Сестрица невесты принца (СИ) - Воск Степанида - Страница 16

— Мы уже не здесь. Мы уже там, — Платон указал на дверь. — Пойдем, Полина. Здесь не стоит больше находиться. А с тобой я потом поговорю, — последнее относилось к Вайолету. Во всегда мягком голосе господина Посла слышались стальные нотки.

Я не протестовала, когда Платон уводил меня. Я молчала, когда мы шли мимо гостей. Я не издала ни звука, когда мы садились в шикарный автомобиль Платона, подогнанный тотчас, как мы оказались за воротами резиденции.

— Что это было? — наконец не выдержала.

— А я все ждал когда ты задашь вопрос, — криво улыбнулся мужчина, кладя руки на руль.

— И что же? — хотелось узнать его версию. Не часто меня называют чьей-то девушкой, не ставя заранее в известность.

— Я хочу называть тебя своей девушкой. Это плохо? — Платон был прямолинеен. Другого от него и не ожидала.

— Это не просто плохо, это возмутительно, — выдала чересчур эмоционально.

Сцепила руки в замок и зажала их между коленями, чтобы, ни дай Бог, не наброситься на мужчину с кулаками.

Мне нельзя. Я же девушка. А не какой-то там индюк.

— Я так и думал, — Платон завел автомобиль. — Но ты поразмысли над моим предложением. Я серьезно.

Вот и поговорили. Я не знала что ответить мужчине. Выбрала нейтральное.

— Я домой хочу.

— Даже не сомневаюсь, — красивые брови взлетели вверх и вновь опустились на свое привычное место.

Машина плавно покатила по улице ночного города, унося нас прочь от резиденции.

— Как ты могла ее бросить? — кричала мама, потрясая полотенцем.

— Мам, она взрослая женщина. Ей двадцать. Ты постоянно мне говоришь, что двадцать это возраст самостоятельности, — напомнила. — Что надо нести ответственность за принятые решения.

— Это к тебе относится, а не к Алиночке. Она младшенькая. Ты не сравнивай.

— Мама, у нас разница пятнадцать минут или сколько там ты говорила?

— У вас разница в год. Посмотри в паспорт.

— Мы из двойни. Ты забыла? Из одной двойни. Или я ошибаюсь? Может быть ты меня под кустом нашла, потому такое отношение. Или я не твоя дочка? В чем причина такого предвзятого отношения ко мне и лояльного к Алине? — не выдержала и, наконец, сказала то, о чем думала долгие годы.

— Да как ты смеешь говорить такое? И кому? Родной матери. Ты неблагодарный ребенок, которая постоянно что-то хочет, которой всего мало, которая требует и требует. Ты о сестре подумай. О младшей. А ты только о себе. О своих нуждах и хотелках.

Чуть воздухом не поперхнулась, когда услышала мамины слова.

— Ты только ее любишь. Постоянно слышу — Алина то, Алина сё. А я для тебя Полька. Дочерью называешь только когда что-то надо.

Когда плотина прорвалась, то водяной поток не удержать. Так произошло и со мной. Все обиды, накопленные за долгие годы, выплеснулись наружу, показав свое уродливое лицо.

Эмоции брали верх. Я никак не могла с ними совладать и чем дальше, тем становилось хуже.

В первую очередь мне. Я понимала, от того, что выскажусь, ничего не изменится. Мама не поменяет своего отношения. Ни ко мне. Ни к Алине.

Как ставила ее на пьедестал, так и будет возносить. Я же для нее по остаточному принципу. Старшая дочь, как она привыкла говорить. А Алина любимая доченька. Этим все сказано.

Нас прервал вернувший отец.

— Девочки, что вы тут шумите?

— Ты представляешь эта …, - мама чуть не сказал мерзавка. — Полина. Оставила нашу Алиночку непонятно с кем и непонятно где.

— Да на улице она стоит. Разговаривает.

— Кто? — мамины глаза округлились до размера царских золотых, что мы как-то видели в музее.

— Алина, — пожал плечами папа. — Кто же еще?!

— Как стоит? Она же на приеме осталась, — мама резко повернулась в мою сторону. — Ты же сказала.

— Так, видимо, прием закончился. Ее домой и привезли, — пояснил отец.

