Сплошная видимость (СИ) - "MMDL" - Страница 7

Когда пришла пора выдвигаться к месту встречи с Кэмероном и Люком, я так толком и не проснулась: по-детски терла влажнеющие от сонных слез глаза, зевала. Куртка осталась на моих плечах, ведь спросонья по коже бежали мурашки, осенним холодом ощущался любой прохладный ветерок, а в этом городе ветров по улицах гуляло больше, чем прохожих.

Чемоданы нас ждали в камерах хранения — свободные руки можно было сунуть в карманы и взбираться по улочке на крутой холм не спеша, словно мы здешние, рядовые гуляки, наслаждающиеся сногсшибательным видом да нарастающим жаром в напряженных бедрах. Когда живешь на равнине, оказываешься неготовым к таким серьезным нагрузкам…

Мы завидели Кэмерона и Люка издали, в душе вспыхнуло детское желание подбежать к ним, но немилосердный склон отказал мне в возможности ускориться хоть немного. Вниз с заносчивым блеском на металлических элементах корпуса пронесся трамвайчик.

— Как погуляли? — поинтересовался папа, глянув, как и я, на небольшой белый пакет в руке Люка, который тот не шибко успешно прятал за бедро, стараясь привлекать к покупке минимум внимания. В пакете, судя по форме, была белая коробка китайской еды. Посетили китайский квартал, купили поесть — что такого, зачем так оберегать эту коробку?.. Пока наши отцы разговаривали, я поймала взгляд Люка и вопросительно, подняв брови, указала взором на пакет. Вместо ответа Люк сделал вид, что не понимает, о чем идет речь, и даже карикатурно посмотрел на затянутое облаками ванильное небо.

Понемногу вечерело. Скоро нам нужно будет забрать багаж из камер хранения и отправиться на пристань. Четыре дня на пароме — никаких городских или природных пейзажей, кроме бесконечных океанских волн, куда ни глянь; хотелось надышаться этим городом, раз следующий мы увидим не скоро. Потому, оставив в покое не такую уж и интересную коробку Люка, я отошла от беседующих родителей, перешла проезжую часть и остановилась у витрины маленького магазинчика. За стеклом были развешаны разноцветные ветряные колокольчики и ловцы снов. Все они были неподвижны, мертвы за прозрачной броней, — ах, какая красота, какая музыка бы родилась, ворвись в этот магазинчик всего один порывистый вихрь!.. Фантазия переключила мое внимание с витрины на иллюзорный танец красочных блестящих металлических трубочек, перьев, искусственных цветов, а движение позади меня — на отражение на стекле. Нервно посматривая по сторонам, будто неуверенный в себе вор, особенно часто оглядываясь на отцов, Люк приблизился ко мне, зашуршал пакетом. Я посмотрела на него уже напрямую, не через отражение.

— Вот, — кратко сказал он и протянул мне — действительно — белую коробку из-под китайской еды.

— Спасибо, — чуть удивленно ответила я. Лишь с третьего раза поддела ногтями краешек картона и раскрыла подарок. Внутри в прозрачной хрустящей упаковке лежало большое китайское печенье с предсказанием, погнутый посередке месяц из бежевого теста. — Спасибо, — уже искреннее повторила я. Он подумал обо мне, купил что-то — приятно…

— Открой.

— Оно раскрошится. Давай лучше на пароме.

— Нет, открой сейчас, — настаивал Люк, избегая смотреть мне в глаза. — Над коробкой разломай — все кусочки в нее упадут.

Не похоже, что ему любопытно, какое мне попалось предсказание… Ах вот в чем дело! Мы с папой тоже бывали в китайском районе — и в магазинчике, где эти печеньки пекутся: там можно не только подобрать предсказание по теме, но и написать свое, а работник вложит его в печенюшку. Боже, только бы там не была очередная оскорбительная шутка…

Заранее готовясь к худшему, я постаралась удержать благодарную улыбку на губах, так что приобрела она довольно яркую болезненность. Надорванный пакет тяжелым пером опустился на дно коробки, кою держал для меня Люк. Печенье было не только большим — с полутора ладони, — но и крепким, так что пришлось приложить немало силы, чтобы все-таки его сломать. Осколки твердого теста упали в коробку, туда же я бросила неравные «половинки» печенья, в пальцах осталась только бумажная лента. Я развернула ее смело, неосмотрительно, как может крутить в руке пистолет человек, не знающий, что ствол заряжен и снят с предохранителя…

«Вы захотите поцеловать того, кто принес Вам это печенье.»

