Сплошная видимость (СИ) - "MMDL" - Страница 1

========== Часть 1 ==========

Разглядывая в скучнейшей ныне реальности и ярких воспоминаниях лица своих родителей и их «новых» избранников, я пришла к двум неутешительным выводам.

Все люди — те еще нарциссы, ведь истинные половинки хоть чем-то да похожи на них. Шестнадцать лет назад мои родители поняли, что совместная жизнь друг с другом для них больше пытка, чем комфортное времяпрепровождение. Отец сошелся с коллегой и лучшим другом в одном лице почти сразу; маме же пришлось повстречаться с несколькими «неправильными» мужчинами, чтобы, наконец, найти своего суженого, во многом эксцентричного человека, однако доброго и к ней, и ко мне. У отца и Кэмерона было столь много общего, во внешности в том числе: их вполне можно было бы принять за братьев из-за каштановых волос, одинаково волевых фигур и решительных глаз. В детстве, когда я обнимала Кэмерона, мне порой казалось, что вся эта брачная мешанина приснилась мне и на самом деле в кольце моих маленьких бледных ручек отец. Я довольно спокойно относилась к тому, что он оказался геем, а вот раздельную жизнь родителей переживать было не очень-то просто… Но появление в доме Дика, второго маминого мужа, как ни странно, помогло мне почувствовать себя лучше! Инструктор по йоге и релаксации, он просто не был способен не приносить домой кусочек своей работы, но и до сих пор такой, что, в общем-то, неплохо! Стоило мне получить в школе «тройку» или «двойку», реакцией матери было: «Выучи все и пересдай как можно скорее!», а ответом Дика: «Глубоко вдохни, закрой глаза, отдайся шепоту природы, сидя посреди двора… И как почувствуешь разгорающийся внутренний свет в груди — возьми в холодильнике мороженое!» Первоначально Дик и мама не были похожи, но чем больше времени вместе они проводили, тем больше общих черт я подмечала: мама перенимала солнечную улыбку Дика, широкую, до обаятельных морщинок у глаз; ее взгляд становился спокойным, в нем уменьшался напор стресса, связанного с работой и воспитанием меня. Так же, как и (во многом хиппи) Дик, мама начинала выглядеть не по возрасту — счастливым свободным ребенком, запертым во взрослом теле.

«…счастливым…» И мать, и отец в любви неимоверно счастливы!.. Что подводит меня ко второму, ранящему выводу…

Со мной что-то совершенно не так… Потому что тот, кто извечно притягивает мой озадаченный, зачастую обиженный взгляд, ни капельки на меня не похож…

Тяжело вздохнув, я неказисто улыбнулась своему отражению в бассейне. Бледная черноволосая девушка в воде не выглядела счастливой. Губы были блеклы, уголки опущены… Я перекинула тонкие хвостики на плечи — лоснящиеся на солнце пряди чуть прикрыли цветастый тканевый бюстгальтер, через который всякий раз в холодину проглядывали очертания затвердевших сосков, — но именно этот постыдный купальник мама почему-то сунула мне в сумку!.. Насильно я выдавила улыбку. Отражение заметно облагородилось. Может, раздуть челку, не приглаживать?..

Захваченная новой идеей, я сдвинулась на самый край шезлонга… Сердце сковал испуг, когда пара ладоней врезалась в мою спину! — и с визгливым криком, который быстро оборвала вода, я неловким тюленем плюхнулась в бассейн! Кутерьма пузырей перед глазами, шумное давление на барабанные перепонки, волосы, развевающиеся точно черные водоросли, и прохлада не успевшей нагреться за утро воды. Я вынырнула сразу же, как собралась с мыслями и уперлась ногами в неглубокое дно. Вода в этой части бассейна мне была до нижних ребер, резко очерченных на фоне приемлемой худобы. С волос стекали ручьи, поникшая челка почти закрыла глаза, но все же не помешала рассмотреть шестнадцатилетнего злокозненного беса, стоящего у шезлонга с пластиковым водным автоматом, болтающимся на перекинутом через плечо и шею ремне. Его волосы были темны и коротки, как у Кэмерона, только взъерошены вдвойне; хаотично, без всякой системы, в них затерялись волнистые мелированные прядки. Ленивое солнце играло светом на выразительной широкой челюсти, нежило легкие мышцы, отталкивалось от иссиня-черных купальных шорт. Пухлые губы моего обидчика озаряла едкая ухмылка превосходства, из-за существования коей хотелось лицо ему расцарапать — лишь бы смыть ее!..