— На чем привезли? Почему так рано? Еще даже полночи нет, — мама смотрела то на меня, то на отца.

— Не ты ли мне говорила, что все порядочные девушки должны до двенадцати ложиться спать?

В уголках глаз отца застыли смешинки, когда он напоминал об этом матери.

— Что ты такое городишь? Твоя дочь на улице. Неизвестно с кем. А ты так спокойно мне об этом говоришь? — накинулась мать на отца.

Я под шумок начала пятиться к выходу из кухни. Отца, конечно, жаль, попал под горячую руку. Но я так устала. Вначале сборы на этот дурацкий прием. Потом разборки с Алиной. Затем с ее индюком. Еще Платон надумал непонятно что предложить. Вишенкой на торте оказался разговор с матерью. Спать хочу. В постель хочу. Ничего не хочу.

В коридоре нос к носу столкнулась с Алиной.

— Мам, Алина уже дома! — крикнула, чтобы хоть как защитить отца. — Хватит спорить. Прекращайте.

Меня всегда расстраивало, когда на него выливается ушат обвинений в неспособности содержать семью, в нежелании становиться богатым как Крез или хотя бы как Рокфеллер, в его излишней романтичности.

Во времена, когда мы с Алиной были еще маленькими девочками, папа с мамой часто вывозили нас на природу «под ивы». Так в народе называлось одно чудное место в нескольких километрах от города. Туда, по обыкновению, ехали молодые люди, чтобы признаться в любви.

На закате, солнце проникало в ивовый домик, представляющий собой загадку природы. Ветки деревьев таким необычным образом сплелись, что соорудили стены и крышу, а между ними ничего не росло. И в этом домике могли смело разместиться пара человек. Для того, чтобы сидя наблюдать за уходящим солнцем простирающимся над водяной гладью.

В этом домике молодые люди признавались в любви. Делали предложения руки и сердца. Влюбленные постарше, соединенные браком, как мои родили, приезжали за воскрешением романтики в отношениях.

Мы всегда туда ездили с ночевкой. Брали палатку, запас одежды и еды. Пока мама и папа миловались на лоне природы, я и Алина играли в куклы или рассказывали друг другу страшные истории.

В то лето помимо нас поехала еще одна девочка. Дочь маминой подруги. Они с Алиной заигрались, не давая мне возможности принять участие. Я и пошла бродить в одиночестве. В темноте. И стала свидетельницей ссоры родителей.

— Из-за твоей принципиальности и нежелания прогнуться семья вынуждена перебиваться с копейки на копейку, — недовольно шипела мама. — Не будь ты столь глуп, сейчас бы жили в золотой пещере, а не в халупе. Твой идиотский идеализм вышел всем боком.

— Мне чужого не надо, но и свое не отдам, — спокойно заметил отец.

— А ты уверен, что оно твое? — издевательски рассмеялась мама.

— Уверен, — твердо заявил отец в ответ.

— Глупый романтик…, - дальше разговор прервался. Девочки, обнаружив мое исчезновение, начали кричать, переполошив всю округу, родителей в том числе.

Я так толком и не поняла о чем говорили родители. Вроде бы продолжали извечный спор о деньгах, в то же время и нет. И причем золотая пещера? У нас в семье никогда не водилось лишних денег.

Для меня до сих пор загадка откуда они взялись у отца. Выиграть в казино можно, но для этого надо быть счастливчиком. А вот с везучестью в нашей семье наблюдались большие проблемы.

Платон задумчиво крутил трубочку для коктейля с зеленой юбочкой в виде груши на одном конце.

Появление в резиденции Вайолета не осталось для него незамеченным.

И теперь мужчина ждал, когда тот появится в кабинете.

Если Платон хорошо знал своего племянника, то ждать оставалось недолго.

— Меня ищешь? — шаги услышал еще в коридоре. — Я у себя.

На миг в дверном проеме застыл Вайолет. Как будто размышлял заходить или нет.

— Что у тебя с ней? — спросил без уточнения.

— Я бы хотел задать тебе встречный вопрос, — Платон оторвал взгляд от листика груши, смешно топорщащегося в сторону. И посмотрел на Вайолета.

— Она обманщица. Лгунья.

— Допустим. И поэтому ты ей чуть не снес голову отросшими когтями? — в голосе прорывалось рычание.