Когда Черт в твоем Омуте — Дешевка (СИ) - "Grafonorojdennuy" - Страница 58

Минни, в последний раз мурлыкнув, спрыгнула на пол.

Тварь отступила от кровати. Отвела нож подальше. Склонила голову набок.

— Я буду осторожен, обещаю, — ласково произнесла Тварь.

Аллег вскинул на Нее нарочито испуганные глаза. Он следил за каждым Ее движением. Она приблизилась спокойно, без спешки. Так же спокойно занесла нож — он был отточен, Аллег это знал. Быстрая смерть, хоть и болезненная. Тварь приметилась, сощурив горящие глазищи. Пару раз провела в воздухе лезвием на пробу. Плавно ринулась вперед.

И Аллег перехватил Ее руку. Он впился трясущимися пальцами в худое предплечье, костлявый локоть, чувствуя запах крови и болезненного азарта. Его затошнило. По спине потек пот. Он напрягся всем телом, воскресил последние свои силы. Но Тварь продолжала наседать. Ее лицо исказилось в сочувствующей, почти жалостливой мине. Она не напирала на него в полной мере — Ей нравилось видеть его жалкое безрезультатное сопротивление.

— Аллег, прошу, — сдавленно выдохнула Тварь. — Чем быстрее это случится, тем быст… УХ!

Ей нравилось смотреть — Аллег это прекрасно знал. Она слишком низко склонилась к нему, она слишком быстро поверила в свою победу. Она была слишком уверенна в себе. Аллег опустил голову, выставив вперед свой выпуклый лоб — и рывком подался вперед.

В глазах вспыхнули звезды, но рука в его захвате обмякла. Тварь охнула, зажмурилась, непроизвольно откинув голову назад. Собрав последние силы, переборов дурноту и боль, подпитанный одной только ненавистью и жаждой расплаты, Аллег с силой оттолкнул Ее прочь, едва не слетев с кровати. Тварь, неловко взмахнув руками, попятилась, зацепилась ножом за торшер — острый стальной кончик застрял в блеклом полотне. Аллег, на развороченных подушках, в дурмане от усталости, слабости и наркотиков, вяло наблюдал за тем, как Тварь помучилась с секунды две-три, чтобы его оттуда достать.

Грудь дрогнула. Это было забавно.

Тварь сделала шаг вперед, но запуталась в длинных шторах и повалилась назад, на невысокий платяной шкафчик. Ударилась об него затылком, спиной и, несомненно, копчиком. Зашипев, шатаясь, неловко поднялась на ноги.

Уголки губ дрогнули. Аллег хмыкнул. Это было ещё забавнее.

Тварь двинулась к нему. Ее глаза горели — не только жаждой, но и злобой, гневом. Она, хромая, пошла к нему, сверкая окровавленным ножом. Ее губы были крепко сжаты, лицо пепельно-бледно. Она сделала пару рваных шагов в его сторону и…

БАМС! Исчезла за резко распахнувшейся дверью. Аллег расхохотался в голос.

— Ну что, тварь?! — взревел человек, весь в черном, влетевший в комнату с пистолетом наголо. — ПОПА…! Э. А где?..

Сержант Данко замотал головой, непонимающе хмуря брови. Наткнувшись, наконец, взглядом на Аллега, спросил недоуменно:

— Где этот ваш?..

Аллег, беззвучно хохоча, указал дрожащим подбородком на дверь.

— Ага! — громко и хрипло вскричал сержант, заглянув туда. — Вот ты где, паскуда! Решил в прятки поиграть?!

У Аллега от смеха в уголках глаз скопились слезы. От смеха. Да, определенно, именно от него… Внизу было слышно какое-то копошение. Шум, гам, грохот — он едва разбирал все это за стуком крови в ушах. За ноющей болью в сердце. Его смех оборвался резко, словно ему перерезали связки.

На лестнице раздались торопливые шаги.

— ДАНКО! — взревел кто-то снизу. — НУ, ЧЕГО ОН ТАМ?

— ЖИВОЙ! — отозвался сержант. — И ЭТОТ ВАШ, И ЭТОТ, КОТОРЫЙ, БЛЯТЬ!..

— Тише, господа, прошу вас. Относитесь с уважением к пострадавшему.

В комнату вошел высокий седой мужчина в строгом костюме и больничном халате. Аллег поднял на него глаза. И всхлипнул. Он знал его. И Томми тоже знал… Томми… Смех вырвался из его рта снова — жалкий дрожащий смех пополам с глухим рыдающем воем.

— Тише, мистер Тэрренс, — зашептал Эмиль Годфруа. — Тише. Все закончилось.