— Как водичка? — насмешливо поинтересовался он.

— Идиот… Придурок… Козел — другого такого не сыскать… — обозленной гусыней шипела я, тщетно силясь привести волосы в порядок.

— Да ладно, можешь не отвечать: уже и сам вижу, что водица прохладная, — кивком указал он на мою грудь.

С подавленным стоном унижения я прижала руку к каменным соскам, приподнимающим мокрую ткань, и мой сводный брат громко расхохотался. Я вылезала из бассейна кое-как, одной рукой держась за лестницу; он прыгнул в воду, одарив меня напоследок целым фонтаном холодных брызг. Чудовище, а не человек…

Обнимая себя за плечи, я вступила в шлепанцы и поспешила к номеру, до которого было идти и идти: сперва пересечь двор придорожного мотеля, заставленного немногочисленными машинами, следом пройти под балконом-коридором до лестницы, подняться на второй этаж и шлепать в обратном направлении до двери. Наша семья сняла пару комнат, и мне как единственной девушке отдали одноместный номер в единоличное пользование. Хотя, вероятно, дело скорее в том, что за придурком-Люком нужен глаз да глаз. Нет, он не приведет к себе девушку, как можно было бы подумать, не будет травку курить или выпивать — у него другая страсть. Мания превращать жизни окружающих людей в ад… Учитывая тягу Люка к разномастным разрушениям, у него под шевелюрой вполне может быть родимое пятно «три шестерки»…

А ведь когда-то был таким милым пухлощеким карапузом… Я помню первый раз, когда мне дали его на руки: десятилетняя девочка тряслась так, словно это не младенец мирно сопит в ее объятиях, а покоится связка динамита с догорающим фитилем. Я боялась случайно уронить малыша, сжать как-нибудь не так и сломать ему миниатюрную ручку, так еще за минуту до этого Кэмерон поведал мне о том, что у новорожденных слабая шея и если не поддерживать голову или делать это неправильно, можно ребенка вообще убить!.. Я нервно смеялась, как сумасшедшая, прижимая сводного братика к сердцу, переводила мокрые глаза то на своих родителей, то на его; Кэмерон забрал ребенка, а я еще долго не могла успокоиться и ревела, просунув в его крохотную ладошку мизинец…

Я не заметила момента, когда это прекрасное беспомощное существо превратилось в очаровательного маленького мальчугана, следующего всюду за мной хвостиком. По четным выходным дням отцы брали нас у матерей, и это был чудесный традиционный день безграничного безумия! — праздник без причины, что для любого ребенка — счастье! Мы вместе играли, выезжали на природу, бывали в парках аттракционов, кинотеатрах, музеях, кафе и много где еще, а фотоальбомы с драгоценными воспоминаниями наполнялись быстрее, чем мы успевали распечатывать снимки и покупать для них толстенные тома. Я не воспринимала Люка как брата, он больше походил на племянника или кузена из-за разницы в возрасте, и я думала, так будет всегда, но каким-то образом то ли мое психологическое развитие затормозилось, то ли схватывающий налету Люк меня догнал, а заодно позволил пубертату перекроить свой характер в настоящее торнадо. «Берегись, Элли, ураган уже близко!» — и почему-то снова и снова это чертово ненастье находит именно мой дом…

На лестнице я отняла руки от согревшейся груди, и фигура моя окончательно поникла. Погруженная в прошлое, я не на шутку перепугалась в миг, когда чужие пальцы сжали мои плечи, но это всего лишь был Кэмерон. В цветастой рубашке с короткими рукавами, небритый, он выглядел вполне обычно, пусть увидеть его таким — редкость; а вот представить папу настолько расслабленным — что-то уже из ряда вон!

Чуть пригнувшись, чтоб уменьшить разницу в росте, отчим заглянул в мои порозовевшие глаза; плечи по-прежнему находились в ловушке семейной теплоты.

— Рина, что случилось? У тебя глаза красные…

— Это от хлорки, — скуксилась я, будто ребенок. — Люк опять столкнул меня в воду. Он что, не в курсе, как говорят в народе: «Шутка, повторенная в каждом чертовом мотеле, повышает шансы твоего мучительного жестокого убийства!»