мурзина. – Он, конечно, мэн суровый на вид, но я думал, он тебя купает в шампанском и розовыми лепестками тебе постель осыпает. Мне бы так! – глазки мечтательно закатились. – Ну, давай, Сашончик, за встречу, за сладкую жизнь, чтоб все было, а забот не было… Ну, как тебе «Вдова»? Да ты пей до дна, пей! Саша выпил, хотя вкуса шампанского не оценил. Ну да, приятное. Но он вообще не слишком разбирался в винах. «Вдова» была, конечно, не дешевой шипучкой, но по большому счету, ничего особенного для Саши в ней не было. – Сашончик, – глазки-пуговки Славика стали масляными. – Знал бы ты, как я тебя люблю! Нет, не в том смысле, не подумай. Хотя и в том тоже… Я бы тебе отдался, если б ты не был девочкой, как я. А может, нам с тобой в лесбиянки податься? Ахахаха! Ой, Сашончик, ну ладно, мне уже бежать пора. Шеф еще одно мероприятие на сегодня наметил. Более интимное. Надо подготовиться, – Славик повел глазками, вильнул попкой. – Сашончик, так рад был тебя увидеть, ты красавчик, чмоки, пока-пока! На звоночках! Выпалив это, Славик помахал Саше наманикюренной ручкой и упорхнул. Саша даже не посмотрел ему вслед. Славик с его трескотней был ему по барабану. И Саше было все равно, что там за «шеф» у Славика и есть ли он вообще. Почему-то Саше казалось, что Славик врал на голубом глазу. Этот ушлый и скользкий мальчик никогда не нравился ни Саше, ни другим юношам из «фирмы». Как сказал однажды кто-то из «сотрудников», «эта блядь за штопаный гондон мать родную продаст». И Саша надеялся, что больше со Славиком нигде и никогда не пересечется. Впрочем, уход Славика не принес облегчения. На него тут же насела какая-то крашеная телка «из попсы», которая утверждала, что знакома с кем-то, с кем знаком Саша (названное ею имя ни о чем Саше не говорило), и пыталась развести Сашу на откровения. – Простите, у меня голова кружится, – сказал Саша. – Мне нужно отойти. Телка фыркнула, поджала губы и проводила его недовольным взглядом. Но у Саши и впрямь закружилась голова. То ли «Вдова Клико» не пошла впрок, то ли в зале стало слишком душно… Саша вышел в холл, где было попрохладнее, но головокружение не унималось. Вдобавок его стало тошнить, а сердце билось все учащённее. Он вцепился левой рукой в мраморные перила лестницы, а правой достал из кармана мобильник и с трудом нажал кнопку вызова охраны. Он понял, что не может сделать ни шага. Сил хватало только на то, чтобы стоять, вцепившись в перила. Головокружение, тошнота и сердцебиение усиливались. Серый туман с кровавыми разводами застилал глаза. Саша ничего не понимал. Ему пришла в голову мысль, что он сейчас умрет. Ему стало страшно: он не хотел умирать, он не был готов умирать! Причем он сожалел не о своей жизни, а о тайном мире серых озер. Он испугался, что никогда больше не увидит этого мира, жившего в его сердце. Не простится с ним перед падением в темное небытие, не зачерпнет последнего стихотворения из прозрачных вод. Не увидит Старшего. И не увидит Йена. Йена…

Туман перед глазами становился все более кровавым, сквозь него невозможно было ничего разглядеть. Саша уже ничего не видел и не осознавал.