— Томми, — неразборчиво прохрипел Аллег, сквозь мутную горячую пелену не видя почти ничего. — Томми…

— Все хорошо, — повторял аптекарь, спокойно и тихо. — Все будет хорошо.

Аллег слабо ему верил — скорбь и горе не есть что-то хорошее. Прикосновение иглы он уже едва чувствовал. Тьма затянула его в себя, как трясина.

========== 19 глава. Интерлюдия «Перед Грозой» ==========

Густая махровая тьма рассеивалась медленно. Кусками выплывали из небытия белесо-желтоватая поверхность сверху и белое кривое нечто сбоку. Только после пяти минут тупого созерцания Аллег осознал, что белесо-желтое — это потолок, а «нечто» — стойка для капельницы. Грубоватая стойка, наскоро сделанная. Рядом с ней маячила фигура в белом — некто склонился над чем-то вне поля его зрения. Аллег с трудом прочистил горло.

Некто тут же обернулся к нему.

— Не двигайтесь, сэр, — попросил кудрявый юноша в медицинском халате. — Прошу вас, сохраняйте спокойствие. Вы в полной безопасности.

«Возможно», — подумал Аллег, а вслух просипел:

— Т… То… Томми?..

— Йа ст-тес-сь.

Будь в нем больше сил, он повернул бы голову рывком, а так пришлось просить помощи у фельдшера. Аллег хватанул ртом воздух, едва не поперхнувшись. Тело сковала слабость. Глазам стало жарко. Томми. Его мальчик. Его дорогой светлый мальчик! Живой…

И не совсем здоровый. Лицо бледное до синевы, губы разбиты, один глаз заплыл. Тело было скрыто специальным покрывалом, на шее красовался медицинский бандаж. Аллег приподнял брови — мол, как ты, сынок?

Томми криво усмехнулся.

— Ногха, — просипел он едва разборчиво. — Лодыш-шка. И во-огхт. — Он указал на шею дрожащим пальцем. — Твар-рхына-а…

— Что с ногой? — ему в тон спросил Аллег.

— Сломал, — ответил за Томми кудрявый фельдшер. — Ничего серьезного — перелом чистый. Зарастет в срок, если лечение будет правильным.

Аллег слабо кивнул, не в силах оторвать взгляда от своего мальчика. Он успел уже с ним попрощаться, успел похоронить и… Неважно. Неважно. Он здесь. Он живой. Живой… Томми тоже не спускал с него глаз. Темная зелень в густой никелевой серости приглушенно мерцала в полумраке. Его мальчик открыл рот, чтобы что-то сказать… И откуда-то за пределами машины скорой помощи раздался пронзительный визгливый крик. Рот Томми дрогнул и исказился. Он неловко покосился в ту сторону, и Аллег сделал то же самое. Прищурился и слегка приподнялся, чтобы лучше видеть.

В мрачных сумерках весеннего вечера мелькали темные силуэты людей, снующих туда-сюда. Окна его дома, все как одно, горели ярко-белым, и рассмотреть, что происходит близ них, было относительно просто. Люди в штатской форме полиции, люди в медицинских халатах, просто какие-то люди, помогающие по мере сил одновременно и первым, и вторым.

Среди всех них ярко выделялся высокий лощеный на вид незнакомец с киноварно-красной шевелюрой — он бурно изливал поток яростных речей на стоящего рядом с ним сержанта Данко, как всегда хмурого, бледного и молчаливого. У ног незнакомца на каком-то черном ящике сидел крупный шкафообразный мужичара с квадратным подбородком и пышными засаленными бакенбардами. Его голова, левая рука и часть груди были плотно забинтованы.

Незнакомец вновь громко вскрикнул, и Данко поморщился. Говорили они на одном языке — не поймешь то ли испанский, то ли итальянский. В какой-то момент проскользнуло даже что-то отдаленно напоминающее немецкий.

Томми беззвучно фыркнул. Аллег нахмурился.

— Кто они? — спросил он у фельдшера, но тот только руками развел. — Кто это, Томми?

— Узья, — хихикнул его мальчик и тихонько закашлялся.

— Мистеру Клайптону сейчас не следует много говорить, сэр, — несмело проговорил кудрявый паренек.

— Ему в принципе не следует много говорить, мой мальчик, — заметил Аллег и хмыкнул, когда Томми показал ему сизоватый язык. — Думаешь, осознание этого факта ему как-то мешает?

Он чувствовал странную неземную легкость. В один миг — тот самый, когда он увидел Томми воочию — его словно выпустили из громадных могучих тисков. Он жив. Томми жив. Они оба живы. Все было хорошо, как и говорил ему Годфруа. Все было очень и очень хорошо…