Белые львы (СИ) - "Omega-in-exile" - Страница 40

- Потому что так будет лучше для тебя. Для него. Для нас, – лицо раба было бесстрастным, в голосе не было ни угрозы, ни мольбы, лишь мягкое убеждение.

Саша нахмурился, как будто пытаясь осмыслить услышанное. – Я знаю, что говорю, – мягко произнес раб, словно обращаясь к ребенку. – Ты ничего не знаешь! – горько возразил Саша. – Я знаю больше, чем ты думаешь, – на бесстрастном лице раба появилась улыбка, которая, впрочем, тут же исчезла. – Останься! Прошу, останься! – Он не хочет видеть меня. Я снова никто. – Он не сможет без тебя. И я… – раб запнулся. – Я тоже хочу, чтобы ты был рядом. Саша снова пристально посмотрел на него. Но лицо раба казалось высеченным из камня. В голосе не было и намека на сексуальный подтекст. Тут было что-то другое. – Только он может защитить тебя. И он хочет защитить тебя, – произнес раб. В серых глазах мелькнуло беспокойство. Неужели Старший знал, почему на самом деле убили охранников Саши? Нет, только не это! – Я тоже хочу защитить тебя, – вдруг произнес раб. Саша вновь пристально посмотрел на него. – Почему? – спросил он. – Моя профессия – защищать, – с усмешкой проговорил раб. – Прошу тебя, вернись в дом. Здесь холодно. Я принесу тебе поесть. – Я не голоден. – Как знаешь. Но я прошу тебя: останься. Саша снова уставился на яркую Луну, и его прозрачные глаза были полны ее холодном светом. – Я останусь, – тихо сказал он. *** Домодедово, декабрь 2007 года Ничем не примечательный человек вышел из зоны таможенного контроля в московском аэропорту Домодедово. За собой он катил небольшой чемодан, в левой руке держал портфель. Взгляд прибывшего бегал по толпе встречающих и остановился на человеке, державшем в руках табличку с фамилией «Ефимов». Он махнул рукой. – Ефимов это я, – сказал прибывший. – А я думал, меня будет встречать Виталий, как обычно. – У Виталия проблемы, поэтому прислали меня, – сухо проговорил его собеседник. – Давайте чемодан. Прибывший с удовольствием отдал свой чемодан, который оказался достаточно тяжелым, и встречавший повел его к выходу на парковку. Они сели в темный

BMW

. Машина тронулась, выехала с парковки и вышла на московскую трассу, плавно набирая скорость. Пассажир достал смартфон и тут же увлекся его содержимым. Водитель спокойно вел машину. Неожиданно на заднем сиденье, прямо за пассажиром появился черный силуэт. Водитель бросил в зеркало быстрый взгляд, но на его лице не дрогнул ни один мускул. Пассажир, увлеченный содержимым смартфона, ничего не заметил. Впрочем, если бы он даже заметил, то вряд ли что-то успел бы сделать: рот и нос ему зажали тканью, пропитанной каким-то веществом. Он дернулся, но тут же обмяк, потеряв сознание. Водитель продолжал спокойно вести машину, как будто ничего не произошло. Человек на заднем сиденье тоже молчал. Они свернули на МКАД, объехали Москву с востока, затем вышли на Осташковское шоссе и, наконец, въехали в ворота дома Мурзина. *** Саша сидел в своей в комнатке во флигеле. Да, он знал, что не уйдет, потому что не хотел уходить. Но он и не хотел падать в ноги Старшему, умоляя о прощении. Не потому что не мог этого сделать. А потому что это было бы нечестно. Он не хотел просить прощения, и его мольба была бы неискренней и ненужной. Он знал, что нарушил запрет Старшего. Но ничего не мог поделать. Саша пытался разобраться в себе, но чем дальше, тем больше уходил в дебри душевных противоречий. Да, его тянуло к Йену, как тянет мотылька на свет. Но он понимал, что Йен это тот огонь, который убьет его. Саша любил Йена. Просто любил и все. Пусть они и виделись всего несколько раз. Впервые Саша познал чувство любви. Теперь он понимал, что то, что он принимал за любовь к Игорю, было другим. Привязанностью, благодарностью, поиском защиты. Чем угодно. Но Йен действительно сумел воспламенить его сердце, до этого пребывавшее в сером тумане покоя, вокруг которого роились темные страхи и тревоги. Саша любил и Старшего. Но другой любовью. Так, наверное, любят отца, которого у Саши никогда не было. Старший не нес в себе убийственный огонь и одновременно смертельный холод как Йен. Он приносил боль, но вместе с ней и защиту. Заботу. Покой, в котором так нуждался Саша. Все это Старший давал Саше даже сейчас, когда не подпускал к себе и не позволял переступать порог своего дома. Саше прислуживал Михаил, снова ставший бессловесным и невозмутимым, как будто и не было между ними того странного разговора лунной ночью. Олега поначалу не было. Но через пару дней он снова появился. Принес Саше обед. Он держался высокомерно и презрительно. И для Саши вновь наступил мучительный момент. Он понимал, что надо принимать решение. Сделать именно то, что он ненавидел и не умел делать. Решать самому. Именно сейчас. Сейчас. Когда Олег смотрит на него презрительно и даже вызывающе, брезгливо поставив поднос с едой на стол. Решать. Решать. Решать. – На колени, – Саша услышал свой хриплый голос как будто со стороны. Взгляд его холодных серых глаз встретился со взглядом раба, полным презрения и насмешки. Но Саша не отводил глаз, внезапно почувствовав, как в нем снова шевельнулось нечто незнакомое и пугающее, просыпавшееся в нем на берегу океана в Чамбе и в парижской церкви. Вместе с этим к нему стремительно возвращалась уверенность в своей власти над рабом, а тот, наоборот, смотрел все более неуверенно, хотя и по-прежнему вызывающе. – На колени, – повторил Саша. Он расстегнул и стянул с себя ремень, по-прежнему не отводя взгляда от раба. Саша понятия не имел, как тот отреагирует. Рассмеется ему в лицо или… Но в глазах Олега насмешка и презрение внезапно сменились злостью. Он смотрел на Сашу исподлобья. Саша поднял голову, и в его глазах появилось нечто грозное, беспощадное, неумолимое. Взгляд господина, который заставляет раба повиноваться. Олег смотрел на Сашу, словно пытаясь собраться с силами, но этот странный, пугающий взгляд магнетизировал его. Это был взгляд того, кто обладает властью сам по себе, а не потому, что получил ее от кого-то. Эту власть нельзя было ни вручить, ни отнять. Она просто была. Такая же естественная и неотвратимая как дневной свет или ночная тьма. Раб медленно опустился на колени. Ремень резко ударил по ягодицам раба. Удар был сильным и болезненным. За ним последовал такой же удар. Раб содрогался, скрежетал зубами. Саша наносил удары с каменным лицом. Десять ударов. – Вон! – приказал он, не глядя на раба. Тот, не говоря ни слова, исчез за дверью. Когда дверь закрылась, Саша осознал, что в паху у него все закаменело. – В кого я превращаюсь, Господи? – прошептал он. – В кого? Торопливо стянув джинсы, Саша обхватил руками член. Он кончил в одну минуту и повалился на кровать, обессилевший и опустошенный.