Он стал медленно оседать на пол…

====== 22. МЕЖДУ НЕБОМ И ЗЕМЛЕЙ ======

ГЛАВА 22. МЕЖДУ НЕБОМ И ЗЕМЛЕЙ Рамбуйе, январь 2008 года Конфиденциальная встреча Йена Хейдена и президента Франции проходила в старинном замке Рамбуйе, где часто проводились переговоры на высшем уровне и решались судьбы мира. И это Йену льстило. При всей своей одержимости свободой он никогда не был равнодушен к власти и почестям. Для Йена не было секретом, что французы без восторга восприняли его вхождение в проект «Сокоде», поскольку считали Хейдена представителем американского бизнеса. Французы терпели присутствие Хейдена в Чамбе, их бывшей колонии, поскольку тот действительно вкладывал деньги и в проект и, что было необычно, в развитие социальной инфраструктуры. Значительную часть инвестиций Хейдена разворовывали местные коррупционеры, и немалый ручеек уходил на секретные счета французских политиков и чиновников, с которыми делились правители Чамбе, выводившие свои деньги в Европу. До недавних пор этот статус-кво всех устраивал. Но все изменил инициированный Хейденом переворот в Чамбе, ставший для французов полной неожиданностью. И пусть новый президент Чамбе Таго Нбека был пока лоялен Франции, политики в Париже восприняли сам факт переворота как нападение волка на их личную овчарню. Проблемой было и то, что Нбека больше был связан с нынешней французской оппозицией. Все это бесило президента Франции, терявшего контроль над ситуацией и стремившегося любыми путями этот контроль вернуть. Поэтому он и позвал Хейдена на переговоры в Рамбуйе. В роскошной гостиной, обставленной в стиле барокко, президент Франции ужом вертелся перед Йеном. Он намекал на то, что Йен должен продать свои акции в «Сокоде» заинтересованным французским фирмам, а также добиться от Нбеки ряда перестановок в правительстве Чамбе. В обмен он обещал лоббировать в ЕС интересы компаний Йена и его амбициозные аэрокосмические проекты. Но конкретных гарантий давать избегал. Йен не желал продавать свои акции французам, но обещал учитывать их интересы, в частности, в вопросе о ценах на титан. При этом он требовал от французского президента содействовать прекращению мятежа на востоке Чамбе. За этим мятежом стоял Мурзин. Надавить на Мурзина могли высокопоставленные политики в Москве, а на них в свою очередь мог надавить президент Франции. Но тот отделывался туманными фразами о том, что надо учитывать «разные факторы», «политические риски» и тому подобное. – Господин президент, – сказал Йен, потеряв терпение, – мы ведь не перед телекамерами. Меня интересует конкретный ответ на вопрос: можете ли вы добиться прекращения действий мятежников в Чамбе, надавив на тех, кто за ними стоит. Если нет, то не понимаю, какой мне смысл оказывать давление на Нбеку в ваших интересах и тем, более, какой мне смысл продавать свои акции. Но президент Франции снова увиливал от ответа на поставленный Йеном вопрос, после чего принялся намекать на то, что Париж способен оказать давление на Нбеку и без помощи Йена, и что Хейден рискует лишиться своей доли в «Сокоде». Йен слушал эти угрозы с улыбкой. Не потому что не придавал им значения. Но ему было смешно смотреть, как крутится ужом человек, считающийся самым могущественным во Франции. Свободно избранный президент, выразитель народной воли. Нет, Йен и прежде не питал иллюзий по поводу демократически избранных политиков. Но, пожалуй, только нынешнему президенту Франции своим поведением удалось нанести мощный удар по вере Йена в демократию. Чего она стоит, если этот свободно избранный президент ведет себя как карточный шулер и думает лишь о своей власти и о том, как перенаправить финансовые потоки из ограбленной африканской страны в карманы своего ближайшего окружения и своих спонсоров. Йен впервые сталкивался с таким циничным и жалким поведением. Даже свернутый диктатор Чамбе Нгасса, насквозь коррумпированный и продажный, вел себя более достойно. Переговоры закончились ничем. Йен даже не остался на запланированный обед с президентом. Тот, впрочем, не настаивал. Сухо попрощавшись, Йен направился на вертолетную площадку. Маленький двухместный вертолет должен был доставить его в аэропорт Руасси («Шарль де Голль») под Парижем. Там Йена дожидался бизнес-джет, уже готовый к отлету. Йен собирался возвратиться в Сан-Франциско. В сопровождении сотрудников службы безопасности французского президента он ступил на вертолетную площадку и почувствовал, как в кармане завибрировал мобильный. Очевидно, пришло сообщение. Йен решил прочитать его в вертолете. Двигатель вертолета уже рокотал, лопасти вращались. Йен запрыгнул в кабину легкого воздушного суденышка, где, кроме него, находился только пилот, закрыл дверь, и вертолет сразу поднялся и взял курс на север, чтобы облететь Париж и приземлиться в Руасси. Йен видел далеко впереди Эйфелеву башню, небоскребы квартала Дефанс. А справа были видны прямые линии аллей версальского парка. Йен вспомнил о пришедшей sms, достал телефон. Это было сообщение московского детективного агентства, следившего за Сашей. Обычно это агентство присылало отчеты по электронной почте, sms приходили только в экстренных случаях. Йен нахмурился. Что еще могло случиться? Он быстро открыл сообщение. «Забродин находится в больнице в критическом состоянии. Сильное отравление неизвестным веществом. Прогнозов относительно выздоровления нет» Йен смотрел на sms, перед глазами все плыло, кружились черные точки страха… Он нажал на кнопку вызова, чтобы связаться с московскими детективами… Но на этой высоте связи уже не было. И вдруг вертолет дернулся, двигатель взревел, затем внезапно стих, снова взревел, стих… вертолет сильно качнуло, и он стал проваливаться, но двигатель опять взревел, машина стала набирать высоту, но это длилось лишь секунд пять. Лицо пилота было перекошено от напряжения. – Что случилось? – заорал Йен. – Черт! Черт! Черт! – орал пилот, дергая за рычаги управления. – Что, мать твою? – Двигатель! – завопил пилот. – Какого хрена? Снижайся! – заорал Йен, стиснув в руке смартфон. Он снова увидел надпись на экране. «Забродин находится в больнице в критическом состоянии. Сильное отравление неизвестным веществом. Прогнозов относительно выздоровления нет» Саша! Саша погибает! И он Йен тоже… Он никогда не узнает… не увидит… Йена сейчас страшила не собственная смерть, а мысль о том, что он навсегда потеряет своего сероглазого принца… Двигатель снова взревел, вертолет качнуло вправо, затем влево. Похоже, растерявшийся пилот потерял всякий контроль над машиной. – Снижайся! – зарычал Йен. – Снижайся, пока двигатель еще работает! Вертолет болтался в воздухе, его лопасти то начинали вращаться, то переставали и н камнем начинал падать, затем вновь набирал высоту… Земля была все ближе, но Йен с обреченностью понял, что шансов приземлиться у них нет. Они ударятся о землю. Вертолет неуправляем, пилот впал в панику и, казалось, готов был выпрыгнуть из машины, и лишь рычание Йена заставляло его не выпускать из рук рычаги управления. Внизу впереди был лес, перед ним было поле. – Сажай машину! – заорал Йен. – Сажай, пока мы над полем! – Не могу! Не слушается! – верещал пилот. Вертолет завис над полем, и тут двигатель взревел, машину под углом потащило вверх, а затем наступила тишина и вертолет камнем стал падать вниз. Поле, зимнее, черное, приближалось с чудовищной быстротой. «Саша!» – перед мысленным взором Йена возникли серые глаза-озера, в которых так хотелось раствориться – навсегда-навсегда.