— Нет, не захочу! — вспыхнула я от смущения, точно легкий кружевной тюль, пропитанный бензином. — С чего вдруг вообще?!..

— Ну и дура! — тотчас покраснел Люк — от стыда, не от злости.

Обиженная этим емким словом (куда меньше, чем Люк — моей реакций), я вырвала из его пальцев коробку, опрокинула ее содержимое в висящий одной ручкой на запястье Люка пакет (чтоб печенье не пропало), а саму коробенцию запульнула Люку по лбу! Легкий картон с мультяшным стуком соприкоснулся с глупой-глупой-глупой головой! — Люк в недоумении развел руками, мол, и чего ты этим добиться хотела, совсем не в себе?.. И правда, какая дура… Вместо того, чтобы кидаться коробкой и выставлять себя истеричкой, мне следовало развернуться и уйти, однако раз уж не хватило ума вовремя так поступить, нужно было исправить ошибку хотя бы сейчас. Я развернулась к проезжей части, увидела глядящих на нас отцов с той стороны улицы — еще бы, наши крики не могли не привлечь их внимание, как и случайных прохожих… Сгорающая от стыда, потому и вдавливающая подбородок в ключичную ямку, я маршировала прочь от магазинчика, Люка и проклятого печенья с предсказанием. Молодец, сохрани хоть каплю достоинства…

Кварталом выше трелью запел трамвайчик. Я остановилась перед рельсами: уж точно не настолько дура, чтобы жизнью зазря рисковать… как вдруг позади, в паре шагов от меня, выпущенной в небо стрелой прозвучал голос Люка, панический, громкий:

— РИНА!

Да чего?.. Растерянная, уже совершенно не сердитая на него, я хотела обернуться, вот только Люк достиг меня куда раньше, чем я увидела собственное плечо. Перед моими глазами пролетел по инерции пакет, неизменно держащийся за запястье; Люк схватил меня за руки, вместе мы повалились на асфальт, а слева, у самого уха, страшно загрохотал промчавшийся мимо трамвайчик. Люк, поднимаясь с меня, отсаживаясь в сторонку, тараторил, окрикивал меня, засыпал вопросами о том, в порядке ли я; через пустые рельсы перебежали отец и Кэмерон, такие же бледные от испуга за меня, как и сам Люк.

— ДА ЧТО Ж ТЫ ДЕЛАЕШЬ-ТО?!.. — прорыдала я, садясь. Правое предплечье стреляло в мозг из револьвера, заряженного болью. Я прижимала дрожащую правую руку левой к груди, но боль это ничуть не уменьшало, и слезы лились по щекам, не переставая.

— Да я же тебе жизнь спас! — воплем ответил Люк. Его ладони замерли у невидимого барьера: он хотел прикоснуться ко мне, помочь подняться, но боялся сделать все опять только хуже.

— Я ОСТАНОВИЛАСЬ ПЕРЕД ТРАМВАЕМ!.. Я ОСТАНОВИЛАСЬ, ОН НЕ НА МЕНЯ ЕХАЛ!..

Отец поднял меня на руки, словно маленькая-я упала по неосторожности и опять разбила колени.

— Ты от испуга плачешь или ударилась?..

— Р-рука… — простонала я сквозь слезы и уткнулась отцу в шею мокрым покрасневшим лицом. Съездили, называется, на Гавайи…

========== Часть 5 ==========

Против собственной воли мне пришлось уговаривать отца подождать меня вместе со всеми в коридоре; Кэмерон помог. Мне и правда было бы легче, спокойнее, если б в смотровую со мной зашел папа, но страх выглядеть жалко в глазах человека, которого я увижу в первый и в последний раз в жизни, отчего-то был слишком силен. Почему совершеннолетие должно автоматически означать, что мы меньше или вообще не нуждаемся больше в родителях? Почему с годами невидимый шлагбаум перед качелями, «Хэппи Милом», мультфильмами, умильными игрушками и другими клевыми вещами обязательно опускается, внутренне преграждает путь?..

Врач, строгая женщина средних лет, осмотрела мне руку, сделала укол обезболивающего и отправила на рентген. Я вышла в коридор — трое членов моей семьи поднялись со спаянных металлических стульев синхронно, но у меня не было пока для них новостей. Встревоженными собаками, искренне переживающими за хозяйку, они протопали вместе со мной до кабинета рентгенолога, подождали возле двери, после проводили обратно до смотровой, откуда, взглянув на снимок, доктор направила меня накладывать гипс.