Любой мой шаг приводит к краю бездны,

Завороженно я в нее смотрю,

Наверное, спасаться бесполезно,

Я встречу мертвым новую зарю.

А для меня – лишь пустота и мУка,

Безжизненный холодный лунный свет,

Не вырваться из замкнутого круга

Носящихся на привязи планет!

Быть может, все изменится когда-то,

Но в переменах притаилась смерть,

И все звучат бесцветных дней рулады

И длится серой жизни круговерть.

А бездна – просто полуночный бред,

Иллюзия мечты.

Исхода нет.

Саша понял, какое наказание наложил на него Старший. Он заставил его принимать решения. То, от чего Саша всю жизнь бежал. Прятался. Когда он увидел в интернете публикации о случившемся в Париже, о его отношениях с Йеном и Старшим, а также вываленный на порносайтах компромат, то поначалу пришел в ужас. Он, конечно, всегда допускал, что правда о его жизни в мире полусвета однажды выплывет наружу, и всегда этого страшился. Но его успокаивала мысль о том, что им мало кто заинтересуется. Ну, подумаешь, мальчик по вызову, да сколько их в одной только Москве! Многие сашины знакомцы по этой сфере не скрывали, чем занимаются, и даже бравировали этим. С родственниками Саша не общался, универ он закончил и контактов с бывшими однокурсниками не поддерживал. В соцсетях он присутствовал, но активной жизни не вел. Знакомства его, в основном, сводились к тому самому полусвету, где о нем и так всё знали. Но он никак не ожидал, что в одночасье станет одной из топовых фигур рунета и не только рунета. Что на его полузаброшенные аккаунты в соцсетях, которые он завел еще будучи в универе и размещал там время от времени свои стихи, не пользовавшиеся популярностью, вдруг хлынут толпы народу, оставляя сотни комментариев. Большинство из них были на тему: «сдохни, педик», «гори в аду, шлюха», «сколько бабла насосала, пидовка?» и тому подобное. Часть комментариев была, наоборот, едва ли не восторженной: «Мальчик, ты крут!», «Ой, какая симпатяжка!», «Отдайся мне, я заплачУ» или, наоборот, «Трахни меня», или «Я влюбился в тебя», «Я влюбилась в тебя». Было немало угроз, как в комментах, но по большей части в личке: убить, изуродовать и так далее. Были и предложения о свидании. И было немало просьб о деньгах, как же иначе? «Ты теперь богатый мальчик, а я сижу без работы, меня выгоняют со съемной квартиры, я понимаю, что тебе нет до меня дела, но, пожалуйста, переведи мне 10 К, я все верну!» – посланий с таким содержанием набралось около полусотни.